Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.
Шрифт:
Итак, прощай, мой милый. Аликс и я крепко обнимаем Тебя и Эллу. Да хранит вас Господь.
Твой Ники.
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д.71.А. 8–6 об.)
Дневник вел. кн. Сергея Александровича
4 июля. Ильинское.…Хорошее письмо от Ники — разрешил ехать, чему я ликую! Милейшие подарки от жены — Жуковский мне сделал портрет нашего старика дьякона — удивительно похож…
5 июля. Ильинское.…отвечал на бесконечные депеши — изведен. Думаем ехать… Мои нервы слабеют — нет энергии, ни к чему — laissez faire laissez aller (оставили бы в покое — фр.)! Господи помилуй!
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 32. Л. 97.)
Вел.
11 июля.<Именины вел. кн. Ольги Николаевны>. Ильинское — Петергоф
Шлем от всего сердца Тебе и Аликс сердечные пожелания дорогой Имениннице. В понедельник сделал объезд лагеря. Послал Вам обоим большие группы. Крепко обнимаем.
Сергей.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1415. Л. 65.)
Николай II — вел. кн. Сергею Александровичу
11 июля. Петергоф — Ильинское
Аликс и я сердечно благодарим Вас за поздравление и за прекрасные группы. Счастливого пути, крепко обнимаем.
Ники.
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 91. Л. 148.)
Вел. кн. Сергей Александрович — Николаю II
12 июля. Ильинское
Дорогой Ники,
Перед отъездом мне хочется поблагодарить тебя за твое милое письмо; все, что ты пишешь о пребывании у нас, меня сердечно радует и трогает. Твое желание было в точности исполнено, и объезд лагеря произведен; принимая все начальство, сказал им несколько прочувствованных слов.
Как я тебе благодарен, что ты сообщил мне подробности о разговоре с Алексеем; от всей души радуюсь благому результату. Теперь сыновья д. Миши обратили свой гнев на меня и распространяют какие-то небылицы, со всех сторон до меня доходящие; 5-го никто из них мне не телеграфировал!! Впрочем, я был очень благодарен, ибо пришлось писать меньше депеш. Позволь мне напомнить тебе наш зимний разговор с тобой о Павле. Неужели теперь снова все меняется? Боюсь, что те влияния, о которых мы тогда с тобой говорили — снова восторжествовали, а как это будет грустно и печально, и меня ужасно огорчает и смущает; конечно, многое от тебя будет зависеть, и твое слово так важно — умоляю тебя, не меняй его.
Погода стоит дивная, и уезжать из деревни теперь грустно.
Жена и я крепко вас обоих обнимаем и да хранит вас Господь. До свидания. Твой Сергей.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1340. Л. 121–122 об.)
Дневник вел. кн. Константина Константиновича
12 июля… Видел в театре и Сергея (Михайловича)… Прежде я не очень ему сочувствовал: он пустоват, ничего не читает и несколько злоязычен. Но нельзя ему отказать в уме и здравом смысле. На этот раз я был рад с ним встретиться, в надежде узнать от него новости о петергофской жизни и о том, что делается около Их Величеств. Он сказал мне, что Пален уже составил мнение о следствии по поводу Ходынской катастрофы, но не знает, каково оно. Дядя Миша после того виделся с Паленом, но Сергей и от отца ничего еще не слыхали, к чему там пришли. — Говорили мы с Сергеем М<ихайловичем> и о Государе. Сергей говорит, что хорошо его изучил, когда Он еще был Наследником. И очень его любит. Его нерешительность и недостаток твердости С<ергей> приписывает воспитанию; он подтвердил мое мнение: никто, собственно говоря, не имеет на Ники постоянного влияния, но к несчастью Он подчиняется последнему высказанному Ему взгляду. Это свойство соглашаться с последним услышанным мнением, вероятно, будет усиливаться с годами. Как больно и страшно, и опасно!
(К. Р. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М., 1998. С. 244–245.)
Дневник гр. С. Д. Шереметева
15 июля. <Разговор с имп. Марией Феодоровной tete-a-tete>. Вернувшись в комнату, Императрица заперла дверь и тотчас же проговорила «Quel drame!» (Какая драма! — фр.)
— Comment Madame, encore? — mais c’est un malentendu! (Как мадам, опять? — но это недоразумение! — фр.)
— Certainement — mais — je nen рейх plus! (Конечно — но, но с меня довольно! — фр.) — и, указав на кресло, закурила и начала отводить душу. Она не входила в сущность произошедшего и не называла лица — но из последующего было ясно, что речь идет об Александре Феодоровне, и что она сильно озабочена положением Государя… Весь разговор продолжался более получасу — и трудно его последовательно запомнить.
Я коснулся Елизаветы Феод<оровны> ее возможного влияния на сестру, говорил, что она мне казалась благоразумною, что ей можно бы многое объяснить. «Mais pas du tout, c’est elle qui nest pas raisonnable, ils s’imaginent que ce sont toujours des personnalites, ils ne veulent pas comprendre!» («Отнюдь нет, она-то и не благоразумна. Они вообразили себе, что это все характеры и не желают понять!» — фр.)
Я ей <?> напомнил о завещании Ник<олая> Павл<овича> — об обязанностях В<еликих> Князей; сказал, что эти слова должны были бы начертаны крупными буквами. «Mais certainement» («Да, конечно» — фр). Когда я говорил, что во всем этом деле народный голос чутьем указывает на «двух сестер», что это невольно приходит на мысль каждому — что, в сущности, оно и естественно (хотя и крайне неудобно для молодой Государыни), имея уже сестру в России, к которой она очевидна должна льнуть; что сестра эта — нужная только клике С<ергея> А<лександровича>, <—> видит все односторонне — и что такое одностороннее освещение весьма пагубно для А<лександры> Ф<еодоровны> и для спокойствия положения, тем более, если вопрос становится на личную почву: «malheureusement с est cela» («К несчастью — это так» — фр.) — Я продолжал, что для пользы дела — желательно, чтобы нашлись люди, которые бы спокойно, беспристрастно осветили бы А<лександре> Ф<еодоровне> настоящее положение, кот<орого> она не знает — и знать не может — что тогда, быть может, благоразумие возьмет верх…
Имп<ератрица> выразила сомнение. Тогда я сказал, что для начинающей и еще мало известной Императрицы — такое начало может послужить и уже послужило не в ее пользу, что ее уже подозревают — и она не пользуется сочувствием, что напротив того И<мператрица> Мария Феод<оровна> своим обаянием достигла небывалого значения силы. С est immense, Madame, — daignez le croire le prestige de Votre nom, mais vous devez le sentir vous-meme, — c’est unanime, — et ITmperatrice Alex. Feod. peut tout regagner mais seulement par vous, Madame. Tout avec Vous — rien sans Vous! Daignez le croire et il faudrait quelle sen rend compte… Ce nest pas de leur cote que se trouve le point d’ appui, pas а Ильинское — car ils s’imaginent etre quelque chose, et en realite, Madame, ils nont aucune signification dans le pays — mais aucune Madame! (Он, огромен, Мадам, — соизвольте поверить, авторитет Вашего имени; но вы сами это чувствуете, — это признано всеми, — и Императрица Александра Федоровна может все вернуть себе, но только через Вас, Мадам. С Вами всё — без Вас ничего! Соизвольте поверить этому, и необходимо, чтобы она это осознала… это не с их стороны находится точка опоры, не в Ильинском. Ибо они воображают себе, что являются кем-то, а на самом деле, Мадам, они не имеют никакого значения для страны — совсем никакого, Мадам! — фр.)…
Разговор несколько раз возвращался к С. А. Voyez-vous ils ont ose esperer que je me mele, parce que j ecoute certaines personnes, qui viennent parler sous un <нрзб.> point de vue personnel. C est inoui!.. (Видите ли, они смеют надеяться, что я вмешаюсь, что я слушаю неких людей, которые высказывают под (…) свою личную точку зрения. Это неслыханно!.. — фр.)
Приходилось повторять иногда сказанное; но главных два пункта, на кот<орых> я напирал <?>: необходимость осветить настоящее положение И<мператрице> Алекс<андре> Феодоровне — и невозможность С<ергею> Аслександровичу> оставаться в Москве.
(РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5042. Л. 23,24.)
Дневник вел. кн. Ксении Александровны
29 июля. Михайловское. Чай пили у Ники и Аликс. Они вернулись только около 6 часов. Ники охотился на уток и убил 72 штуки! Много болтали. Ники отлично теперь понимает насчет дядей и говорит, что их больше не будет удерживать, если они снова вздумают уйти!
(Мейлунас А. Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998. С. 162.)