Великая княжна Настасья
Шрифт:
Илдей, опасливо озираясь, понукал заупрямившегося коня:
– Ну же, трусливая скотина!
– хан уже видел, что сбегают его воины с поля боя, не одолеть им вежинцев. Не станет он дожидаться исхода, заберёт казну и пусть несёт его верный скакун прочь отсюда. Степь широка, дорога к кагану теперь для него закрыта, но есть много городов, где может он жить безбедно до конца жизни.
– Стой, собака! – над полем разнёсся яростный рык.
Могута мчался за Илдеем, в гневе потрясая мечом. Хан, ударив пятками коня в бока, припустил между юрт, стараясь затеряться от глаз ненавистного воеводы.
– Стой! – могучий голос звучал
Могута, на скаку сняв с луки седла увесистый щит, швырнул его в спину удирающего хана. Тяжело, словно куль, слетел с коня Илдей. От удара о землю у печенега из груди вышибло воздух, потемнело в глазах, во рту явственно проступил привкус крови.
Тяжело поднялся он, ожидая своего противника.
Воевода спешился:
– Биться будем, Илдей, - голос его был грозен и неумолим, - хватит бегать, точно заяц.
Хан злобно оскалился:
– Воля твоя, старик, - кривая сабля свистнула, рассекая воздух.
Зазвенели клинки, дрогнул хан от силы удара русича, но выстоять смог. Обрушился на него Могута словно былинный богатырь. Илдей отскочил в сторону, перевести дух. Грозно хмуря брови, тяжёлой поступью шёл на него воевода. Казалось хану, что даже земля вздрагивала от звука шагов ненавистного соперника. Снова сошлись воины в поединке, Илдей ловко уворачивался от ударов Могуты, недаром поставил его каган ханом, не всегда его жизнь была сытой и спокойной. И ему пришлось участвовать в набегах, много сражений он прошёл. Не счесть, скольких мужей, женщин, стариков и детей погибло от его руки. Только воевода не плачущее дитё и не девица, что дрожит от одного вида кочевников. Не напугать его дикими криками и взмахами сабли.
Словно степной волк и могучий медведь, сошлись друг с другом супротивники. Силён лесной великан, за один удар может перебить хребет волку, но и тот непрост. Изматывает он медведя неожиданными наскоками, нанося мелкие раны. Не смертельны они, но скоро уже могучий зверь, теряет силы, истекая кровью.
Ещё удар, щека хана окрасилась красным, еле успел он уклониться от меча Могуты. Губы Илдея тронула злобная улыбка, за спиной воеводы появился лучник. Не чует опасности старый воин, не ожидает нападения из-за угла. Тонко тренькнула тетива, полетела стрела к цели, рассекая воздух. Пробила кольчугу, попав Могуте в спину. Лишь удивлённо раскрылись глаза воеводы, ни стона не вырвалось из сжатых губ. Он оглянулся, ища второго противника. В этот момент подскочил к нему Илдей, всадив нож в спину. Багряная кровь заструилась из-под кольчуги, орошая землю. Могута покачнулся. Вновь натягивает тетиву степняк, да только не видит, что подходит к нему Варвара, цепь беззвучно набирает разбег, лицо воина рассекает ярко-алая полоса, тихо оседает он на землю. Илдей уже не замечает ничего вокруг, его сердце ликует. Побеждён враг!
Тихо, словно тень из преисподней, встаёт позади хана Милава, неслышно пробралась она за юртами, в тот момент, когда настигла воеводу стрела. Илдей в исступлении омывает лицо кровью старого воина, когда ему в шею впивается нож, пропарывая ярёмную вену и вонзаясь в горло. Толчками, повинуясь биению сердца, хлынула алая водица из раны, схватился за шею Илдей, ищет глазами обидчика. Взор его встречается со взглядом гордой княгини. Расширились зрачки, что-то шепчут губы, но лишь бульканье вырывается из горла. Замерев на мгновенье, хан замертво падает на землю, невидящими
– Хан мёртв! – разнеслось над полями, выпучив от страха глаза, конник, что пытался спрятаться за юртами, смотрел, как остатняя искра жизни угасла в глазах его предводителя.
Эта весть стала последней каплей - печенеги дрогнули и бросились врассыпную: пусть каган сам воюет с проклятыми русичами, а им дороги их жизни! Опостылела степнякам Вежа, её непокорные жители, гиблые леса, суровые зимы.
Раздался победный клич дружины. Не стали они догонять петляющих по степи печенегов. Не нужны рабы вольному городу, а добить трусов не поднимется рука.
С плачем и радостными криками приветствовали ратников полонянки, девушки, утирая слёзы, выбирались из своих укрытий, спешили навстречу родным людям. Совладав со своими чувствами, бросились они на помощь дружинникам, помогая снять тяжёлые кольчуги, перевязывая бинтами, что ждали своего часа в поясных сумках.
Не время пока для отдыха, окончен бой, но надо отыскать раненых товарищей, что могли сгинуть, не выбравшись из-под тел павших печенегов. Долго бродили по месту кровавой бойни дружинники и освобождённые пленники. Кто-то пригнал пару телег из ставки, грузили на них ратников, что были в беспамятстве. Разломали ненавистные юрты, сложив из них краду для степняков. Стаскивали к будущей братской могиле тела печенегов. Скоро появился первый дымок, огонь робко, словно пробуя на вкус, лизнул края войлока. Пробежал по сухим перекрытиям и принялся за пиршество. Буйно взметнулись лепестки огненного цветка, превращая ставку горделивого хана в унылое пепелище, где ещё много лет не будет расти ни единой травинки.
Перед костром на паре деревянных кольев распласталось тело Илдея, остекленевшие глаза глядели на степь. Отказали ему в посмертии ратники, не простили безвинных смертей…
Осторожно, стараясь не растревожить раны, перенесли Могуту на телегу, жив воевода, вот только дыхание рваное и едва заметное, впал он в беспамятство от потери крови. Аккуратно сняв кольчугу, один из дружинников перевязал раны бинтами, пропитав их целебными отварами, шепча тихо слова благодарности:
– Ай да княгинюшка, подсобила, да как! Авось и выживет наш воевода…
Долгим было возвращение в родной город. Дружинники, посадив на коней полонянок, вели скакунов в поводу, с трудом передвигая ноги. Укутав плащами девушек и женщин, ёжились на холодном ветру. Но сердца горячо бились в груди. Победа! Повержен враг! Надолго запомнит каган, как могут биться русичи.
– Братцы, - раздался окрик одного из гридней, - глядите, что это там?
Он указывал на странного путника, что, согнувшись, семенил через поле.
– А ну-ка, ведите его сюда!
Быстро оседлав коня, один из воинов нагнал странного перебежчика и, понукая его копьём, направил к войску.
Княгиня, ехавшая впереди дружины, ахнула, когда скинули капюшон с лица пойманного:
– Да это же Лазарь! – гнев засветился в прекрасных глазах Милавы, - византийский прихвостень хана, - подъехав, плюнула в лицо мужчины.
– Что делать прикажешь, княгиня? – обратились к ней гридни.
– Не убивайте его, пусть идёт с нами в Вежу, - глаза женщины злобно сощурились, - там придумаем для него наказание.
Глава 22