Великая Церковь в пленении
Шрифт:
Почти все эти богословы, независимо от того, родились они на венецианской или оттоманской территории и учились ли они в Италии, придерживались твердой антилатинской ориентации. Только в конце XVI в. Римская церковь приняла контрмеры. В 1577 г. папа Григорий XIII основал в Риме коллегий св. Афанасия для образования греков в «правильной вере». Ученики этого заведения происходили почти исключительно с островов, которые были на тот момент или незадолго до этого под итальянским владычеством, — с Корфу, Крита, Кипра и особенно с Хиоса. Коллегий давал превосходное образование: среди его выпускников был великий ученый, родом с Хиоса, Лев Алляций. Туда принимали мальчиков и из православных семей в надежде обратить их в католичество, надежде, которая не всегда осуществлялась. [346]
346
Jugie M.Op. cit. Vol. I. P. 522 .
В то же самое время стало легче получить хорошее образование в Константинополе. Начиная примерно с 1550 г., благодаря влиянию ученых, получивших образование в Падуе, предпринимались попытки преобразовать Патриаршую академию. Туда были введены высшие науки, особенно изучение философии. В 1593 г. ученый патриарх Иеремия II собрал синод, который утвердил новый устав академии. Были учреждены различные отделения, включая высшую философию и такие отдельные науки, как богословие и литература, каждое из которых возглавлялось схолархом, назначенным патриархом. Кажется, все схолархи на первых порах были выпускниками Падуанского университета. [347]
347
О Иеремии см.: Sathas С. (1572–1594), passim.Иеремия пытался убедить Маргуния приехать в Константинополь и преподавать в академии. См.: Legrand .Op. cit. Vol. II. P. XXVIII-XXX; Geanakoplos D. J. Op. cit. P. 167–168.
Таким образом, к концу XVI в. для умных и предприимчивых греческих юношей существовало несколько вариантов для получения высшего образования. Но для молодого человека, жившего вне Константинополя и у которого не было возможности поехать в Италию, дела обстояли не так просто; даже места в Патриаршей академии не были столь многочисленны. В 1593 г. синод, реформируя Патриаршую академию, также рекомендовал митрополитам основывать академии в своих городах. Сомнительно, чтобы многие архиереи последовали этому совету. Организовать и поддерживать академию было дорогостоящим мероприятием; число хороших учителей было ограничено. Вероятно, в течение следующих десятилетий были организованы академии в таких больших городах, как Фессалоника, Трапезунд и Смирна, и находились они преимущественно под покровительством местных митрополитов, но сведения о них очень скудны. [348] Единственная академия, которая получила какую-то известность и из которой вышли знаменитые ученики, была основана не митрополитом, а эпирским священником, Епифанием Игуменом, который подчинялся Греческой церкви в Венеции. Он собрал сумму денег, преимущественно у более состоятельных членов своей общины, которую поместил в казну св. Марка с целью выплачивать жалование учителям основанной в Афинах академии. В первые годы XVII в. в Афинской академии преподавали последователь Аристотеля Феофил Коридаллевс, его ученик Никодим Ферреас, Димитрий Ангел Венизелос. [349] Среди ее учеников был Нафанаил Хикас, который получил некоторую известность как писатель–полемист. Но поскольку после Афин Хикас отправился в коллегий св. Афанасия в Риме, возможно, что он обязан своим образованием католическим отцам. Они обратили его в католичество, но он переехал в Венецию и Падую и вернулся к вере своих отцов. По словам Досифея Иерусалимского, который впоследствии издал один его антилатинский трактат, «в Риме он испил мутной воды раскола и ереси, но, отправившись позднее в Венецию, был наставлен на путь истинный Гавриилом Севером, митрополитом Филадельфийским». [350] Но пожертвование Епифания было слишком маленьким, а подозрения турок слишком сильны, и академия не смогла выжить. Один юноша с Пелопоннеса, Христофор Ангел, поступил туда в 1607 г. только для того, чтобы быть почти сразу арестованным по обвинению в том, будто он испанский шпион. У него были конфискованы книги и деньги, и с большим трудом ему удалось спасти свою жизнь. Дальнейшая судьба его была связана с Англией. Вскоре после этого академия была закрыта. [351]
348
См.: Karolides Р. . . 531; Stephanopoli J. .L Ecole, facteur du reveil national//Le Cinq-centieme anniversaire de la prise de Constantinople, L Hellenisme contemporain (fascicule hors serie). 1953. P. 242–243, 253–254.
349
Stephanopoli J. .Op. cit. P. 254–255; Sicilianos D.Op. cit. P. 258–259.
350
Ibid. P. 193–194; Demetracopoulos A. C. Op. cit. P. 142.
351
См. ниже, гл. 7.
В Малой Азии за пределами больших городов, вероятно, вообще не было греческих школ. В конце XVII в. Томас Смит писал, что турецкие чиновники в азиатских провинциях намного менее терпимы, чем в Европе. [352] На европейской территории школа была основана Епифанием Игуменом в Янине, еще до того, как он отправился в Афины. Другая школа была создана в Арте в XVII в., несколько школ в Македонии, а немного позднее на островах Миконос, Наксос и Патмос. В Димитсане на Пелопоннесе в конце XVII в. была известная академия, в которой получили образование не менее шести патриархов следующего столетия. Школа была также в Навплионе. [353] Афинская школа была возобновлена в 1717 г. монахом Григорием Сотирисом и получила новое пожертвование от жителя Афин Георгия Антония Мелоса, который сделал карьеру в Испании; оно было дополнено Стефаном Рулисом, афинянином, жившим в Венеции. Самый известный ее директор был критянин, Афанасий Бутсопулос из Димитсаны, среди учеников которого был будущий патриарх Григорий V. Но, вероятно, эта школа считалась устаревшей. Более современная школа была основана в 1750 г. другим венецианским греком, Иоанном Декой. [354]
352
Ricaut P.The Present State of the Greek and Armenian Churches, Anno Christi, 1678. P. 23.
353
Gedeon . . . 131; . . 491, 511, 594, 599, 622, 625. Stephanopoli J. . Op. cit. P. 254–258. Pococke R. A Description of the East. Vol. II. 2. P. 31 дает нелестное описание патмосского «университета» около 1730 г.
354
Sicilianos D.Op. cit. P. 261–262.
Хотя Высокая Порта никогда не вмешивалась в дела Патриаршей академии в Константинополе, провинциальные правители могли притеснять школы сколько им было угодно; а многие из них смотрели на образование для меньшинств как на в высшей степени нежелательное явление.
Самые замечательные академии XVIII в. находились в районах, находящихся вне непосредственного турецкого контроля, в двух столицах Дунайских княжеств, Бухаресте и Яссах, а также на острове Хиос, у которого было ограниченное самоуправление. На Хиосе хорошие школьные традиции существовали еще со времени генуэзского владычества, когда греко–итальянец Гермодор Лестарх стоял во главе известного учреждения, в котором учились как католики, так и православные. [355]
355
Бухарестская академия была основана стольником Константином Кан–такузином, дядей князя Константина Бранковича (см.: Jorga N. Byzance apres Byzance. P. 203–205 и статью Tsourkas С. Autour des origines de Г Academie Grecque de Bucarest//Balkan Studies. Vol. VI. 2. 1965), где датой основания указывается 1675 г., примерно на 15 лет раньше, чем у Йорги). Первый известный преподаватель там был Иоанн Кариофилис, который возглавлял Патриаршую академию и был великим логофетом в патриархате, но покинул Константинополь после некрасивой сцены, когда он оскорбил патриарха и был изгнан Александром Маврокордато, тогда великим скевофилаксом и великим драгоманом. Патриарх Досифей Иерусалимский, который при этом присутствовал, сумел восстановить порядок, но Кариофилис был вскоре обвинен в ереси (Daponte К. Chronicle. Р. 39). Академия в Яссах была основана ранее 1600 г. (см.: Jorga N. Op. cit. P. 205). Другие школы в Яссах и Бухаресте были созданы в конце XVIII в. (Ibid. Р. 236–237). Академия на Хиосе, , существовала со времени генуэзской оккупации. Лестарх, который прибыл туда с Занте, преподавал некоторое время в Ферраре, а на Хиосе обосновался ранее 1560 г. (Gedeon . ). Похоже, что она некоторое время в конце XVI в. находилась в руках иезуитов. Школа была известна своей химической лабораторией и библиотекой. К концу XVIII в. в ней числилось 700 учеников. В начале XIX в. преподавателем французского языка там был сын художника Давида. См.: Argenti P. Chios Vincta. P. CCXVI-CCXVIII; Stephanopoli J. Z. Op. cit. P. 257–258.
На Ионических островах, находящихся под венецианским управлением, греческие школы были разрешены с 1550 г.; их уровень был выше, чем в школах на материке, потому что многие из учителей получили образование в Венеции и Падуе. На Крите, который также был в руках венецианцев, но имел репутацию мятежного, школы не поощрялись. [356]
Таким образом, средний греческий юноша из провинции не был хорошо образован, особенно если он происходил из низших классов, откуда были большинство монахов и сельских священников. Многие дети оставались безграмотными и необученными. Юноша, который хотел стать священником, должен был отправиться в местный монастырь, чтобы научиться читать, писать и заучить религиозные книги, которые ему потом будут нужны. Этим его образование и ограничивалось. В монастырях были библиотеки; но только некоторые из монастырей имели достаточно средств, чтобы пополнять библиотеки новыми книгами, а в беднейших монастырях монахи начали терять вкус к чтению. Только несколько засаленных Евангелий, Псалтирей и литургических книг, Часослов и Октоих, о которых упоминает Крузий, были всегда в употреблении. Будущий священник один раз выучивал последование литургии, и на этом его образование заканчивалось. Он затмевал своих прихожан, потому что умел читать и мог совершать Таинства. Но высшее образование было вне досягаемости для него, и он относился к нему подозрительно. Неграмотность среди женщин была еще более распространена. Немногие девочки могли посещать уроки в местном монастыре, а многие монахини с трудом могли читать. Богатый землевладелец или купец мог пригласить грамотного монаха, чтобы тот давал уроки его детям, как мальчикам, так и девочкам, т. е. некое подобие образования, но оно не распространялось очень далеко.
356
На Ионических островах все греческие школы, вероятно, были частными. Главным интеллектуальным центром был Занте, а не Корфу. A. Drummond(Travels. P. 94–95), который посетил Занте в 1744 г., был поражен высоким уровнем культуры на острове. Он обнаружил там жителей, в том числе греческих священников, которые читали Локка и других философов, но полагал, что они пренебрегали математикой. О Крите см.: Geanakoplos D. J. Op. cit. P. 140–142. Единственная примечательная школа на острове была под покровительством монастыря св. Екатерины; в ней учился Кирилл Лукарис, и ей завещал Маргуний часть своей библиотеки. См. выше и ниже, гл. 6.
Упадок образованности чувствовался даже в таких монастырях, как афонские. В XVI в. они в достаточной мере заботились об этом, о чем свидетельствует покупка библиотеки Михаила Кантакузина; каталоги их книг говорят о том, что они все еще покупали книги, как печатные, так и рукописи, как светского, так и религиозного содержания; это продолжалось и в XVII в. Упадок наступает в XVIII в. В 1753 г. патриарх Кирилл V предпринял попытку восстановить Св. Гору в лучшем виде как центр религиозной культуры. Он основал там академию для монахов и назначил туда преподавателем одного из выдающихся философов того времени, выходца с Корфу Евгения Вулгариса. Но Вулгарис был модернистом, который получил образование в Германии; его философские теории привели монахов в такой ужас, что через несколько лет он был переведен главой академии в Константинополь. Даже там его модернизм был сочтен крайним. В 1765 г. он уехал в Германию, где его высоко оценили, а затем закончил жизнь в России под покровительством Екатерины Великой. [357]
357
Об Афонской академии см. современное свидетельство: Macraios S. / /SathasС. . . III. . 219. См. также введение Сафаса к тому: . '-'. См. также: Рара–dopoullos Т. Н.Studies and Documents relating to the History of the Greek Church and People under Turkish Domination. P. 190 ff; Ware T.Eustratios Argenti. P. 6–7.
История Афонской академии показала, насколько мало соответствовали новые центры образования жизни Церкви в целом. Существовала громадная культурная пропасть между образованными иерархами Константинополя и богатыми мирянами, среди которых они жили, с одной стороны, и простым священником и монахом — с другой, который даже если и был хорошо начитан в традиционном богословии Церкви, считал новое направление в академиях непривычным и шокирующим, а чаще всего был слишком мало образован, чтобы понимать его. В самом деле, философия, обычнаядля среды греческих интеллектуалов XVII-XVIII вв., плохо согласовывалась с традициями Церкви. Греческие ученые, которые побывали в Падуе и изучали там у профессоров древних философов на их родном языке, способствовали рождению новой школы философии, неоаристотелевской, главным идеологом которой был Пьетро Помпонацци, преподаватель в Падуе и Болонье в начале XVI в., и Чезаре Кремонини, преподаватель философии в Падуе на столетие позднее. Учение, которое они проповедовали, было разновидностью философского материализма. Материя есть постоянная основа всего. Она содержит в себе зародыш всех форм как потенциальное или активное основание. Формы, или идеи (в платоновском смысле), заранее существуют в материи и исходят из нее, видоизменяясь во множестве ощутимых объектов. Таким образом возникает чисто естественная и органическая причинная связь. Существование Бога не отрицается; но, согласно Помпонацци, Бог не вмешивается и не может вмешиваться в естественный порядок вещей. Его природа заключается во всеведении, но невмешательстве в естественные законы. Душа абсолютно смертна, она является частью формы тела, душа не бесплотна и не бессмертна. Кремонини развивает это учение, но он не проявлял никакой заинтересованности в душе. Под его влиянием неоаристотелианство сосредоточивалось на внешних явлениях природы и опытном знании. Такая философия имела практические преимущества. Она подготавливала путь к понятиям эволюции и прогресса. Она являлась коррективом к средневековой трактовке вещей sub specie aeternitatis,взгляду, который в политическом отношении мог привести к пораженчеству, а в интеллектуальном — к застою. Но для членов Церкви, сила которых была в верности древней традиции и преимущественном внимании к мистической стороне, она была непригодной. Греческие интеллектуалы, которые попали под обаяние этой философии, должны были либо развиваться в сторону «естественной религии», либо провести условную границу между религией и философией. [358]
358
Общий обзор этого неоаристотелианства и его влияния на греческую мысль см.: Sherrard P.The Greek East and the Latin West. P. 174 ff.
Когда патриарх Иеремия II проводил преобразование Патриаршей академии, он, вероятно, сознавал это. Хотя он поощрял изучение таких наук, как физиология и химия, новую философию он не включил в программу. [359] Следующее поколение пошло еще дальше. Выдающийся критянин, Кирилл Лукарис, который был патриархом с некоторыми краткими перерывами с 1620 г. до своей казни в 1638 г., был страстным покровителем современной мысли. Его судьба будет рассмотрена ниже. Здесь прежде всего отметим, что он устроил в патриархате греческую типографию, приобретенную в Англии, что обеспечило широкий размах греческой образованности за краткий период ее существования. Во–вторых, он продолжил реформу Патриаршей академии. В 1624 г. он поставил во главе ее своего друга Феофила Коридаллевса, тогдашнего ректора Афинской академии. Коридаллевс попал под влияние Кремонини из Падуи и проявлял глубокий интерес к неоаристотелианству. Он ввел курс по его изучению и, что еще более ценно, курс по физике, развитию и разложению. Следовательно, студенты академии могли получить такое же хорошее научное образование, какое обеспечивали большинство западных университетов. В 1639 г. Коридаллевс был смещен со своего поста, так как поддерживал учение Кирилла Лукариса, осужденного как еретика. Позже он был реабилитирован и на некоторое время стал митрополитом Арты. Но порядок, введенный им, сохранился, а курсы были возобновлены его учеником Иоанном Кариофилисом, назначенным ректором в 1642 г. Кариофилис был, в свою очередь, смещен по обвинению в ереси и из-за грубости; но курсы были теперь прочно закреплены и не были прекращены. [360] Их поддерживали последующие ректоры, прежде всего Александр Маврокордато, о замечательной судьбе которого пойдет речь ниже. Он встал во главе академии в молодом возрасте 24 лет в 1666 г. и сам читал лекции по философии, медицине и классическому греческому языку. Поскольку он был в то же время по своей должности великим ритором патриархата и принадлежал к одной из самых богатых семей Константинополя, от которой патриархат находился в зависимости, никто бы не осмелился обвинять его в ереси. Он учился как в коллегии св. Афанасия, так и в Падуе, и обучение юношеских лет сделало его расположенным к поиску взаимопонимания с Римом, которого он надеялся достичь на основе новой философии. [361] Когда он удалился из академии, то стал великим драгоманом Высокой Порты; его преемником был Севаст Кименит, родом из Кимены близ Трапезунда. Он также был выпускником Падуанского университета, но был представителем старой традиции. Действительно, он написал трактат в защиту учения Паламы. Однако, вероятно, ему не понравилась жизнь в Константинополе, и вскоре он вернулся обратно в Трапезунд, где возглавил местную академию. В 1702 г. он умер преподавателем в Бухаресте. [362]
359
См. выше.
360
См.: Meletios. ' /Ed. G. Vendotis. Т. III. . 471–472.
361
Stourdza А. А. С.L'Europe Orientale et le rцle historique des Maurocorda-to. P. 35 ff.; Stamatiades . ' ' . . 65 ff.
362
JugieM. Op.cit. Vol. I. P. 519.
Преподавание этих новомодных наук в Константинополе и академиях Бухареста и Яссы было небесполезным. Оно дало возможность образованным грекам быть в курсе текущих направлений философской мысли Запада. Но образованных греков до сих пор можно было встретить только в больших городах, в среде торговых династий и, прежде всего, в тех семьях Константинополя, которые известны под названием фанариоты, потому что их дома группировались в квартале Фанар. Фанариоты одобряли образование и были готовы тратить на него деньги. Именно благодаря им, более чем кому-либо еще, эллинизм смог выжить. Но они не были заинтересованы в образовании духовенства. Их деньги позволяли им иметь власть в патриархате. Им нравилось поддерживать избрание такого патриарха, который бы сочувствовал их идеям и который бы назначал их сыновей на посты при своем дворе. Церковь в провинции не входила в их интересы. Патриарх, который имел ревность к преобразованиям и пытался решить проблемы образования духовенства, лишался их поддержки, в которой он нуждался как по финансовым причинам, так и ввиду того влияния, которое они имели при Высокой Порте. В результате патриархат начал терять свою связь с Церковью в провинции. Среди образованных епископов трудно было найти такого, который бы удалился на провинциальную кафедру и посвятил бы себя решению ее проблем. Провинциальная иерархия состояла главным образом из людей малообразованных, назначенных туда, потому что они были на месте и хотели там остаться. Они зачастую были ревностными пастырями, но нередко при этом узкими и невежественными людьми, не нуждавшимися в ученых кругах патриархата и его придворных фанариотов. Монастыри, со своим неприятием нового учения, были склонны вооружиться против всякой образованности. Даже на Афонской Горе, за небольшими исключениями, монастырские библиотеки были оставлены в небрежении, а монахи беспечно использовали листы из старых рукописей в качестве оберток для продуктов, или с удовольствием продавали их посетителям, которые были готовы платить за подобные вещи. Сельский священник не имел стимула интересоваться умственными занятиями. Западные путешественники в XVIII — начале XIX в. были потрясены низким уровнем образования греческого духовенства. Степень упадка, однако, не следует преувеличивать. По–прежнему существовали некоторые центры, в которых сохранялись старые традиции, такие как монастырь св. Иоанна на Патмосе и Великая лавра на Афоне. По–прежнему были провинциальные епископы, которые могли обсуждать богословские вопросы на соответствующем интеллектуальном уровне. Но в целом картина была тусклой и удручающей.