Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
Шрифт:
9 июля. […] Директивы меняются ежечасно. Войска наши безо всякого натиска и нажима со стороны неприятеля быстро отходят. Наш корпус — в группе частей, подчиненных «комкору» 22-го корпуса. Линия Подгайцы — Бялокерница [972] и восточнее вот-вот должна быть занята отходящими частями. Сначала штабу корпуса приказано было расположиться в Доброводах [973] , верстах в 16 к югу от Подгаиц, на пути к Монастыржиско, но к вечеру указано было перейти гораздо дальше — за Бучач, на северо-восток от него, в Медведовце [974] . «Комкор» волнуется и торопится отъездом, но задерживается неполучением пока на то приказа свыше. Отходящая самовольно
972
Бялокерница — село в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Белокри- ница в Подгаецком районе Тарнопольской области (Украина).
973
Доброводы — село в Галиции (Австро-Венгрия), ныне в Монастырисском районе Тернопольской области (Украина).
974
Медведовце — село в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Медведовцы в Бучачском районе Тернопольской области (Украина).
10 июля. […] Говорят, что в Петрограде уже объявлен диктатор — адмирал Колчак [975] . Корнилов приказом воспретил всякие митинги и расправляется с бегущими воинами жестокими, вплоть до расстрела, средствами. Уже — увы — поздно! Старые слуги царского режима, видно, больше понимали психологию своего народа, чем революционные утописты-демагоги теперешнего анархического режима. До окончания войны не надо было разлагать армию! Народу же еще нужна палка; желательно только, ч[то]б[ы] она была палкой мудрой и любящей! […]
975
Колчак Александр Васильевич (1874–1920) — вице-адмирал (1916), командующий Черноморским флотом в 1916–1917 гг. Видный деятель Белого движения.
11 июля. […] Получен приказ бесцеремонно расстреливать «товарищей» за бесчинства и неисполнение приказаний начальствующих лиц. Уже были случаи расстрела при поддержке самих комиссаров. Эта строгость должна произвести нек[ото]рый переворот и хоть несколько обуздать наши вооруженные орды. Людская масса может подчиняться не голосу совести, а страху перед физической силой. Предоставленная сама себе душа серых людей томится, ища оглушения от кулака и палки. Руководители нашей революции должн[ы] быть очень сконфуженными, что поторопились предоставить все свободы темной массе. Нужен и для настоящего времени свой Щедрин, к[ото]рый описал бы, как русские пошехонцы делали и «углубляли» революцию и наслаждались свободами! Все больше ценю я Столыпина, проявившего истинный государственный ум. Революция наша, принявшая анархический характер, слишком затянулась, и требует, как нек[ото]рые хронические б[олезн] и, обостренного метода лечения. […]
13 июля. […] Грабежи и разбои принимают колоссальные размеры: сегодня на месте преступления схвачены были два солдата, взломавшие двери комнаты «комкора» и замок его чемодана; все вынутые вещи неизвестно куда пропали; остался он, бедняга, без самых необходимых принадлежностей. […]
Час от часу не легче: утром только что обокрали «товарищи» «комкора», а вечером на глазах часового обобрали начисто «наштакора»! Верх наглости «большевизма»! Грабеж и насилия со стороны «товарищей» достигли апогея доисторического дикарства — скоро, кажется, начнут друг друга пожирать. Казаки и кавалерия — единственные наши защитники от массового проявления революционно-разбойничьих порывов «свободных» российских граждан! Общечеловечески можно жалеючи любить дикарей, но не могу не иметь к ним смертельного отвращения, ч[то]б[ы] быть их «товарищем»!!
Начали расстреливать и колотить морды «товарищам», на что они реагируют весьма удовлетворенно [976] . Никогда — ни в японскую, ни в текущую кампанию я не носил при себе револьвера, а теперь извлекаю его со дна чемодана! Выжидаю удобного момента, ч[то]б[ы] уехать из этого ада, но боюсь отбиться от штаба и ехать в одиночку [977] . […]
14 июля. […] Военный союз офицеров, чиновник[ов] и врачей при штабе Верховн[ого] главнок[омандующ]его выступил с энергичным требованием, а Корнилов — с ультимативным требованием к Временному «революционному» правительству ввиду исключительной серьезности момента — возвратить все отнятые права командующего состава и восстановить прежнюю дисциплину (палочную!) в войсках; в противном случае Корнилов слагает с себя всю ответственность за гибельные последствия «революционной» свистопляски и разложения в армиях. Давно бы пора было выступить всем военачальствующим с такими категорическими предложениями! Армия — и не папуасская-готтентотская, а армия из вполне сознательных культурных граждан составленная, не может быть армией без железной дисциплины кулака и страха перед наказанием смертью! Солдаты из здравомыслящих теперь и сами убедились в необходимости жестокой палки для своих товарищей, совсем
976
Низвергли у дикарей богов; теперь эти дикари приятно предвкушают их возвращение!
977
Рассчитываю все, что до Киева путем отступательного марша я скорее доберусь, чем если поеду эвакуированным!! — (Примеч. автора.)
16 июля. […] Только что почувствовалась оздоровляющая струя приказа Корнилова об отмене митингов на фронте, как получена телеграмма Брусилова, разрешающего эту балаганщину на фронте, но лишь в период позиционной войны, и не ближе линии дивизионных обозов! Хитрый и лукавый царедворец! […]
«Революционные» часовые, поставленные для охраны нашего дома, ночью преспокойно себе спят! […]
17 июля. День трехгодичного юбилея текущей проклятой войны. […]
Было ли в истории человеческих революций что-нибудь подобное нашей революции, чтобы свобода превращалась в безумный разврат, и воины «революционной» армии теряли чувство чести, совести и любви к родине?! «Гони природу в дверь — она влезет в окно». Вожаки нашей революции забыли непреложный закон природы, что массовой человеческой натуре присуща потребность быть под властью и иметь всегда чарующий своей силой слепую массу объект подчинения. […]
19 июля. […] Вечером неожиданно для меня получена телеграмма: «Упсанюз телеграфирует приказом начсанюз 7 июля № 240 отчислен от должности корпврача… Кравков и тем же приказом допущен к исполнению должности дивврач 12-й Сибирс[кой] див[изии] Аблов». Что сей сон значит?
Принял я это и с радостью, что скоро уеду отсюда в родные края, и с удивлением той виртуозности в технике гг. людей, с какой они, воодушевленные высокой идеей равенства, свободы и братства, сумели под меня подвести мину. Без трезвона я со службы не уйду и квалифицирую в высшие инстанции такой поступок со мной или странным недомыслием, или злобно-подлым «революционным» озорством! Теперь только я припоминаю и соображаю, что перед тем, как сему случиться, за несколько еще недель было предвестником более развязное и не столь искательное держание себя в отношении меня моих «товарищей»… То же, что было в начале кампании перед моим уходом из 25-го корпуса, откуда меня страстно желал выпереть Зуев, ч[то]б[ы] открыть вакансию своему рептильному протеже Архангельскому! А я-то, я-то, ангел во плоти, витаю всегда в облаках и только a posteriori [978] вижу, сколь энергичны люди и неразборчивы в средствах в преследовании своих мышиных интересов. По поводу случившегося со мной вспоминается чеховский рассказ «Торжество победителей», как герой его Алексей Иванович, обменявшись ролями с Курицыным, проявил свободу своих действий в мстительном творении всяких пакостей последнему.
978
На основании опыта (лат.).
21 июля. […] Взволновавшая меня телеграмма из «Упсанюза» относительно моего отчисления от должности корпврача 7-го Сиб[ирского] корпуса, своей недоговоренностью дававшая повод моему возмущению, оказывается, по-видимому, не столь одиозна; без упоминания, куда я назначаюсь, пришла другая телеграмма с предложением мне отправиться в расположение «Упсанюза» в г. Бердичев [979] . Я весьма доволен, что, во-первых, уезжаю все более и более в глубь России, а во-вторых, имею возможность уж не так торопиться подачей прошения об отставке. По первой телеграмме мои сослуживцы-офицеры, учтя видимое падение моих фондов, уже не обнаруживали обычной корректности в выражении внешних форм почитания, по второй же телеграмме, сегодня, в коей ничего не говорится об отчислении меня «в резерв», — мои фонды в глазах их, очевидно, поднялись, и они по-прежнему, разговаривая со мной, когда я стою, не позволяют себе это делать сидя и непременно встают… Эх, люди, люди!.. […]
979
Бердичев — уездный город Киевской губернии, ныне административный центр Бердичевского района Житомирской области (Украина).
Корнилов назначен «главковерхом», а «старый революционер» Брусилов неизвестно пока какое будет иметь назначение. Утешительные пока симптомы, что правительство наше коали[ци]зируется и кадетизируется!
23 июля. […] На нашем участке у Гусятина [980] немцы, перейдя на западный берег Збруча, сожгли за собой мост; явный признак, что переходить в наступление на нас здесь они не собираются, а напротив — хотят, видимо, лишь обороняться. О нашем наступлении, конечно, нечего и мечтать, и на этом месте мы можем еще долго простоять, если отступающая теперь 8-я (Буковинская) армия будет в силах под конец остановиться и закрепиться. […]
980
Гусятин — город в Галиции (Австро-Венгрия), ныне поселок городского типа, административный центр Гусятинского района Тернопольской области (Украина).