Шрифт:
Рождение романа
Предисловие
В юбилейной статье к 80-летию известного русского писателя, одного из последних представителей русской классической литературы, Юрия Николаевича Сбитнева, автора более двадцати прозаических и поэтических книг, в том числе знаменитой тетралогии «Авлакан» и романа-дилогии «Великий князь», «Литературная газета» в номере от 5 октября 2011 года писала: «Нам ещё предстоит осознать, что это за явление такое – Юрий Сбитнев». Многолетнее общение с ним убеждает меня, что Природа наделила его особым даром постижения, казалось бы, непостижимого, и его проникновение в тайны самого загадочного произведения литературы Древней Руси «Слова о полку Игореве» подтверждением тому – поражает воображение! В одиночку он раскрыл все «тёмные» места и даже установил имя Автора,
А сейчас я хочу познакомить читателя с тем, как писатель работал над этой книгой. Его письма ко мне дают возможность проследить весь путь – от замысла до завершения.
Алексей Широков
10 марта 2010. Талеж (Московская область)
…Наконец я закончил книжку «Тайны родного Слова». И ставя даты работы над ней и перечисляя те малые места, где мне много думалось и писалось о нашем великом «Слове о полку Игореве», откровенно сказать, содрогнулся душою: прикоснулся я к этой тайне в 1946 году, а вот нынче, в 2010-м, поставил многоточие. Устал безмерно. Потому что всё написанное в этой книжечке – сжатый до предела конспект будущего романа «Великая княгиня». Всколыхнулось всё во мне, и опять я окунулся в ХII, Золотой век нашей Руси. А силёнки-то уже не те. Живу единственным: скорее сбежать в Новгород-Северский (здесь росли княгиня Болеслава, близкий родственник её – князь Игорь. Отсюда, кстати, пошёл и род Сбитневых – деды, прадеды, прапрадеды жили тут аж пять столетий, а ещё в Чернигове, Харькове, Житомире, Лебедине. – А.Ш.) и по капельке, не спеша пить далёкую, но живую общую историю трёх наших народов. Ведь такого в истории мира не было, чтобы из в пепел сожжённого корня поднялись, процвели и, главное, продолжают жить в этом Содоме и Гоморре три равновеликих народа.
Ты, Алексей, обронил в своём письме слово о том, что ты неверующий. Такого, дорогой мой, с русским человеком быть не может. Я сейчас не о конфессиях, не о митрополиях, не о епископатах, я о той самой Вере, которая и делает человека человеком. Вот и в «Великой княгине» стоит передо мной сверхзадача: рассказать о ней, истинной, святой, древнерусской. В Слове-то о полку Игореве ни словечка нет ни о византийской, ни о русской православной. А ведь византийская-то уже была! А русскую православную, которой жил народ до крещения Владимировского, всё ещё несли в мир верующие люди. Ты можешь мне возразить, сказав, что есть там и Пирогощая божья Матерь, и страдания за христиан, и даже «аминь» в конце, но это – сразу видно – чужеродное, приписанное, может быть, только для того, чтобы получить «индульгенцию» на право жития среди книг в православных храмах. Не прошла эта уловка. И сгорело наше «Слово» не только в пожарищах ига, но и в кострах неистового ревнителя «чистой» греческой веры Никона. Вот какая, не постижимая пока ещё, задача стоит передо мной. ЮС.
5 апреля 2010. Чернигов.
Алексей! Я уже побывал в Н.-С. и вернулся в Чернигов. 21 мая в Черниговской областной библиотеке им. Короленко – презентация «Тайн родного Слова». А пока готовлю себя к «Великой княгине». Правлю и прописываю четыре черновых главы, а уже проглянула пятая. Дал бы Господь силы и время не только прикоснуться к «Слову», но и прожить в нём вместе с Автором и героями в том весьма не простом, но судьбоносном, поистине Золотом, двенадцатом Русском веке. ЮС.
5 мая 2010. Чернигов.
…Сегодня поставил окончательную точку в первой главе «Великой княгини», и хорошо думается уже о второй. Мечтаю я в первой части написать незамутнённое древнерусское детство своих главных героев, с тем удивительным народным укладом, который прожёг почти тысячелетие и был явлен в моём русском сельском детстве. Хочу написать и небо, и Десну, и коней, и светлую, ещё не обременённую догматом византийского христианства, давно уже единоверную православную Русь. Добрых волхвов хочу написать, добрых и недобрых попов. А главное – детство. Первому говорю тебе о своей этой задумке. По самым точным расчётам, приеду я из Руси в Россию, в Талеж, во второй половине июля. Совершу, а может быть, завершу всякие неприятные дела, которые ждут меня там, и укачу опять сюда, на батьковщину, где мне так необыкновенно и плодотворно пишется. ЮС.
6 сентября 2010. Талеж.
…Нынешний год для меня начался с тяжелейшего события, могшего превратить всю мою прошлую жизнь, более чем 30 лет, в трагедию. Слава Богу, этого не произошло, но последствия этого события продолжают отравлять мою жизнь. Не буду пока посвящать тебя в эти сугубо личные горькие события. Надеюсь преодолеть их. Слава Богу, что эта чернота, хлынувшая из прошлого семейного, как я считал, блага, не токмо не уничтожила меня, но дала возможность поглядеть на всё с душевной ясностью и спокойно воспринять горькую правду. А пока нестерпимо хочется уехать на Черниговщину, отдохнуть там душевно и поработать в полную силу, общаясь с добрыми и хорошими людьми. Дюже хочу в Древнюю Русь – в Украину. Пора возвращаться к «Княгине» – слышу, как поволокло меня к ней. ЮС.
5 ноября 2010. Талеж.
Рад, что ты так хорошо пережил тот день у нас в Талеже. Я тоже. А посему написал нынче не двадцать строк, но две страницы! Это дюже славно! И Юрий Долгорукий явился в добром качестве. А главное, само время распахнулось у Клещина озера. Вот трансформация в веках: Клещино, Клещеево, Плещеево… То же происходит и с реками: Яза, Уза, Яуза… Народ – языкотворец!..
…Вошёл я в ритм по силам моим. Пишу чуть поболе странички за сидку. Птичка по маковке сыта бывает. Первую главу, которую считал законченной, буду ещё шельбирить. Что-то уберу, что-то допишу. Не задаю уже вопроса: кому это надо? Самому пока это интересно и надо смотреть и видеть мне близких (почему?) людей. Я такого Долгорукого не знал и не ведал. А он взял и написался…
Спасибо тебе за сердечную тишину, за тихую доброту. Будем жить… Юрий.
11 января 2011. Талеж.
…У меня не шибко гладко в новом году. Никакой второй главы я не написал! За всё про всё пару абзацев… Грандиозность задуманного такой непосильной ношей лежит на душе, заставляя ежеминутно мучиться одним: под силу ли ЭТО, хватит ли отпущенного мне времени?! А тут ещё из прошлого щупальца алчных и подлых нелюдей, которых по слепой доброте пригрел на своей груди, их низость и подлость достаёт меня. И мразь этого времени никак не сочетается со светом, который я должен изливать в «Княгине». Хотя в этом романе много должно быть и горького, и трагичного, и даже мерзкого… Но свет, свет – главное в нём! И любовь! Скоро, теперь уже совсем скоро – под Крещение – вернётся Оля (Ольга Гринёва – бесценная помощница его: и литературный секретарь, и редактор, и, как сам он говорит, полноценный соавтор. – А.Ш.). И если я себя не сгложу окончательно, то и упаду всей душой в работу. Даже собираюсь сделать это завтра. Плотина неизречённости вот-вот прорвётся. «Княгиня» должна быть по всему – по музыке, по фразе, по слову, по откровенности и по беспощадной правде бытия – должна быть во многом выше и совершеннее и нужнее «Князя». С того и мучаюсь, что понимаю, как это непостижимо трудно. ЮС.
25 июля 2011. Талеж.
…До жары успеваю поработать над «Княгиней». Радостно и вкусно пишется, но шибко мало. Одна-полторы стр. комп. набора. Я ведь как первый петух пою в ночи, надеясь на утро, а утра нет. А в эту бусову пору, когда ночь не ушла, а утро ещё и не обозначилось, очень трудно петь. А надо ли? А так ли? То ли проснётся от одинокого крика родная душа, то ли разбудишь того, кто на крик (песню) придёт с топором и отрубит одинокому петуху голову, чтобы спать непробудно не мешал… Сомнения, сомнения… Я, Алёша, не знал никогда никаких правил, никаких основ мастерства, только жадно смотрел, в два уха слушал любых мне и не любых людей, жадно жил, во всём искал только одну любовь, обрёл когда-то способность уходить в мир воображаемый (он куда реальнее сущего), что вижу там и пытаюсь воссоздать. ЮС.
29 октября 2011. Чернигов.
…Живу я, Алёша, в раздумьях о том, так ли живу, то ли делаю… Но тут, в Чернигове, сажусь за комп и каждое утро пишу помаленьку. Хотя опять снова и снова задаю себе вопрос: а надо ли? Сомнений в душе много, неудовлетворённости и прочего хлама, который растекашется по мыслену древу. Вторая часть Княгини вот-вот завершится, но Юрий Долгорукий весьма цепко держится за жизнь. И хочу ли я этого або не хочу, но часть вторая кончится с его смертью. Убьют сердешного, отравят, и кияне, кои с восторгом встречали его и желали только одного, чтобы он был великим князем, столь же восторженно будут грабить достояние княжеское, орать «геть!» и убивать ближних. Когда писал кончину Игоря, дюже страдал, до физической боли во всей душе и плоти. Вот и сейчас так же. Надо бы отстрадовать и отстрадать сие до моего черниговского юбилея, который воспринимаю сейчас как совершенно ненужную затею и тяжкое испытание. Помнишь, как у Есенина: куда пойти мне, с кем мне поделиться той грустной радостью, что я остался жив. Ну ладно. Будем в радости гонять печаль! Если честно, то очень жду твоей публикации в «Гарте». Обнимаю ЮС.