Великая депрессия в Америке
Шрифт:
В качестве иллюстрации рассмотрим данные об американской экономике 1920-х годов. В действительности экономика той эпохи представляла собой комбинацию двух, во многом противоборствовавших сил. С одной стороны, Америка переживала период подлинного экономического процветания, в основе которого лежали высокие объемы сбережений и инвестирование в высокопроизводительный капитал. Уровень жизни в Америке повышался именно благодаря этому великому преимуществу. С другой стороны, мы переживали также период кредитной экспансии, которая привела к накоплению капитала в ошибочных инвестициях, что и повлекло за собой в конце концов неизбежный экономический кризис. Перед нами – две разновидности мощных экономических сил, одну из них большинство могли бы назвать «хорошей», а другую – «плохой». Каждая из них действует самостоятельно, но во взаимодействии с другой, что и порождает конечный исторический итог. Показатели цен, объемов производства и торговли отражают суммарные последствия взаимодействия этих сил. Стоит напомнить о той самодовольной беспечности, которую в период великого бума демонстрировали наши экономисты, а также финансовые и политические лидеры. Изучение ошибочных оценок, звучавших в ту пору, могло бы оказать отрезвляющее действие на новую поросль наших прорицателей от экономики, считающих, что будущее можно предсказать с большой
Как и для большинства исторических исследований, пространственные ограничения (т. е. ограничения на объем книги) порождают ограничения временные (т. е. мы вынуждены ограничиться рассмотрением определенного периода). Материал, приводимый в книге, относится к 1921–1933 гг. Годы с 1921-го по 1929-й были периодом бума, который предшествовал Великой депрессии. Здесь мы находим причины, которые в конечном счете породили депрессию, но начали оказывать свое воздействие до 1929 г. Период 1929–1933 гг. образует фазу спада Великой депрессии, который и сам по себе отличается необычайной продолжительностью и глубиной. Здесь мы будем искать причины, усугубившие тяготы депрессии, что выразилось в более длительном и болезненном протекании кризиса.
Разумеется, всякое исчерпывающее исследование должно включать период 1933–1940 гг. Однако он более знаком нам и изучен в большей степени.
Время до 1921 г. также заслуживает внимания. Многие авторы усматривают корни Великой депрессии в инфляции времен Первой мировой войны и первых послевоенных лет, а также в том, что в период рецессии 1920–1921 гг., объемы ликвидации несостоятельных предприятий, по их мнению, были недостаточными. Но необходимый уровень ликвидации необязательно требует, чтобы сокращение количества денег и снижение уровня цен дошли до уровня, предшествующего буму. Таким образом, мы начнем рассматривать фазу цикла, приходящуюся на 1920–1921 гг., с осени 1921 г., вкратце разобрав то, как кредитная экспансия начала искажать производство (и возможно, не позволила довести до конца ликвидацию убыточных позиций, сформированных предыдущим бумом) применительно к такому раннему [по отношению к 1929 г.] моменту. Мы также сопоставим экономическую политику и относительную продолжительность депрессии периода 1920–1921 гг. с периодом 1929–1933 гг. При этом мы не можем отступать глубже 1920–1921 гг. и не считаем необходимым выходить за пределы 1929–1933 гг.
Одним из главных мотивов, побудивших меня взяться за написание данной книги, стало примечательное исчезновение экономико-теоретических исследований депрессии 1929 г. Весьма мало книг этого направления посвящены изучению – с какой бы то ни было точки зрения – того, что произошло в 1929 г. Настоящая книга представляет собой попытку восполнить данный пробел путем осуществления детального исследования причин депрессии 1929 г. на базе корректной праксеологической экономической теории [9] .
9
Единственными по-настоящему ценными работами, посвященными депрессии 1929 г., являются следующие: Lionel Robbins, The Great Depression (New York: Macmillan, 1934), которая лишь весьма бегло затрагивает события в США. См. также: C. A. Phillips, T. F. McManus, R. W. Nelson, Banking and the Business Cycle (New York: Macmillan, 1937) и Benjamin M. Anderson, Economics and the Public Welfare (New York: D. Van Nostrand, 1949), которая посвящена не одной только депрессии, а является скорее работой по экономической истории XX в. С другой стороны, сильно переоцененная книга Томаса Уилсона (Thomas Wilson, Fluctuations in Income and Employment [3rd ed., New York: Pitman, 1948]) почти полностью сводится к пересказу официальной интерпретации депрессии. Недавно вышла гладко написанная поверхностная книжка Джона Гэлбрейта, описывающая фондовый рынок накануне краха: John K. Galbraith, The Great Crash, 1929 (Boston: Houghton Mifflin, 1955 [Гэлбрейт Дж. К. Великий крах 1929 года. Минск: Попурри, 2009]). За исключением очень кратких и маловразумительных исследований Сликтера, Шумпетера и Гордона, это почти все что есть. Имеется также много работ, в которых данный предмет затрагивается лишь по касательной, в частности работы о пресловутой «зрелой экономике» конца 1930-х годов. Депрессии и ФРС посвящена также следующая недавняя короткая статья: O. K. Burrell, “The Coming Crisis in External Convertibility in U.S. Gold,” Commercial and Financial Chronicle (April 23, 1959): 5, 52–53.
Мюррей Ротбард
Предисловие ко второму изданию
За годы, прошедшие со времени выхода первого издания настоящей книги, факт существования такого явления, как экономический цикл, вновь проник в сознание экономистов. В течение всех 1960-х годов нам опять, как и в эпоху «Новой Эры» 1920-х, обещали упразднить экономический цикл с помощью кейнсианской и иной изощренной государственной экономической политики. Значительная и оставившая глубокий след рецессия, начавшаяся около ноября 1969 г., от последствий которой мы не избавились в момент, когда пишутся эти строки, стала целебным, хотя и болезненным напоминанием о том, что экономический цикл существует на самом деле и неплохо себя чувствует.
Одна черта нынешней рецессии, которая воспринимается как особенно неприятная и неожиданная, состоит в том, что цены потребительских благ продолжают быстро расти и во время спада. В условиях классического цикла во время рецессии, или депрессии, цены падают, и это падение цен представляет собой единственное преимущество, которое доступно потребителю в этот период всеобщего уныния. Однако сегодняшняя рецессия не содержит даже этого преимущества, так что потребитель испытывает на себе комбинированное воздействие худших свойств рецессии и инфляции.
Ни традиционная кейнсианская, ни современная монетаристская школы не предвидели этого феномена «инфляционного спада» и не смогли дать ему удовлетворительного объяснения. Лишь австрийская теория, на базе которой написана эта книга, не только объясняет что произошло, но и показывает, что такое явление есть общая, универсальная тенденция, присущая любой рецессии. Суть рецессии, согласно австрийской теории, состоит в корректировке экономики, которая необходима для ликвидации искажений, порожденных бумом, в особенности чрезмерным расширением отраслей и производств «более высоких» порядков, т. е. отраслей, производящих капитальные блага, с одной стороны, и недостаточным инвестированием в отраслях, производящих потребительские блага, – с другой. Одним из способов, которым рынок перенаправляет ресурсы от производства капитальных благ к производству потребительских благ, являются относительное понижение цен на первые блага и относительное повышение цен на вторые. Банкротства и снижение относительных цен и заработной платы в раздутых отраслях, производящих капитальные блага, за время бума обильно уснащенных ошибочными инвестиционными проектами, перенаправляют земельные, трудовые и капитальные ресурсы на производство потребительских благ, тем самым восстанавливая способность экономики эффективно откликаться на потребительский спрос, что является нормальным условием функционирования рыночной экономики, не испытывающей внешнего вмешательства.
Иначе говоря, в период рецессий цены потребительских благ всегда имеют тенденцию расти быстрее (или снижаться медленнее) цен на капитальные блага. Причиной, по которой это явление оставалось незамеченным, состоит в том, что во время предыдущих рецессии имело место общее снижение цен. Если цены потребительских благ падают, к примеру, на 10 %, а цены на цемент падают на 20 %, то никто не будет волноваться по поводу «инфляции во время спада». На самом деле, однако, и в этом случае цены потребительских благ выросли относительно цен на производственные блага. Общий уровень цен в период рецессий падал потому, что денежная и банковская дефляция была неотъемлемым спутником процесса экономического сжатия. Однако в последние несколько десятилетий денежная дефляция жестко блокировалась государственной политикой расширения кредита и увеличения банковских резервов, и память о таком явлении, как фактическое сокращение денежного предложения, в лучшем случае сильно потускнела. Однако результатом политики упразднения дефляции стало то, что общий уровень цен теперь вообще никогда не падает, даже во время рецессий. Следовательно, процесс коррекции соотношения между капитальными и потребительскими благами, который должен иметь место в период рецессий, теперь должен протекать в отсутствие благотворной дефляции. Следовательно, цены потребительских благ, как и прежде, растут относительно, но теперь, лишенные покрова общей дефляции, они должны расти и абсолютно, т. е. стать видимыми. Таким образом, экономическая политика, состоящая в государственном вмешательстве с целью не допустить денежной дефляции, лишает публику одного из преимуществ спада – снижения стоимости жизни. Таким образом, нежелательное явление в виде рецессии с одновременной инфляцией на самом деле порождено государственным вмешательством, целью которого было недопущение дефляции.
Наряду с возобновлением внимания экономистов к феномену экономического цикла недавно закончившиеся 1960-е годы ознаменовались появлением новой – «монетаристской» – чикагской школы во главе с Милтоном Фридменом. Она стала сильным конкурентом кейнсианству с его упором на противоциклическую фискальную политику. Хотя для подхода современных чикагцев характерен заслуживающий всяческого одобрения возврат к докейнсианскому подчеркиванию той решающей роли, которую играют деньги в формировании экономического цикла, по сути, этот подход является не более чем реинкарнацией «чистой денежной теории» Ирвинга Фишера и сэра Ральфа Хоутри, которую эти экономисты разрабатывали в 1910—1920-е годы. Следуя английским классическим экономистам XIX в., монетаристы жестко отделяют «уровень цен» от динамики индивидуальных цен на отдельные товары и утверждают, что денежные факторы определяют первый, а спрос и предложение на конкретные товары – вторые. Следовательно, полагают монетаристы, денежные факторы не оказывают никакого значимого влияния на поведение относительных цен и не искажают структуры производства. Итак, хотя монетаристы понимают, что увеличение предложения денег и кредита будет повысить общий уровень цен, они игнорируют тот факт, что наступающая затем рецессия требует устранения накопленных искажений и ликвидации несостоятельных инвестиций, сделанных в период бума, предшествовавшего рецессии. Таким образом, у монетаристов нет причинно-следственной теории экономического цикла, и каждая его фаза превращается в изолированное событие, никак не связанное с последующей фазой.
Более того, как и в случае Фишера и Хоутри, современные монетаристы считают этическим и экономическим идеалом поддержание постоянного общего уровня цен. Они полагают, что суть экономического цикла состоит в росте и падении (в «динамике») уровня цен. А так как уровень цен определяется денежными факторами, монетаристы настаивают на том, что если уровень цен посредством мер экономической политики государства будет поддерживается постоянным, то экономический цикл исчезнет. Так, Фридмен в своей «Монетарной истории Соединенных Штатов, 1867–1960 гг.», вышедшей в 1963 г., вторит своим учителям, превознося Бенджамина Стронга за то что в течение 1920-х годов тот поддерживал оптовые цены на постоянном уровне. Для монетаристов организованная Строгом инфляция денег и кредита не порождает никаких отрицательных последствий в виде чередования бумов и спадов, а Великая депрессия, наоборот, была вызвана жесткой монетарной политикой, которую стали реализовывать после того, как Стронг умер. Таким образом, если обе школы – и монетаристы фишеровско-чикагского направления, и приверженцы австрийской теории – делают одинаковый упор на критической важности денег для понимания Великой депрессии, равно как и для понимания рецессий, имевших место в других циклах, то объяснение причин депрессии и выводы, на базе которых строятся рекомендации для экономической политики, у них диаметрально противоположны. Для экономистов австрийской школы денежная инфляция 1920-х годов подготовила почву для неизбежной депрессии, тяготы которой усугубило стремление поддержать не оправдавшие себя инвестиции – с помощью попыток Федерального резерва продолжать политику инфляции и в течение 1930-х годов. Монетаристы-чикагцы, с другой стороны, не понимая причин, которые генерируют рецессии и которые коренятся в предшествующем депрессии периоде бума, превозносят экономическую политику 1920-х годов. за поддержание стабильного уровня цен и полагают, что с депрессией можно было бы быстро покончить, если бы только Федеральный резерв в те годы инфлировал бы [денежное предложение] намного более интенсивно.