Великая сталинская империя
Шрифт:
Материалы от этих служб поступали ежедневно и в большом количестве, так что Сталин просто физически не мог ознакомиться подробно с каждым из них. Наиболее важные он прочитывал сам, об остальном вкратце докладывали Абакумов, Берия и личный секретарь Поскребышев. Информация вождю, в основном, излагалась с классовым подходом, который ему нравился. Особое ударение делалось на превосходстве СССР в разрешении перспективных проблем.
Сталин не мог быть в политике выше своих пристрастий: так или иначе они отражались на его поступках. И если в годы войны он отказался от берлинского предложения обменять своего сына Якова на фельдмаршала Паулюса, то это вовсе не означало, что он так поступал в каждом государственном случае. Над ним довлела идея необходимости противостояния капитализму, и в силу своей ортодоксальности,
Но если опираться сугубо на факты, то вооруженный блок первыми создали американцы и тем самым дали повод тоталитарной коммунистической системе создать в противовес свою вооруженную группировку — Варшавский договор. Не следует забывать и о том, что, учитывая текущую ситуацию, Сталин опирался на мнения ближайших соратников, проповедовавших им же созданную классовую доктрину строительства международных отношений. Молотов, Берия и Абакумов в таком же разрезе давали задания агентам внешней разведки, дипломатам. И, естественно, читали затем в донесениях о теневой политической жизни США и Англии то, что фактически заказывали. Так возникла система преломления информации под определенным идеологическим углом. В любом серьезном шаге правительств Британии и США в Москве усматривали тайный замысел против СССР.
Подобная подозрительность и неприятие малейших демократических решений сказывались и в отношениях со странами Восточной Европы, Балкан. В 1955 году заместитель министра иностранных дел А. А. Громыко признал, что в конфликте с Югославией в конце 40-х годов особую роль сыграли инспирированные пропагандистские мифы и подтасованная информация. (РГАНИ, ф. 2, on. 1, д. 161, л. 173). К таким же мифам от носилась и информация о «фашизации режима», поступавшая из США в октябре-ноябре 1947 года. На самом же деле шло обычное наступление реакции в демократических условиях, но отнюдь не фашизация. Однако профашистская характеристика внутреннего положения в США продолжала оставаться и даже усилилась в начале 50-х годов. Этому в немалой степени способствовала деятельность реакционного сенатора Дж. Маккарти и его многочисленных сторонников, разжигавших среди американских обывателей антилевые и расистские настроения.
Влиял на политику с Западом и Сталин. Даже близкие его сторонники, не говоря об историках, отмечали три главные психологические особенности вождя. Первая — хроническое недоверие к союзникам, не покидавшее его даже в годы войны, когда взаимопонимание с Лондоном и Вашингтоном было наилучшим. Невероятная подозрительность — это вторая черта Сталина. Общаясь, например, с советскими дипломатами, он был уверен, что «эти либералы из МИДа» смягчают обстоятельства, чего-то ему не договаривают. И вождь принимал более жестокие дипломатические решения, чем следовало бы. И третья отрицательная черта — мания величия, скрываемая под маской бытовой скромности и простоты поведения, общения с подчиненными.
Вот с какими настроениями и предвзятостями Сталин и его окружение встретили подписание Северо-антлантического договора. Исследуя видение Сталиным проблемы национальной безопасности СССР и соцлагеря, часть современных историков склонны считать, что это понятие вождь отождествлял с личной безопасностью. Такую мысль находим в последней книге Дж. Гэддиса, где он пишет дословно, что «…для «хозяина» Кремля национальная безопасность становилась синонимом личной безопасности. Он санкционировал новые массовые репрессии, чтобы устранить любой предполагаемый вызов своему режиму».
Это верно, но только отчасти, с учетом особенностей личности диктатора. Нам же видится более широкое проявление этой проблемы. В первую очередь, Сталин придерживался старомодной концепции территориальной, географической безопасности. И тут, скорее всего, он не учитывал сверхвозможностей нового атомного оружия и совершенствующихся средств его доставки. Еще при жизни вождя американцы на бомбардировщике могли сбросить атомную бомбу на территории СССР. И этот фактор почти сводил на «нет» устаревшую теорию географической безопасности. Такого мнения придерживается другой американский исследователь — М. Леффлер. В данном случае прагматизм Сталина сыграл в его политических решениях не лучшую роль. Именно с таких позиций он предъявил претензии Турции после окончания Второй мировой войны.
В создании социалистической системы безопасности Сталин с учетом своего плацдарма в Восточной Европе делал ставку и на подписание договоров о дружбе и взаимопомощи. Такие документы были подписаны в 1948 году с Румынией — 4 февраля, Венгрией — 18 февраля, Болгарией —18 марта, Финляндией — 6 апреля. В договорах были пункты о взаимопомощи, к которой договаривающиеся стороны прибегнут немедленно, если вновь возникнет угроза войны со стороны Германии. Это свидетельствует о том, что Сталин через внешнюю разведку уже имел информацию о тайном намерении бывших союзников возродить под своим контролем военно-промышленный потенциал Западной Германии (ФРГ) и превратить ее в свой плацдарм «для защиты западной демократии» при возможном столкновении с советскими войсками в Восточной Европе.
Подписание документа о взаимопомощи с Финляндией показывает, что сталинское правительство стремилось заключать союзы против потенциально опасной Германии и с капиталистическими государствами. Это была политика использования противоречий между буржуазными странами в целях ослабления империалистического влияния в мире. А по историческим меркам это была дипломатия по принципу «разделяй и властвуй!».
С подозрением в Кремле был воспринят и план Маршалла, предусматривавший возрождение экономики западноевропейских стран. Да, это была часть концепции европейской безопасности, которую на свой лад реализовали Британия и США. В Москве тут же отреагировали на обнародование плана Маршалла как на попытку «создать группировку западных держав против их союзника в годы Второй мировой войны». Именно так было воспринято в Кремле и предшествовавшее созданию НАТО подписание 17 марта 1948 года в Брюсселе Англией, Францией, Бельгией, Голландией и Люксембургом договора о Западном союзе. Вдохновителями этой акции были британский и французский министры иностранных дел Э. Бевин и Ж. Бидо.
Сейчас на основе архивных рассекреченных данных можно с уверенностью говорить, что к подписанию договора упомянутые государства подтолкнул коммунистический переворот в Чехословакии в феврале 1948 года. Из опасений, что «народная демократия» путем переворотов станет распространяться и дальше на Запад, министры иностранных дел и политики срочно сели за составление параграфов и условий Западного союза.
Как видим, и тут неуклюжая, подтасованная под «народную волю» политика Сталина вызвала ответную реакцию буржуазных кругов. В оперативных аналитических документах МИДа СССР, представленных Молотову и Вышинскому 23 марта, подчеркивалось, что Брюссельский пакт «является первым официальным военно-политическим союзным договором в общем плане создания Западного блока под руководством США». А сталинские эксперты особо выделили мысль, что «договор представляет собой военный союз, направленный, прежде всего, против Советского Союза и стран народной демократии». Доказательство агрессивности Западного союза московские политики без оснований усматривали в том, что создавшие его Британия и Франция заранее не уведомили об этом СССР, как бывшего союзника в войне, и заявили, что новый блок не угрожает безопасности СССР (АВП РФ, ф. 07, оп. 21, п. 33, д. 497, л. 2).
В ответ авторы западного соглашения могли с полным основанием заявить: почему тогда Москва заранее не предупредила союзников о готовящейся социализации Чехословакии через переворот? Вполне резонное замечание. Но это уже было время, когда взаимные заплевывания и обвинения нарастали с обеих сторон.
Создавая свою систему европейской безопасности, СССР, прежде всего, ориентировался на противостояние с ФРГ, где укрепляли свою военную базу союзники, заодно помогая и западногерманскому правительству. Стремясь в пропаганде выглядеть миротворцами больше, чем США, советское правительство заявляло в прессе, что план Маршалла и Западный союз «не имеют ничего общего с интересами укрепления мира и безопасности народов Европы». То же самое могли бы заявить и западные политики, адресуя свой упрек Москве.