Велик
Шрифт:
Невысокий сунул ключ обратно и схватил пленницу за руку. Его товарищ — за другую.
— Клешни уберите, вы, крокодилы! — гневно дернула локтями Оламайд. — Я — замужняя женщина! И сама к вашему капитану дойду, если ему так надо, и скажу ему всё, что про него думаю, и про его отца, и про его мать, и про его братьев и сестер, если они у него есть, хотя как не быть, потому что такие дети каракатицы, как он, по одному из икринок не вылупляются, и все племя ихнее акулье, и как ему стыд глаза не выел до сих пор и печенки не повыворачивал наизнаночку, и…
Чародей поморщился было в невольном
Он откинулся на штабель мрамора, расслабился и впился взглядом в нужную ему точку, пока свет — хоть и слабый — гостевал в их темнице…
Ослепительное сияние ударило в глаза Оламайд. Она зажмурилась, отвернулась, закрыла лицо руками, оступилась, покачнулась…
Через последние несколько ступенек трапа она вознеслась на руках матросов и сразу же была низвергнута на палубу.
Сзади с почти оглушительным грохотом захлопнулся люк.
С едва ли не менее оглушительным стуком лоб ее встретился с горячими гладкими досками. Посыпавшиеся из глаз искры закружились, меняя местами верх и низ, на минуту затмили свет солнца, а когда осветительный и пространственный статус-кво был восстановлен, оказалось, что действие вокруг нее уже разворачивалось вовсю.
Приоткрывшиеся в крошечную щелочку глаза сообщили, что перед ее носом стоит пара крокодиловых сапог, прикрытых длинным подолом малинового шелка, вышитым по краю странными черно-желтыми узорами. Но не успела она подумать, что нормальная женщина в такую жару должна ходить если не босиком, то в полотняных туфлях, а черное на малиновом видно плохо, особенно в сочетании с мутно-желтым, и лучше было бы его заменить на синее, и желтое сделать поярче, а зеленая кожа обуви так и вовсе не сочетается с цветом юбки, как нервный мужской голос проговорил:
— Начинаем. Они уже близко.
Мужчина в юбке?..
— Кто это? — решив отложить консультацию по вопросам имиджа, шатко приподнялась на локтях торговка.
Но обладатель сапог, похоже, не только не умел правильно одеваться, но и вежливо себя вести, так как ответа она не получила, а вместо этого морской бриз внезапно наполнился удушливым запахом горелых перьев и мешаниной из резких бессвязных звуков.
— Что у вас там такое? Чайка в сигнальный огонь упала? — она подняла голову, но не успела ничего разглядеть, потому что в глаза ей тут же посыпался разноцветный порошок с запахом мяты, а в лицо и на шею брызнули капли апельсинового сока.
— Да что я вам — тунец перед жаркой?! И оглохли вы там все, что ли?! Я спрашиваю, что за ерунда тут происходит!
Оламайд возмущенно принялась тереть глаза, одновременно пытаясь встать, чтобы лицом к лицу на пальцах и неоднократно объяснить самовлюбленному мужлану в малиновом балахоне, как надо себя вести, когда с тобой разговаривают почтенные рыботорговки, но тут внезапный порыв ветра ударил волной галере в скулу — и палуба метнулась из-под ног. Матрона, не успев разогнуться, взмахнула руками и головой вперед повалилась туда, куда ее стапятидесятикилограммовую фигуру послали законы физики.
То есть на
Молотя руками по воде, Оламайд вынырнула из бирюзовой толщи воды, хватанула воздух ртом, и тут же исторгла его обратно в истошном крике: «Помогите!!!..»
Справа, метрах в трех от нее, волна разорвалась, и на поверхность, отплевываясь и хрипя, выскочила голова с залысинами, сопровождаемая плечами и руками в малиновом шелке.
На палубе тут же завопили, забегали, и в воду полетели веревки.
— Хватайте!
— Держитесь!
— Они уже близко!
Оламайд, забыв тонуть, потянулась к ближайшей веревке — но та моментально взвилась вверх.
— Болван!!! — отплевываясь, прокричала она. — Куда?!
— Быстрее!!!
— Спасайте жреца!!!
— Да как его спасешь, капитан?!
— Прыгай!
— Я не умею плавать!
— Заодно научишься!
— А пока я буду учиться, кто будет жреца спасать?
— Фахак тебе в мерлузу, каранкс облезлый!
— И вовсе я не облезлый…
— Плывут, плывут!!!.. — голоса наверху зазвенели на грани истерики.
— Кто?!.. — впервые осознав, что все происходящее — нечто большее, чем недоразумение и незапланированные водные процедуры, матрона панически оглянулась на море, но волны, малозаметные с высокого борта галеры, здесь, внизу застили всё, кроме зазубренных скал вдалеке.
— Они уже рядом!!!
Грань сломалась, и годовые запасы истерики посыпались на головы утопающих — вместе с новыми веревками:
— Хватайтесь, святейшество!!!
— Ловитесь!
— Ловись, святейшество, большое и маленькое…
— Каранкс плешивый!!!
— То-то же…
— Вот они!!!..
Накативший вал приподнял Оламайд на несколько секунд — и она впервые увидела два буруна, несущиеся к кораблю со скоростью голодной акулы. Матрона охнула, всплеснула руками, захлебнулась, закашлялась соленой горечью и ушла на несколько секунд под воду.
Подстегнутый ужасом, человек в малиновом неистово заколотил руками по воде, поднимая фонтаны брызг — но не двигаясь с места. Попутная волна, точно сжалившись, подхватила его, шмякнула о борт, увешанный веревками как мастерская хорошего паука, и жрец — инстинктивно или рассчитав — мертвой хваткой вцепился в ближайшую. Матросы наверху рванули, и тут вода за его спиной вскипела, и из нее выпрыгнуло сине-красное чудовище, похожее на всех акул вместе взятых — и еще на полтора десятка монстров, науке не известных. Жрец взвизгнул, поджимая ноги — и чудище тенью прошло понизу и плюхнулось в воду, унося с собой зеленый сапог крокодильей кожи.
Оламайд вынырнула[3], задыхаясь и сипя — как раз вовремя, чтобы услышать, как над ее головой с высоты безопасности булькающий и отплевывающийся водой голос выразительно провещал:
— И прими в дар от нашего судна… о могучий Бугу… Бубу… Дугу… Дуду… Гугу-Дубаку… повелитель пролива… одноименного…. эту превосходную женщину… в самом соку…
И не успела матрона осознать, что даровая женщина в собственном соку она и есть, как вода справа забурлила, отбрасывая ее к самому борту, и прямо перед ней всплыл не то комод, не то сундук, обтянутый красной кожей в синюю клеточку.