Великая северная экспедиция
Шрифт:
Однако, несмотря на полную беззащитность животного и его незлобивость, охота на него представляла не малые затруднения; причина - огромный вес и колоссальная сила этого животного, "понеже оная корова силу имеет так велику, что таким множеством людей насилу держать можно". По словам Стеллера, морские коровы были настолько тяжелы, что необходимо было 40 человек, чтобы вытащить тушу животного на берег с помощью канатов. В изображении Стеллера охота на зверя протекала следующим образом: "В исходе июня мы починили наш катер, столь сильно поврежденный о скалы осенью, туда уселись гарпунщик, рулевой и четверо гребцов и дали первому острогу вместе с очень длинной веревкой, устроенной на манер китобойной; другой конец ее держали на берегу 40 остальных человек. Затем стали грести, соблюдая полную тишину, по направлению к животным, которые стадом, ничего не подозревая, паслись на берегах своего луга на дне моря. Как скоро гарпунщик зацепил одно из этих животных, люди, находившиеся на суше, стали тянуть его помаленьку к берегу, тогда как находившиеся на катере подъехали к нему вплотную, стараясь всячески утомить его; когда же животное, повидимому, обессилело, его стали колоть во все места большими ножами и штыками, так что оно потеряло почти всю кровь, бившую из его ран фонтанами; после этого его вытащили при полной воде на берег и там привязали. Когда вода убыла, и животное очутилось на сухом берегу, все мясо и сало его срезали по кускам и снесли в помещение, где уложили в большие бочки, сало же повесили на высокие козла. В скоре у нас оказалось такое изобилие пищи, что постройка нового судна, которое должно было нас спасти могла идти теперь совершенно беспрепятственно".
По возвращении путешественников домой на материк - слава о замечательном животном и его превосходных питательных качествах распространилась далеко. Обольщенные сообщениями промышленники, китоловы и всякого рода авантюристы и проходимцы валом повалили на единственное место обитания морских коров остров Беринга и принялись там с таким зверским ожесточением истреблять мирное животное, что вскоре оно совершенно было стерто с лица земли. Зимовавший в 1754 году на острове Беринга Петр Яковлев, т.-е. когда морских коров у берегов еще было много, уже тогда указывал на совершенно бесцельное и недопустимое хищническое истребление животного. Двуногие акулы, в опьянении алчности, не рассчитывая своих сил, собираясь в небольшие партии по 3-4 человека, кололи животных направо и налево и, конечно, не могли вытащить истекавшее кровью раненое животное на берег, для чего, как мы видели, необходимо было не менее 40 человек. Сотни, тысячи животных, уносимые морем, погибали таким образом без всякой пользы.
Яковлев писал про этих охотников "истребления ради истребления": "Они тем коровьим табунам, подле берегу в море обретающимся, чинят сугубую трату и гибель, так что из них человек с берегу или неглубоко заходит в море и колет упомянутое поколюкою*, привязавши на долгий шест, и ранит одну или другую корову смертью. Но те раненые коровы уходят в море и тамо, когда от ран обессилеют, тогда морем на берег не скоро мясо их выметывает, и через долгое время после колотья каждая корова, если нераспластанная, искисает и к пище негодная бывает. И так оный промысел коров немноголюдством хотя и много колют, да к рукам их ни одна свежая корова не приходит, а затем они претерпевают разный голод, а коровьим табунам чинят искоренение, которое подлинно считаться может без сумнения". Яковлев указывал на высокую полезность животного, всячески ратовал за прекращение безобразной, бесцельной бойни, но ничто не помогало.
По исследованиям американского ученого Стейнегера, особенно заинтересовавшегося вопросом о морских коровах и подробно по оставшимся скудным данным изучившего их, животное было совершенно истреблено очень быстро после его открытия; уже в 1768году морской коровы не существовало, в этом году последний ее экземпляр был убит неким Поповым. Однако Норденшельд, посетивший Берингов остров в 1879 году, полагает, что конец морским коровам пришел значительно позже, а именно в 1854 году.
Когда ученые спохватились и пожелали выяснить тайну замечательного животного, "промежуточного звена между рыбой и тюленем", "полуженщины-полурыбы", было уже поздно. Самые тщательные поиски, с целью добыть хоть один экземпляр, не привели ни к каким результатам. Каждый корабль, отплывавший в Берингово море, получал особую инструкцию относительно морской коровы, капитану была гарантирована крупная премия за всякое сообщение о ней. Но ни один из них с тех пор не привез о животном никаких известий. Замечательная сказочная сирена сгинула навсегда.
В настоящее время скелеты морской коровы в полном виде находятся в Зоологическом музее Академии Наук в Ленинграде, в Лондоне, Гельсингфорсе, Стокгольме и Вашингтоне. На острове Беринга скелеты морской коровы в некотором расстоянии от современного берега находят и поныне. Обыкновенно они залегают в слое торфа, густо поросшего травой, на месте древнего морского берега, впоследствии приподнявшегося. Сирены и в частности морские коровы являются группой животных очень древних. Остатки их находили в третичных отложениях различного возраста - от эоцена до плейстоцена - во многих местах Европы, а именно в Англии, Голландии, Бельгии, Франции, Германии, Австрии и Италии, а также близ Каира. В Америке ископаемых сирен находили также в Новой Каролине, Нью-Джерси и на острове Ямайке.
Другим блюдом в меню наших путешественников было включено мясо морского бобра, ныне почти совершенно истребленного. В международном постановлении об охране тюленя в северной части Тихого океана указывается также на настоятельную необходимость охраны морского бобра. По данным Бросса**, их осталось всего лишь несколько экземпляров, между тем как сто лет тому назад каждый залив, каждый сколько-нибудь защищенный выступ, как уединенный скалистый остров Берингова моря, кишели этими весело игравшими, в высшей степени изящными животными. Еще около восьмидесяти лет тому назад в бухте Сан-Франциско бобры водились тысячами.
За 9 месяцев своего пребывания на острове Беринга наши путешественники напромышляли здесь 700 бобров, шкуры которых они вывезли на Камчатку. "Мех морского бобра, - говорит Стеллер, - превосходит меха самых лучших речных бобров длиною своих волос и красотою цвета до такой степени, что не может выдержать с ними никакого сравнения... Живой морской бобер - красивое, приятное животное, отличающееся веселым и забавным нравом, а в семейной жизни - это крайне ласковое и привязчивое существо! Морские бобры больше держатся семьями, в состав которых входят самец, самка, полувзрослые детеныши и сосунки. Привязанность к детенышам так велика, что они решаются подвергать себя самой большой опасности, лишь бы выручить отбираемых от них детенышей. В последнем случае матки плачут, как дети, и сильно тоскуют по ним".
Мясо морского бобра также пришлось весьма по вкусу нашим путешественникам, они уверяли, что оно много вкуснее тюленьего, мясо же сосунков напоминало им барашка.
На острове оказалось прямо несметное множество песцов; питавшиеся отбросами моря, они размножились на острове до невероятности. Совершенно не боясь человека, они проделывали здесь такие штуки, которые Стеллер сравнивает только с историей проделок обезьян на острове Саренбурге, рассказанных неким Альбертом Юлиусом. Стеллер, хорошо изучивший этого умного и хитрого пушистого зверька, рассказывает о нем изумительные вещи. Песцы, - по его словам, "забирались в жилища и днем и ночью и таскали решительно все, что только могли унести, даже вовсе не нужные им предметы, как то: ножи, палки, мешки, сапоги, чулки, шапки и т. п. Они научились до такой степени искусно откатывать бочки с запасами в несколько пудов и так ловко извлекать из них мясо, что первое время, - пишет Стеллер, - мы положительно не могли приписывать подобные проделки им. Во время обдирания шкуры с какого-нибудь животного нам часто случалось закалывать ножом по два, по три песца потому, что они старались вырвать у нас мясо из рук. Если мы что-либо зарывали самым тщательным образом и заваливали это каменьями, то песцы не только всегда находили скрытое, но и умудрялись сдвигать тяжелые камни. Они поступали в этом случае, как люди: подрывали камень и, навалившись на него плечами, изо всех сил помогали друг другу. Если мы клали какую-нибудь вещь на высокий столб, надеясь оградить ее этим способом, - они подрывали его до тех пор, пока он не сваливался; или один из песцов взбирался на шест, подобно обезьяне или кошке, и необыкновенно хитро и ловко сбрасывал с него лежащую вещь.
"Они следили за всеми нашими движениями и следовали за нами по пятам, какие бы мы меры ни принимали против них. Когда море выбрасывало какое-нибудь животное, песцы пожирали его прежде, чем люди успевали добраться до места, и наносили нам, таким образом, большой ущерб. Если им не удавалось сожрать все разом, они таскали остатки по кускам, зарывали их на наших глазах под камни и продолжали эту работу до тех пор, пока не перетаскивали всего. Некоторые из песцов стояли при этом на-страже и наблюдали за приближением людей. Заметив кого-нибудь из нас уже издали, они поспешно принимались зарывать труп животного, орудуя все вместе, и при этом делали это так быстро, что в самое короткое время нельзя было заметить и следа от туши целого медведя или морского бобра. Ночью, когда мы спали под открытым небом, песцы стаскивали с наших рук перчатки, вытаскивали шапки из-под головы, стягивали с нас одеяло и умудрялись даже вытянуть из-под нас шкуры, служившие нам постелью. Чтобы спасти от них свеже-убитых бобров, мы клали их под себя, но песцы преспокойно выедали из-под человека все мясо и внутренности трупа. Вследствие этого мы были принуждены спать с дубинками в руках, чтобы при пробуждении тотчас же иметь возможность отгонять и бить их".
Эта подлинная песцовая стихия вызывала наших путешественников на самые крайние меры, они истребляли их тысячами; Стеллер передает, что он однажды один зарубил топором 70 штук, шкурами которых покрыл крышу своей пещеры.
Не малое число песцов на острове поглощали также медведи и морские орлы, причем последние охотились на них довольно оригинальным способом: схватывали когтями песца, поднимались с ним высоко на воздух и оттуда сбрасывали его на землю.
С появлением на Командорских островах человека, песцы стали исчезать, ныне их здесь немного. В 1910 году, например, их удалось добыть промышленникам в течение всего года лишь 1053 штуки. Но удивительно, что и до последнего времени здешний песец не боится человека и смело, как собака, приближается к нему и обнюхивает его.