Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

Белозёров Михаил Юрьевич

Естественно, он был не тем человеком, перед которым надо было ломать шапку. Феликс заносчивых людей не любил, хотя сам был из их числа. Джон Кебич и в Лондоне вёл себя так, словно только ему одному известны все тайны мироздания, а остальные простофили, не знающие своего счастья, и конечно, он подвалил, потому что прекрасно был осведомлён, где служит Феликс Родионов и кто является его хозяином. Стало быть, это не дружеский шаг, продиктованный искренними чувствами, а голый, холодный расчёт: что такого известно кураторам Феликса Родионова, чего неизвестно мне? А посему Феликс не собирался делиться никакой информацией с Джоном Кебичем пусть даже самого невинного плана. Волка ноги кормят, насмешливо подумал Феликс, то бишь в нашем деле — уши.

Уже когда он подошёл к лифту, в толпе мелькнула и пропала до боли знакомая

чёлка рыжего цвета. Ему даже показалось, что он увидел характерный для Гринёвой кивок — как только одна она умела, подув решительно на свои шикарные волосы, оставить в воздухе лёгкое рыжее облачко. Его поразило в самую печёнку, и он застыл, как соляной столб, не в силах пошевелить ни одним членом, но сколько ни пялился в многоликую толпу журналистов и фотографов, так никого и не обнаружил и решил, что ему померещилось. В следующее мгновение его практически запихнули в кабину лифта — и кто бы мог подумать — извечно вежливые японцы из «Джапан пресс» во главе с Микой Ямамотой, обвешанные фотоаппаратурой, как новогодняя ёлка игрушками. Стало быть, и их припекло, раз они забыли о воспитании. Японцы вежливо улыбнулись: «Позалуста». Феликс тоже изобразил на лице что-то подобия снисхождения к маленьким людям. Последнее время мне много чего кажется, решил он, вспомнив ни к селу ни к городу о шариатской страже, которая ему тоже мерещилась полдня, как привидение, — у страха глаза велики. Зато разглядел самодовольную физиономию не кого иного, как Глеба Исакова, который стоял у окна в компании тех самых американцев, которые летели с Феликсом, и французов то ли из «Фигаро», то ли из «Трибун» и с умным видом кивал на их ещё более умные речи. Все воодушевлённо обсуждали предстоящее вторжение моджахедов и «как она, то бишь Россия, будет отдуваться». Несмотря на то что Феликс и сам был в меру циничен, его покоробило подобное зрелище. Это же каким надо быть наглецом, думал он о Глебе Исакове, выходя на своём этаже, чтобы в открытую желать зла своей стране. А сам? — устыдился он и покраснел так сильно, будто вспомнил о самом гнусном своём проступке. Хорошо хоть в этот момент в коридоре никого не было, а то об Феликса можно было зажигать спички. Собственное двуличие его мучило давным-давно, хотя оно, конечно, не в счёт, сам я только против заржавевшего поколения, поправился он, но за целостность и неделимость России. Отдали то, что нам не принадлежит, и баста, больше ничем не поделимся. Теперь как бы все претензии к истории, а история, как известно, наука серьёзная, её на телеге не объедешь. Всё остальное исконно русское, и дальше мы ни шагу. Впрочем, он не был уверен в собственных выводах, потому что ощущал себя маленьким человечком. Захочет Спиридонов и отдаст полстраны за Уралом. Кто его остановит? Земли много, всем хватит. Сдаст в аренду на сорок девять лет, как Аляску, и баста. Вот в этом вопросе Феликс с ним категорически не мог согласиться: если отдать, то потом придётся отбивать с боем.

Он содрал себя пиджак, провонявшую рубашку, затолкал их в шкаф и отправился в ванную. Времени, чтобы подумать о событиях сегодняшнего дня, было более чем достаточно. Конечно, можно было, отоспавшись, сгонять ещё за одной порцией контрабандного «наркоза» и на этом успокоиться. Но пережитый страх был ещё слишком свеж, чтобы его забыть. Пока он отмокал в ванне с прохладной водой, мысли его текли своим чередом, и текли они естественным путём туда, куда должны были течь, а должны они были течь, естественно, в сторону прекрасной, рыжеволосой Гринёвой. Мысль, что в одном из гостиничных баров в компании хищных самцов со всего света находится его возлюбленная, с которой ему нужно возобновить эти самые любовные отношения, и что ещё кто-то, а не он, думает о том же самом, приводила его в ярость. Сна как не бывало. Мало того, он готов был найти её и заслонить грудью от вожделения журналистской братии, слетевшейся со всего света с одной-единственной целью обольстить и затащить её в постель. Ещё этот пройдоха Джон Кебич, чего ему надо, недоумевал Феликс.

С этими отвратительными чувствами, которые делали из него слепого ревнивца, он спустил воду, сполоснулся под душем и выскочил из ванной, как чёрт из табакерки, с твердым намерением безотлагательно отправиться на поиски Лоры Гринёвой.

Благо, что у него была привычка повязываться полотенцем, потому что он так и застыл на пороге спальни: спиной к нему стояла одна из тех блондинок, которых подцепил Лёха Котов, и беспардонно развешивала в шкафу свои вещи. Его же одежда валялась на полу и попиралась самым бесцеремонным образом. Должно быть, она решила, что номер ещё не освобожден предыдущим постояльцем и решила исправить промашку обслуживающего персонала. В соседней комнате, естественно, раздавался самоуверенный голос Лёхи. Кто ещё мог проникнуть в номер? Только вездесущий Лёха Котов со своими блядями, подумал Феликс.

Он деликатно кашлянул. Блондинка оглянулась на него, как на пустое место, потом взвизгнула, словно увидела привидение, и почему-то швырнула в Феликса своё платье. Феликс, не меняя позы и придерживая одной рукой полотенце на бедрах, поймал платье, как бешеную кошку, и, в свою очередь, отшвырнул его в блондинку. Блондинка с приглушённым визгом вылетела из спальни.

И тут же со словами:

— Ёх! Это ты?! — явился изумлённый Лёха и напялил на морду самое невинное выражение, словно он был здесь ни при чём.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Феликс, роясь в дорожной сумке.

— Слушай… — признался Лёха, — я думал, что ты сегодня не приедешь.

— А я приехал, — уточнил Феликс, заявляя тем самым права на свой номер, если Лёха об этом.

— Ну и как?..

Похоже, Лёха рассуждал так: если Феликс съездил удачно, значит, он в хорошем расположении духа, значит, с ним можно договориться, если не удачно, то в действие наверняка вступал план «б».

Феликс раскусил его в два счёта. Ему ли не знать Лёху Котова — великого бабника и сексуального маньяка, помешанного на развратных блондинках.

— Удачно, — ответил Феликс, но почему-то не успокоил Лёху, и он нервно подпрыгнул, поняв, что переговоры будут трудными.

Пусть сам выпутывается, зло подумал Феликс, абсолютно не желая прийти на помощь другу.

— Понимаешь, им поселиться негде, — проникновенным голосом сообщил Лёха, и его круглая физиономия стал честной-честной и просящей до отвращения.

— А я при чём? — удивился Феликс, одеваясь. — Ты хоть подумал обо мне?

Они давно уже играли в игру под названием «мужская дружба». Иногда она их обременяла, иногда делала весёлыми. Но в их дружбе давно возник изъян, который подтачивал её. И пока ни Феликс, ни Лёха не могли разобраться в этом.

— О тебе? — удивился Лёха. Видно было, что подобная мысль даже не посещала его. Он перешёл в наступление: — Чего ты выделываешься? Девочкам жить негде! А у нас два номера. Ёх…

— Не волнуйся, они найдут, с кем и как, даже без тебя, — заверил его Феликс, намекая на те обстоятельства с двумя сотнями заграничных журналистов, которые и так хорошо были известны Лёхе.

— Да ладно… — миролюбиво сказал Лёха. — Чего тебе, жалко? Мы же на них жениться не собираемся.

— Мне не жалко, — ответил Феликс, влезая в белые парусиновые брюки. Он достал носки и светло-кремовые туфли с длинными носами. — Вот и поселил бы их у себя.

— Понимаешь, — замялся Лёха, — моя, Вероника, будет жить со мной.

— А я где? — насмешливо уставился на него Феликс.

Он понял гениальный план друга: проехаться, как обычно, за чужой счёт, обскакать, так сказать, на кривой ножке, и сделать вид, что так и надо.

— Вот я и думаю, где ты будешь жить? — задумчиво спросил Лёха и почесал затылок.

— Я тебя сейчас убью, — пообещал Феликс.

— А как же наша дружба? — Лёха на всякий случай отступил назад.

— Ну ты и фру-у-укт, — удивился Феликс.

— Это ты фрукт, — заверил его Лёха. — Ёх…

— Я фрукт?! — взвился Феликс. — А ты кто тогда?!

— Не переходи на личности, — оскорбился Лёха, но не очень сильно, чтобы иметь пространство для манёвра.

— Я не только перейду на личности, но и укажу тебе и твоим пассиям на дверь! — заверил его Феликс, с угрозой поглядывая на невысокого, но крепкого Лёху Котова.

Драться с ним было крайне сложно. Обычно Лёха ловко подныривал под противника, взваливал его на широкую, как лопата, спину, ну а потом швырял на выбор то ли со ступеней, то ли в окно. Беспроигрышный приём, стоивший некоторым храбрецам сломанных рёбер, если они предпочитали первый вариант. До окон дело, конечно, не доходило, иначе бы Лёхе давно сидеть в тюрьме, потому что приём со спиной у него был отработан до совершенства, а ступени считали многие из оппонентов и мало кто из них возвращался, чтобы продолжить спор.