Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-й мировой войне

Устинов Виктор Михайлович

Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево во Франции было осуждено, но французское правительство за этим событием сумело сразу рассмотреть зловещую его сторону, и, словно предугадывая цепь последующих событий, в Париже стали готовиться к худшему. Президент Франции Пуанкаре вместе с высшими правительственными лицами 20 июля на крейсере прибыл в Кронштадт, где его встречал Николай II в окружении большой свиты, в которой выделялись генералы прусского происхождения, за вежливостью и улыбками которых скрывалась их ненависть к демократической Франции. Высокого гостя из Франции царь повез в Петергоф, где у входа в Большой дворец их встречали министр императорского двора генерал-адъютант граф В.Б. Фредерикс, обер-гофмаршал двора граф П.К. Бенкендорф, оберцеремониймейстер барон П.П. Корф и личный адъютант германского кайзера генерал-лейтенант Хелиус³⁷.

От такого избытка прусских выходцев и прусского духа при дворе русского царя представителям французской делегации показалось, что они приехали не в Россию, а в Пруссию – так разительно все отличалось от русских обычаев и русских традиций. Два последующих дня пребывания французского президента в России прошли в Красном Селе, где французам были показаны многочисленные и красочные построения русских войск, собранных для демонстрации силы, которой в действительности нельзя было обнаружить. В честь президента Франции Пуанкаре в Большом Петергофском дворце состоялся парадный обед, где в присутствии дипломатического корпуса Николай II выступил с пространной и воинственностью речью. В адрес Германии, ничем еще не угрожавшей России, царь сделал несколько воинственных высказываний, и всем показалось, что вопрос войны с немцами уже “созрел”³⁸.

Положение Франции перед угрозой войны оставалось трудным. В России царь Николай II и его окружение заверяло Пуанкаре в верности франко-русскому союзу, в то время как в Петербурге нарастали стачки и забастовки рабочих Путиловского завода и заводов за Московской заставой, спровоцированные офицерами царской охранки, открывшими огонь по рабочим без всяких на то причин; а железнодорожники угрожали остановкой всего железнодорожного транспорта. Работники германского посольства во все дни пребывания французской делегации в Санкт-Петербурге разъезжали по улицам города и открыто призывали рабочих и население столицы к неповиновению властям. Зная истоки этих провокационных выступлений и кто их инициировал, члены французской делегации не были уверены, что русское правительство, возглавляемое немощным Горемыкиным, способно выполнить свои союзнические обязательства. Но как только в Петербурге 23 июля было получены сообщения из Австрии об ультиматуме Сербии, а германские послы в Англии, Франции и России в тот же день заявили правительствам этих держав, что Германия находит требования Австрии правильными и “отмечает с особой определенностью”³⁹, что весь этот вопрос подлежит решению исключительно между Австрией и Сербией, без всякого вмешательства со стороны других держав, то в столицах стран Антанты стало ясно, что в Германии и Австро-Венгрии уже принято решение начать войну. Пуанкаре сокращает свой визит в Россию, но по пути на родину он делает еще один важный политический шаг – посещает Швецию и добивается от шведского правительства заверений в сохранении нейтралитета в назревавшем конфликте на европейском континенте.

Расстановка сил на европейском континенте в конце июля обозначилась, непонятной оставалась позиция Англии даже в тот момент, когда решался вопрос о войне и мире. 1 августа Франция, получив из Германии провокационный запрос – останется ли она нейтральною в случае войны Германии с Россией, сообщила об этом английскому правительству, заявив при этом, что остаться нейтральною она не может и просит, чтобы Англия открыто объявила себя на стороне Франции. Английское правительство немедленно ответило на этот запрос прямым отказом, что оно “не может в настоящее время принять на себя никакого обязательства”⁴⁰. Ответ англичан поверг французов в шок, из которого они быстро вышли, осознав, что война для них неизбежна. Французы считали для себя неприемлемым требование германского правительства, чтобы Франция в виде залога за свой нейтралитет “передала Германии крепости Верден и Туль”⁴¹, с потерей которых утрачивалась всякая способность французской армии и страны к сопротивлению.

Английское правительство уже давно решило участвовать в войне на стороне Франции и России и вело активную подготовку к ней, но ее министр иностранных дел Грей еще раз принимает на себя роль “миротворца” и считает необходимым созвать конференцию послов четырех держав (Англии, Франции, России и Германии), и предложение об этом было передано 26 июля в Париж, Берлин и Петербург. Целью конференции намечалось предотвращение дальнейшего осложнения кризиса между Австрией и Сербией, но эти государства Лондоном на переговоры послов не приглашались. Соотношение сил на конференции складывалось явно не в пользу Германии, и ее отказ от переговоров уже в силу одного этого обстоятельства был по существу предрешен сразу.

С 20 июля в Англии начал осуществляться грандиозный королевский смотр британского флота, для которого была проведена пробная мобилизация морских сил Англии. После этого небывалого в летописях истории смотра английского флота I, II, и III флоты со вспомогательными силами в конце месяца ушли в море для маневров⁴². Англия готовила свою главную силу – флот – к войне, но в Германии не придали этому событию должного внимания. Одновременно в глубинных районах страны английское правительство готовило экспедиционный корпус для его отправки во Францию. Это было тайной за семью печатями, которую знали всего лишь несколько человек в Лондоне и Париже. Английская армия, предназначенная для операций на западноевропейском театре, имела в своем составе 150 тыс. человек. К 21 августа экспедиционный корпус в составе 4-х пехотных и одной кавалерийской дивизий на транспортных судах прибыли во Францию через Гавр, Руан и Булонь, откуда они сразу были выдвинуты в район Любеж-Ландреси, где вскоре приняли участие в знаменитом Марнском сражении, в котором была похоронена стратегия Германии быстрого разгрома Франции и ее союзника – Англии.

Но Лондон вновь пытается создать иллюзию своего нейтралитета, чтобы поскорее подтолкнуть Берлин к началу боевых действий против Франции и России. И это ему удалось осуществить. Кайзер Германии Вильгельм II и его правительство во главе с канцлером Бетман-Гольвегом были убеждены, что в назревавшем конфликте Германии с Францией и Россией Англия сохранит свой нейтралитет в начальный период войны, который немцы считали достаточным для того, чтобы они смогли разгромить французскую армию, и тогда можно было вести переговоры с англичанами в принципиально новой политической обстановке, в которой Берлин мог диктовать свои условия мира.

Принц Пруссии Генрих, родной брат Вильгельма II, в последние дни июля был в Лондоне, где он встречался с королем Великобритании Георгом V, чтобы узнать позицию англичан на случай войны Германии с Францией и Россией. 29 июля в Берлине было получено от него сообщение, в котором он уверил германское правительство в английском нейтралитете. Это был неправильный вывод, пристегнутый к военной обстановке, царящей в Пруссии, и принц подстраивал мнение английского короля к этим обстоятельствам, изменить которые он уже не мог. На самом деле король Георг V устранился от такого обещания, сказав своему двоюродному брату принцу Генриху буквально следующее: “Мы попробуем сделать все, что можем, чтобы не быть вовлеченными в это, и останемся нейтральными”⁴³.

Посол Германии в Англии Лихновский не верил успокоительному сообщению принца Генриха, потому что, в отличие от других стран, в английской столице принято считаться прежде всего с политикой правительства, а не короля, мнение которого имеет важное значение, но не решающее. Английское правительство до конца сохраняло тайну своего участия в войне на стороне Антанты, потому что оно знало о планах Германии напасть на Францию через Бельгию, и в Лондоне было решено открыть свои карты только при нарушении нейтралитета этой страны.

1 августа Грей заявил Лихновскому, что Англия ни в коем случае не потерпит нарушения бельгийского нейтралитета, и предупредил германское правительство об ответственности за такой шаг. Лихновский тогда спросил: может ли рассчитывать Германия на нейтралитет Англии в случае соблюдения бельгийского нейтралитета? Грей наотрез отказался дать такую гарантию. Тогда Лихновский попросил Грея уточнить условия, на которых можно добиться от Англии нейтралитета. Подойдя ближе к послу, Грей ответил ему жесткой и давно усвоенной фразой: “Англия желает сохранить руки свободными”⁴⁴.

В назревавшем военном конфликте в Европе главным союзником кайзеровской Германии выступала Австро-Венгерская империя, а судьба ее всецело зависела от личности императора Франца Иосифа, царствование которого продолжалось более 60 лет. Ввиду старости и отхода его от дел в австрийской политике все больше выступал на первый план наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд Д’Эсте, ярый клерикал и противник окружения престарелого монарха. Между императором и наследником всем был виден налицо скрытый и глубокий антагонизм. Недобрые чувства к правящему монарху возрастали из-за зависти сановников императора Франца Иосифа к его великому государственному уму, быстро и легко разбиравшемуся в вопросах внутренней и внешней политики империи и умевшему всегда находить главное звено в их разрешении.