Великая северная экспедиция
Шрифт:
28 сентября буря еще более усилилась; шел град. "Мы плыли, с божьей помощью, куда нас гнало разгневанное небо, - замечает Стеллер.
– Половина нашей команды лежала распростертой, другие, в силу необходимости, держались как здоровые, но вследствие ужасающих волн и качки корабля все были как полоумные. Молились горячо и много; но проклятия, накопившиеся за десять лет пребывания в Сибири, лишали нас возможности быть услышанными".
И все же, несмотря на неслыханные бедствия, предоставленное стихии судно не погибло и, повидимому, от того только, что было очень крепким и находилось в надежных руках: так, счисление, например, удалось держать во все продолжение бури, и оно находилось сравнительно в порядке.
11 октября стало стихать, но целый ряд признаков говорил, что вскоре следует ожидать повторения бури. Передышку использовали для заделки многочисленных повреждений на судне, а также подсчитали пищевые ресурсы. Большой недостаток воды встревожил всю команду, стали раздаваться голоса с предложением возвратиться к берегам Америки и там перезимовать. Собрались на совет в каюту Беринга все, кто только еще мог держаться на ногах. Беринг был против этого предложения. Он советовал еще раз попытаться достигнуть родных берегов, к тому же и ветер для путешествия в Америку был противный. Решили все же плыть к американским берегам, но, проплыв некоторое время, передумали и, последовав совету Беринга, повернули на юго-запад. Ветер вскоре отошел к северу, пошел снег, люди мерзли, бодрости ни в ком уже не чувствовалось.
Однако, все, что встречалось достопримечательного на пути, привлекало внимание и тщательно заносилось в судовой журнал. Так, 25 октября в широте около 51° заметили на севере остров, названный именем Св. Маркиана (впоследствии Амчитка). Через три дня повстречался другой остров, названный островом Св. Стефана (Киска), и, наконец, на широте около 52°30' обнаружили третий остров, наименованный Св. Авраамием (впоследствии Семич). Стеллер уверяет, что были замечены вдали на севере еще два острова, по его мнению первые Курильские, но в судовом журнале мы не встречаем этой записи. Но вот, наконец, утром 4 ноября, милях в 16 от корабля, на широте 53°30' увидели впереди себя гористую землю, которую и приняли за цель своих надежд и стремлений - Камчатку. Ужасный по тягости поход казался оконченным. Положение многострадального корабля, которым управляли теперь Ваксель и Хитров, было самое тяжелое. По словам А. Соколова, "счисление было уже почти потеряно, по крайней мере значительно разнилось; судно почти без правления. Начальник больной, давно не выходящий из каюты; офицеры несогласные и едва перемогавшиеся; команда изнуренная и оцынжавшая, - умирающие каждый день, даже по-двое на день. Вооружение ослабленное, паруса обветшалые. Ни сухарей, ни вина, и воды весьма мало. Сырость и холод. Сомнение, безнадежность и ужас почти неминуемо предстоявшей гибели...* "
"Невозможно описать, - замечает Стеллер, - как велика была радость всех нас, когда мы увидели берег. Умирающие выползали наверх, чтобы увидеть его собственными глазами... Даже больной капитан-командор вышел наверх. Все осведомлялись о здоровье друг у друга, все надеялись найти на острове отдых и успокоение. Нашли даже спрятанный где-то бочонок с водкой, которым еще более усилили общую радость... Открывшаяся земля казалась Камчаткою... Моряки хвалились в своем неведении: будь хоть тысяча мореплавателей, никто не пришел бы вернее к цели! Мы не ошиблись даже на полмили". (рис. 8)
Уже нетерпеливые взоры различают характерное очертание Авачинской губы, называют отдельные горы, мысы. Скорее, скорее на берег! Но чем ближе подходит к берегу корабль, подгоняемый засвежевшим северовосточным ветром, тем более растет недоумение. Пустынный безлесный берег совершенно не похож на Авачу и ее окрестности. Но все же моряки не сомневаются, что перед ними Камчатка - в районе где-нибудь между Шипунским и Кроноцким мысами. Когда определились, оказалось, что Авачинская губа отстоит отсюда нето в 40 милях, нето в 21/2° разности долготы. Ввиду такой неопределенности, Беринг созвал последний "консилиум", последнюю "мирскую сходку" с участием всех, кто только мог дотащиться до его каюты. Необходимо было решить вопрос, идти ли разыскивать Авачу, где моряков ожидают люди, тепло и провиант, или же "для спасения себя" "идти немедленно к видимому берегу, какой бы ни был берег, есть ли у него или нет пристанища". Беринг с Овцыным доказывали необходимость продолжать поиски Авачи. Ваксель же с Хитровым, поддерживаемые большинством команды, стояли за немедленную высадку на берег. Восторжествовало последнее, "гибельное" предложение.
Стихии попутным ветром двинулся "Св. Петр" к берегу, и перед закатом солнца, впервые за долгое время брызнувшего из-за разорванных туч золотыми лучами, бросил якорь на 12-саженной глубине - на совершенно открытом месте в расстоянии не более версты от каменистого, бесприютного берега, вокруг которого длинной белой лентой извивались грандиозные буруны не улегшейся еще бури. Но недолго продержался корабль на якоре. Подошедшей огромной волной мертвой зыби его так рвануло, что канат не выдержал, лопнул, и корабль, вздымаясь на бурунах и гулко шаркая днищем о грунт, понесло прямо на берег. Не помог и другой якорь, снова оборвало канат, в страшном смятении люди бросились в трюм за третьим... Но в этот момент произошло истинное "чудо": могучие кипящие буруны, таящие в себе огромный запас энергии, "перекинули судно через груду камней, - и - чудным счастием - оно было поставлено на совершенно спокойную воду, между грядою "камней и берегом, в полуверсте от него, на глубине 11/2 сажен". Из этой лагуны-западни корабль уже не вышел.
Так закончилось четырехмесячное бурное плавание "Св. Петра" к берегам Америки. Наступила тихая ночь, залитая лунным светом, впереди распростерлась пустынная, каменистая земля, на которую никогда еще не ступала нога человека. Пепельносерые облака застилали по временам вершины высоких гор и торопливо неслись на юг; вдали грохотал, дробясь о каменистый берег, прибой. Вконец утомленные люди, впервые за столько дней почувствовавшие под собою прочную, не уходящую из-под ног палубу, спали мертвецким сном. Не спал лишь один вахтенный; одетый в теплый армяк, он прислонился к кормовому люку и пристально разглядывал берег. Так обстояли дела на "Св. Петре" в ночь на 6 ноября 1741 года в виду открытого острова, названного впоследствии островом Беринга, из группы Командорских.
ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ НА НЕОБИТАЕМОМ ОСТРОВЕ
Первая экскурсия.
– Песцы-хищники.
– Подготовка к зимовке.
– Опасения за судьбу корабля.
– Смерть Беринга.
– Моряки окончательно убеждаются, что они не на Камчатке.
– Вымершее чудовище - морская корова.
– Морской бобер.
– Ученый варвар.
– Истребленный очковый баклан.
– Землетрясения на острове.
– Моряки сооружают новый корабль.
– Спасены.
– Возвращение в Петербург.
Рано утром спустили на воду единственную оставшуюся после страшной бури шлюпку и отправились на берег. Первыми съехали Стеллер и Плениснер. Уже первая экскурсия Стеллера на берегу навела его на грустные размышления: подлинно ли они на Камчатке? Уж больно странно ведут себя здешние звери, - совершенно не боятся человека. И какое их тут изобилие! Морские бобры встретили путешественников, едва те сошли на землю, а Стеллер хорошо знал, что эти давно и ретиво преследуемые промышленниками вблизи камчатских берегов животные почти не водятся уже там.
Поразило и огромное количество куропаток, также вовсе не пугливых; их было так много, что свободно можно было бы добыть за час хоть сотню. Но охотиться было некогда, необходимо было осмотреться и ориентироваться в поисках прежде всего свежей воды. Плениснер все же добыл специально для больного Беринга шесть куропаток и отправил их на корабль, Стеллер же присоединил сюда еще несколько пучков противоцынготной травы для приготовления командору салата.
Особенно были удивлены наши путешественники колоссальным множеством здесь песцов. Об этом животном, которое, по словам Стеллера, по наглости, хитрости и пронырству далеко оставляет за собой обыкновенную лисицу, мы расскажем еще ниже, а сейчас заметим, что осмотренный нашими путешественниками берег произвел на них самое безотрадное впечатление. Совершенно безлесный, пустынный и дикий; с нагроможденными у самой воды голыми каменными скалами, берег не являл никаких благоприятных перспектив для предстоящей зимовки, и, что всего хуже, неизвестно было даже, что это за земля. Но Стеллер все еще хотел верить и надеяться, что это Камчатка, хотя новые факты с каждым днем и разубеждали его в этом.
Всю ночь провели путники на берегу, усиленно разыскивая свежую воду. Поиски их увенчались, наконец, успехом к великой радости всего экипажа. Они набрели на ручей превосходной воды, а попутно нашли и порядочное количество выкинутого на берег леса. Во время этих поисков внимание Стеллера было привлечено совершенно неведомыми ему крупными морскими животными, ходившими стадами невдалеке от берегов. Через несколько дней, когда путешественник повнимательнее присмотрелся к ним, он дал им, удержавшееся навсегда, название морских коров. Но, отложив теперь все эти наблюдения до более благоприятного момента, Стеллер с Плениснером и со всеми оставшимися на корабле здоровыми людьми ушли в организационную работу по приготовлению экипажа к зимовке. Прежде всего необходимо было соорудить "помещения"; единственно, что возможно было сделать в их условиях, - это вырыть в песке ямы-пещеры, прикрыв их сверху парусами. Когда вырыли несколько таких подземелий, стали перевозить на берег больных.