Великая Российская трагедия. В 2-х т.
Шрифт:
“...Как только спартанцы перестали фанатически повиноваться важнейшему закону Ликурга, как только жадность проникла в республику, они вынуждены были принять пагубную политику Лисандра. Спарта стала требовать налогов от своих врагов и от своих союзников, под предлогом необходимости вести внешние войны и иметь флот она создала государственную казну, а из казны богатства тайно потекли в карманы должностных лиц и граждан. По мере ослабления власти законов все смелее становилась коррупция.” [150]
150
op.cit., p.109-110.
Верно: “Коррупция, —
Эта болезнь также стара, как государство, общество. Но история показывает и то, что государство долго не выживает, если не осуществляется жесткая борьба с коррупцией. Рим просуществовал 2 тысячи лет, потому что в нем были развитые контрольные институты государства...
Российский Парламент, Президент Руцкой только попытались обнажить масштабы коррупции — и вот мы здесь, в “Лефортово”, а Парламент расстрелян...
Потрясает стиль Софокла — не у него ли учился Шекспир?..
...Софокл. Трагедии, драмы, т. III.
Перевод с предисловием Ф. Зелинского
Москва, издание М. и С. Сабашниковых, 1914
IV (599)
Явились змеи посреди стола,
К блюдам и чашам винным подползая.
V (600)
В объятиях горя много видит дух.
VI (601)
Не восхваляй его, пока он жив.
VII (662)
Упадок духа и болезнь рождает.
VIII (603)
Всему нас учит долгий век и время.
Тиро первая, с. 199.
I (97)
Кого любовь и правда вдохновляет,
Тот мудрецов находчивее всех.
Троянский цикл, с. 34.
Когда глупцы числом необорим,
От них мудрец погибнет одинокий.
Глава XII. СЛЕДСТВИЕ
Игра
Прошел ноябрь. Кажется, я писал — простыл основательно и приболел. День рождения, 22 ноября... Пришли Раиса (жена), Сима (дочь) — в присутствии инспектора, как всегда, поговорили о наших семейно-родственных делах. Принесли, конечно, разной еды, да кусок-то в горло не лезет. Чтобы не огорчать, что-то съел. Пришлось им все забрать домой — в камеру-то нельзя вносить таким способом передачи: порядок, процедура.
И вот после основательного перерыва, следователь вновь допрашивает меня. И все — об одном и том же. Правда, некоторая новинка. Мои дневниковые записи. Но предъявляет мне их не целиком, а разрозненными частями. Показывает еще какие-то бумаги, совершенно непонятные, даже с “загадочным” текстом, поясняет: “Это все с вашего стола, Руслан Имранович, изъято”... В общем, пусть читатель сам оценит.
После прогулки: “Руслан Имранович, к вам пришли”. Дверь открывается... Знакомыми путями в кабинет следователей...
Вопрос следователя: — Вам предъявляется рукописный текст, исполненный на стандартном листе бумаги, который начинается словами: “...Дорогие москвичи...” и заканчивается “...Увидел Константинова”.
Ознакомившись с текстом, что вы можете пояснить по этому поводу?
Ответ: — Рукописный текст исполнен мною. Скорее всего, судя по последней фразе, эта запись в самой общей форме того выступления, которое я уже в 17 часов сделал с балкона здания Верховного Совета РФ, получив сообщение о взятии мэрии. Сообщение о взятии мэрии, а позже и “Останкино” я получил от Баранникова В.П. у себя в кабинете. Баранников, также как и я, был недоволен тем, что люди ушли от здания Верховного Совета и оставили его без защиты.
1. “Удержать людей...” 4. “Удержать людей вокруг “Белого дома...”
Моя позиция, заключающаяся в том, что я, во-первых, был принципиальным противником захвата каких бы то ни было объектов и, во-вторых, что я не призывал к их захвату. Я стремился удержать людей вокруг “Белого дома”.
Вопрос: — На указанном листе бумаги в верхней его части имеется запись: “Руцкой призвал людей брать штурмом мэрию и “Останкино”, организоваться для этой цели”. Что Вы можете пояснить по поводу этой записи?
Ответ: — Трудно пояснить — слишком обрывочная запись. Но попробую. Но сперва хотел сказать следующее. Предъявленное мне обвинение в том, что я организовал незаконные вооруженные формирования и выдачу стрелкового оружия, принадлежащего департаменту по охране объектов Верховного Совета Российской Федерации, лицам, не имевшим права на ношение и хранение огнестрельного оружия, является абсурдным. Председатель Верховного Совета не мог иметь и не имел никакого отношения к оружию. Даже до событий 21 сентября 1993 г., когда отдельные депутаты обращались ко мне с просьбой выдать оружие в целях личной безопасности, я направлял их в департамент охраны объектов Верховного Совета Российской Федерации. В период с 21 сентября по 4 октября 1993 г. я строго руководствовался Конституцией Российской Федерации, решениями Х Съезда народных депутатов РФ, и никаких противоречий между моими действиями и решениями Х Чрезвычайного Съезда не было. До ухода из здания Верховного Совета 4 октября 1993 г. Х Чрезвычайный Съезд народных депутатов оставался высшим органом власти, которому обязаны были подчиняться все органы государственной власти на территории Российской Федерации.
Вопрос: — Из этой записки следует, что в 16.00 к вам заходил Уражцев. Он заходил к вам до вашего выступления с балкона “Белого дома” 3 октября 1993 г. или же после вашего выступления?
Ответ: — Судя по записи, Уражцев заходил ко мне в 16 часов до моего выступления с балкона “Белого дома”, которое состоялось в 17 часов. Уражцев подтвердил ранее полученное известие о взятии мэрии. Насколько я помню, в это же время ко мне в кабинет зашли Баранников, Руцкой и Дунаев, с которыми мы обсудили ситуацию после того, как демонстранты взяли, как было сообщено, мэрию и “Останкино”, и вокруг “Белого дома” осталось мало людей для защиты. Вот в этом контексте следует понимать отырвочную запись в правом верхнем углу, на которую ссылалось следствие, задавая мне этот вопрос.
Это подтверждается заключительной фразой: “Баранников разнервничался по поводу призывов Руцкого с балкона взять штурмом мэрию. Люди пошли и оказались отсеченными омоновцами. Попытался успокоить”. Моя запись: “Удержать людей вокруг “Белого дома” свидетельствует о желании удержать людей у Дома Советов для защиты конституционного строя, с целью не допустить возможного силового захвата здания парламента. А захват мэрии никак не мог вписаться в эту задачу и, более того, ослаблял охрану здания Верховного Совета. Все другие записи, кроме тех, по которым я дал показания, и записи, предъявленыне мне на вышеуказанном листе, — это форма реагирования на то, что уже случилось, или на то, что мне стало известно. Это записи свидетельствуют о правильности показаний, данных мною с 4 октября 1993 г. Прошу произвольно не толковать эти отрывочные конспектные записи, содержание которых не может быть ясным никому, кроме автора.