Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!
Шрифт:
Зато вложения, сделанные им в оборудование острова за последние тридцать лет, значительно превосходили годовые бюджеты многих вполне развитых государств, хотя и не шли в сравнение с бессмысленными расходами на вооружение тех же Соединённых Штатов, да и СССР, если по мировым ценам считать.
В результате получилось убежище, вполне способное на неограниченный срок разместить с комфортом несколько тысяч человек на случай тотальной ядерной войны или любого другого катаклизма типа падения на Землю приличного астероида (кроме прямого попадания, само собой). Лишь бы вообще уцелела земная биосфера. Несколько лет «ядерной зимы», к примеру, пережить можно
В громадном гроте, метров пятьдесят высотой и три сотни в диаметре, расположенном на уровне моря и соединённом с ним подводным тоннелем, спокойно размещалось у пирсов несколько транспортных подводных лодок и даже две боевых, с хорошим торпедно-артиллерийским вооружением. Не считая специально сконструированных комбинированных подводно-надводных каботажных судов. Так что и здесь не ошибся в своих предвидениях Жюль Верн, описывая и остров Линкольна и Бэк-Кап, хотя уж откуда ему, казалось бы, никогда не выходившему в море дальше прибрежных вод, знать о «тайнах двух океанов».
В случае тех событий, на которые Сарториус и его соклубники рассчитывали, то есть глобального катаклизма, могущего разрушить весь теперешний миропорядок, имевшиеся на каждом из островов-убежищ флоты должны были обеспечить и связность уцелевшей инфраструктуры, и возможность использования уцелевших ресурсов остальной Земли. В том числе заниматься промышленным рыболовством и использованием иных ресурсов океанов, которые очень мало пострадают при наземном конфликте почти любой интенсивности.
Кроме уже готовых жилых помещений, складов, мастерских, наисовременнейших систем жизнеобеспечения, рассчитанных, как уже было сказано, на комфортное проживание нескольких тысяч «избранных первого разряда», вчерне были готовы уровни, предназначенные для совсем других категорий обитателей. «Нечистых», выражаясь языком Библии. «Второй разряд» – в него должны были войти квалифицированные рабочие, рядовые инженеры, обслуга всякого рода, кандидаты в будущие свободные фермеры и «вольные землепашцы», к которым теоретически относились рыбаки, охотники, старатели, просто профессиональные организованные мародёры.
И наконец, «третий» – не то чтобы совсем рабы, но что-то очень близкое по статусу – сервы, колоны, крепостные, как хочешь назови – одним словом, плебс всех разрядов, на которые их делили в древнеримском обществе. Но и они должны были состоять из особей генетически безупречных. Ведь пополнять, в случае чего, убыль представителей «высших каст» придётся за их же счёт, больше неоткуда. Да и наложниц себе феодальные сеньоры, русские помещики и американские плантаторы-южане находили в этих же слоях, пресытившись чересчур узким кругом женщин, равных по положению, да вдобавок ещё и свободных от брачных уз.
В общем, продумано всё было наилучшим образом. На сооружение таких вот убежищ по всему миру десятилетиями тратились гигантские суммы, стерилизуя таким образом львиною долю всей обращающейся в мире «чёрной наличности», которая в противном случае грозила бы обрушить мир в новую, не в пример более страшную «Великую депрессию». Целые отрасли производств по всему миру тоже работали на этот проект, даже не подозревая об этом, потому что ещё одна «индустрия» возникла тут же – одновременно логистический центр и высокоспециализированная служба безопасности, защищая тайны, о которых сама не имела стройного представления.
Забавнее всего, как уже было сказано, было то, что очень ко многим делам, связывавшим «Клуб искателей Странного» (так организация назвалась в имперской реальности) и «Общество озабоченных гуманистов» с «Хантер-клубом», сам Арчибальд приложил руку в бытность свою господином Боулнойзом. Что сейчас позволяло организовать несколько интересных вариантов той бесконечной игры, что ведут между собой всевозможные спецслужбы, начиная с времён столь же давних, как и история праотца Ноя с его ковчегом, «чистыми» и «нечистыми».
Самое главное, что больше всего заинтересовало и Фёста и Воронцова – это проявление в лице господина Сарториуса и очередного «аристократического клуба», весьма склонного (как и его предшественник, если не сказать – дублёр «Хантер») к неуставной деятельности. Не есть ли они (и люди, и клубы) – то ли первичные по отношению к ним, то ли вторичные – проявлениями как раз той «третьей силы», которой в своё время так опасались аггрианские резиденты.
Вполне ведь можно представить, что всё те же Игроки, разочаровавшись в своих же «послушниках» (то есть в «Братстве» как в таковом), решили вывести на доску, на сцену, на беговую дорожку – как угодно можно сказать – новых персонажей. Удовлетворяющим каким-то там неведомым «критериям отбора». Чтобы или вообще заменить прежние фигурки на новые, повыше качеством, оставив саму шахматную доску и число клеток на ней в неприкосновенности, или просто в очередной раз обострить партию, введя по ходу дела дополнительные факторы, фигуры и расширив пространство маневра. До ста двадцати восьми клеток, к примеру.
– Ну да, Дмитрий Сергеевич, опять вы мне напомнили всё те же «Записные книжки»: «Ввести в известную пьесу новое лицо, которое перевернёт все действие».
– Почему бы и нет. В конце концов, там же сказано: «Всё, что вы написали, пишете или только собираетесь написать, давно уже написала Ольга Шапир, которая издавалась в Киевской синодальной типографии». Так что я не уверен, имеет ли смысл ждать от каких-то там, пусть и потусторонних существ, действительно оригинальных поступков. Если признавать существование Бога и боговдохновенность Библии, так и на них должно распространяться: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и ничего нет нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас» [176] .
176
«Екклесиаст». Гл.1, 9–10.
Разговор как бы сам собой скатился всё на те же рельсы, как и почти каждый, что начинали между собой «братья» и даже посторонние люди, попадавшие в их орбиту, если, конечно, были способны на это. Впрочем, с неспособными не слишком-то и разговаривали. На каждый тезис тут же выскакивал антитезис, далеко не всегда приводя при этом к «синтезу», и цитаты появлялись сами собой, иногда для подтверждения собственной мысли, иногда – для замены её чужой, более удачной формулировкой, а нередко – просто так, на манер джазовой аранжировки известного созвучия. Хотя и на этот случай немедленно находится очередная мудрость: «Глупейший человек был тот, который изобрёл кисточки для украшения и золотые гвоздики на мебели».