Так говорил Митрополит Сергий во время литургии о нападении Германии или нет?
Здесь необходимо отметить, что в Елоховском соборе по воскресным дням литургия начиналась и начинается в 10.00 и продолжается не менее трех часов. О нападении немцев очень многие в Москве уже знали с 6.30, так как с этого времени Геббельс начал зачитывать по радио обращение Гитлера к немецкому народу, а в московских коммунальных квартирах еще жили интеллигентные люди, знающие немецкий язык, и у многих из них в комнатах имелись не только репродукторы, но и радиоприемники (cм. [62. C. 315–316]). Поэтому о нападении Германии Митрополит Сергий мог услышать сам по радиоприемнику, или ему сообщил об этом кто-то из церковного клира или прихожан до начала службы. Однако сказать об этом всем верующим, прежде чем это сделает руководитель государства, он не мог. Но во время службы ему могли сообщить
о выступлении Молотова по радио, и тогда Сергий в своей проповеди, завершающей литургию, обратился к собравшимся в храме и сказал им о начале войны, тем более что тема литургии была «Все святые, в земле Российской просиявшие». Потому он и упомянул Александра Невского и Димитрия Донского, призвал верующих и весь народ дать отпор врагу. И выразил уверенность в победе с Божьей помощью: «Господь нам дарует победу».
Интересно, что, выступая только через десять дней после Митрополита Сергия, Сталин, скорее всего находясь под впечатлением его послания, начал свою речь привычным в те годы обращением «товарищи», потом добавил «граждане», а закончил церковным обращением «братья и сестры». А в своей речи 7 ноября 1941 г. на Красной площади перед воинами, уходящими с парада на фронт, повторил за Сергием имена святых Александра Невского и Дмитрия Донского, назвав их первыми в списке великих предков – защитников Отечества.
Послание Митрополита Сергия 22 июня 1941 г. – очень важное событие для понимания этого дня – трактуют по-разному. Высказано даже предположение о том, что Митрополиту Сергию о начале войны сообщил сам Сталин (дескать, а кто же еще мог первым знать о том, что началась война?). Кто-то, наоборот, всячески преуменьшает важность этого события – мол, церковь хочет возвеличить свою роль в Великой Отечественной войне. Один из таких «исследователей» послания утверждает, что обращение Сталина «Братья и сестры!» ни малейшего отношения к выступлению 22 июня 1941 г. Сергия не имеют. Этот автор пишет: «“Братья и сестры” в официальных речах Сталин использовал не один раз на протяжении всей войны в первомайских и “седьмоноябрьских” речах». Это очевидная неправда, в чем легко убедиться, перелистав книгу Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза». В текстах опубликованных в ней тридцати восьми его выступлений, приказов и ответов на вопросы корреспондентов лишь один раз встречаются слова «братья и сестры» – в выступлении Сталина по радио 3 июля 1941 г. Есть серьезное подтверждение высокой оценки, данной Сталиным обращению Митрополита. 5 сентября 1943 г., по возвращении Митрополита из Ульяновска, где он находился в эвакуации, его вместе с митрополитами Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) принял Сталин в своем кремлевском кабинете. А через три дня, 8 сентября, в новом здании Патриархии (Чистый переулок, д. 5) уже состоялся Собор епископов, который избрал Митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси. Символично и то, что Собор проходил в бывшей резиденции германского посла, которая после этого была передана Патриархии. Сталин никогда ничего не забывал.
Приложение 20. «Маска сброшена» – публикация в газете «Таймс» 23 июня 1941 года
Вряд ли стоит тратить слова на нравственную оценку последнего шага Гитлера. Внезапно, без всякого предупреждения, он развернул на 180 градусов политический курс, начало которому было положено год и 10 месяцев назад подписанием Пакта Риббентропа – Сталина, – точно так же, как сам этот пакт диаметрально изменил его политику (и принципы, в верности которым он клялся с пеной у рта предыдущие пятнадцать лет). (Это «Таймс» напоминает, что Гитлер пятнадцать лет клялся Европе, что будет воевать с Советской Россией. – А. О.)
Различные предлоги, которыми оправдывается нынешний разворот – насчет того, что Советская Россия не соблюдала заложенную в Пакте позицию нейтралитета или что советские патрули на прошлой неделе нарушали границу, – звучат по-детски нелепо. Единственный пассаж в заявлении Гитлера, содержащий хотя бы малую толику искренности, – тот, где он, по сути, признает, что Пакт был временной уловкой, позволявшей добиться определенных целей (между прочим, подобного соглашения-уловки до начала войны добивалась Англия, что видно хотя бы по поведению англо-французской военной делегации в Москве в августе 1939 г. – А. О.), с тем чтобы позднее «сбросить маску»,
когда эти цели будут достигнуты.
Большинство стран мира – но, увы, не простодушная жертва агрессии (вот как Англия позиционировала Сталина в тот момент. – А. О.) давно уже подозревали, что дело обстоит именно так. Главный урок вчерашних событий удачно подытожил председатель Комитета по иностранным делам американского Сената: ни одному слову, ни одному обещанию Гитлера верить нельзя. После произошедшего трудно представить себе, чтобы кто-нибудь, каким бы наивным он ни был, подписал соглашение с Гитлером, считая, что тот будет его соблюдать, а не рассматривать просто как прелюдию к очередному акту вероломства.
Пока что развитие событий следует по до боли знакомому руслу. Внезапное, без объявления войны, нападение, бомбежки мирных городов, обращение Гитлера к немецкому народу, зачитанное Геббельсом, нота, врученная Риббентропом дипломатическому представителю жертвы агрессии, обещание обнародовать «разоблачительные» документы, захваченные в ходе некоей предыдущей операции – все это мы видели уже много раз. Жертве в очередной раз не был предъявлен ультиматум, не выдвигалось никаких требований. Цель, однако, вполне очевидна – стереть Советскую Россию с политической карты, как уже были стерты Чехословакия и Польша, Дания и Норвегия, Голландия и Бельгия, Югославия и Греция. И конечные планы нацистов тоже не изменились.
Никто в нашей стране не должен поддаваться соблазну облегченно вздохнуть из-за того, что теперь силы Гитлера отвлечены на Востоке. Ведь нападение на Россию лишь еще один этап подготовки к вторжению на Британские острова. Это еще один шаг к воплощению гитлеровской мечты о мировом господстве. Что же касается конкретных задач, которые ставят перед собой нацисты, и вероятных последствий нападения на Россию, то о них можно лишь гадать. Если главная цель Гитлера – запасы сырья и продовольствия, он должен был бы избрать для этого более подходящие средства. Когда военные действия начинаются накануне страды, надеяться на рекордный урожай не приходится. Кроме того, даже если сопротивление русских будет куда слабее, чем можно ожидать, исходя из неоспоримых фактов прошлого, трудно представить себе, что советские нефтепромыслы попадут в руки немцев неповрежденными.
С другой стороны, если Гитлер намеревается превратить российскую территорию в плацдарм для наступления на Ближний Восток (в Англии отлично понимают главную цель взбунтовавшегося Гитлера. – А. О.), мы можем испытать некоторое удовлетворение при мысли о том, что он не решился штурмовать препятствия, которые мы возвели на более удобных для него маршрутах. Но вывод из этого может быть только один: нам следует приложить все усилия, чтобы выстроить столь же мощные и неприступные барьеры на случай успеха его нынешнего предприятия. Каждое наступление вражеских войск, независимо от того, куда оно направлено, – это очередное предупреждение нам и нашим союзникам о необходимости активизировать наши приготовления и максимально усилить наши возможности, как оборонительные, так и наступательные.
Возможно также, что Гитлер принял это радикальное решение, рассчитывая в первую очередь на перелом в политическом аспекте войны. Пока что блестящие военные успехи не смогли развеять апатию и беспокойство немцев – ведь война явно затягивается, и конца ей не видно. Возможно, Гитлер надеялся вызвать у своих подданных запоздалый энтузиазм, вытащив из нафталина прежние лозунги о «крестовом походе» против большевизма (помнят, однако, в Англии, к чему призывал Черчилль в 1918 г. – А. О.). Если так, то он явно просчитался. Даже тех немцев, которых ему удалось обмануть, убедив поддержать нацистскую идеологию как противовес коммунизму, вряд ли удастся еще раз ввести в заблуждение, столь бесстыдно и цинично провозглашая «крестовый поход», который уже был один раз начат, а затем отменен (похоже, что автор имеет в виду именно интервенцию стран Антанты 1918–1919 гг. против Советской России. – А. О.). Еще меньше шансов на то, что эти идеологические «обманки» смогут кого-то запутать в других странах. Те, кто в свое время был одурачен и вообразил Гитлера спасителем мира от марксистской угрозы, больше не попадутся на эту удочку. Мир уже осознал как беспредельность его амбиций, так и абсолютную неразборчивость в средствах для их достижения. И никакие ужимки Гитлера это понимание уже не перечеркнут.