Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
Не подозревавший ни о каком подвохе Алчео сразу же поставил подпись. Да и что тут раздумывать — кто еще согласится платить такие деньги за работы безвестного каменотеса?! Вот только работа оказалась тяжелой. Доссена от усердия и спать перестал. Но появилась беда и похуже — от мраморной крошки начался кашель. Алчео хватался за горло, сгибался в три погибели, пытаясь выплюнуть пыль и вдохнуть чистый воздух. Но где его взять? Ведь, не желая, чтобы кто-то прознал о его новых «Мартини», Доссена накрепко запирал свой сарай. Но в тот день приступ кашля так скрутил скульптора, что он не смог задвинуть засов. Согнувшись, услышал, как заскрипела дверь. Поднял голову, беспомощно опираясь, и
«У вас открыто…» — прозвучал певучий извиняющийся голос.
По выговору она была не римлянкой, да и платье выдавало в ней провинциалку, а узелок в руках явно показывал, что она так же, как некогда и сам Доссена, приехала в столицу на заработки.
«Как у вас пыльно! — проговорила вдруг девушка. — Не мудрено, что вы так кашляете. — Голос перешел на просительный, почти умоляющий шепот. — Я могу и помыть, и постирать, и приготовить. Хотите, я быстренько все уберу?»
Алчео вытер испарину со лба: «Конечно, хочу. Но у меня нет денег на служанку…» — «А я могу работать за еду и кров, — прошептала девушка. — Вы мне только выделите лавочку, чтобы спать. Но я буду спать совсем мало, а работать много…»
Так и вышло. Тихая Мария, так звали девушку, осталась у Доссены. Работала много, спала мало. Но, правда, не на лавочке, а в хозяйской постели. Алчео удивлялся: неужели женщина может быть такой мягкой и уступчивой, молчать целыми днями, а не заходиться в крике, как его женушка Стефания? Ну а уж когда у тихой Марии появился и тихий младенец, не орущий даже по ночам, Алчео понял: пусть людская мораль и не может разрешить ему второй брак при живой жене, но Бог простит и благословит его.
Вот только в душе Алчео покоя не было. После нескольких ваяний «под Мартини» хотелось создать что-то еще. Но что? Доссена глотал книги по истории скульптуры, прикидывал то одно, то другое. Он даже выкроил деньги на поездку во Флоренцию. Осмотрел «Врата рая» Лоренцо Гиберти, работы Донателло, Верроккьо, огромного «Давида» Микеланджело. Ах, как хотелось Алчео создать все эти произведения — у него просто руки чесались. И как ужасно, что все эти скульптуры уже сделаны!..
Вернувшись домой, Доссена свалился на кровать от перевозбуждения. И опять случилось странное — во сне к нему явилась целая «делегация» скульпторов Возрождения. Сняв шляпы и перебивая друг друга, они говорили взахлеб. Особо усердствовал пылкий Донателло: «Ты должен сделать рельеф с Мадонной, Иисусом, Иоанном Крестителем и ангелами! Вот, я покажу. — И скульптор быстро набросал эскиз. — Я начал делать эту работу еще в юности, но она затерялась куда-то. А ведь была такая красивая…»
Доссена проснулся в восторге. У него больше не оставалось сомнений в своей художественной миссии. Он должен воссоздать все те скульптуры, которые в прошлом могли бы возникнуть на благословенной земле Италии. И не только в эпоху Возрождения, но и гораздо раньше — в античные времена. Вот только бы сил хватило. А то сколько он протянет, работая на износ?
Его мысли прервала вошедшая в мастерскую взволнованная Мария: «Алчео, иди же скорее! Твой сын приехал из Пармы!»
Доссена вскочил с топчана, и тут в дверях показался Витторио — повзрослевший, окрепший, но какой-то нерадостный. «Вот приехал к тебе. — Юноша запнулся. — Не выгонишь?»
«Что ты такое говоришь?!» — Алчео обнял сына.
«Знаешь, мать уехала из Пармы. Но я не поехал с ней. Она отправилась а Падую, там у нее. — юноша отвел глаза, — дружок-коммивояжер».
Алчео присвистнул: выходит, прыткая женушка изменила ему. А он-то, дурак, боялся, что она узнает о Марии. Доссена любовно посмотрел на сына — широкие плечи, сильные руки. Вот кто будет помогать
Прозрение: судебный процесс века
У них сложилось поистине семейное предприятие. По эскизам отца Витторио проводил первую обработку камня, потом за дело брался сам Алчео, а шкурил и зачищал мрамор его младший сынишка. Ну а Мария убиралась в мастерской. С 1919 по 1927 год Доссена вместе со своими верными помощниками создал несколько десятков замечательных работ, причем не только из камня, но и из терракоты и дерева. Среди них были странноватые фигурки в стиле древних этрусков, идеальные изваяния в духе древнегреческой скульптуры, рельефы в технике Пизано и Донателло, величественные саркофаги, идеально имитирующие манеру Нино да Фьезоле, — словом, изделия на любой вкус.
Частенько в мастерскую Доссены наведывались Фазоли и Палесси. Притворно ахали: «Неужели ты и спишь на пыльном матрасе посреди скульптур? И даже не выходишь в тратторию пропустить стаканчик?»
Алчео пожимал плечами: замыслов столько, что не до выпивки. Торговцы хвалили работы и даже пообещали увеличить ему гонорар до 250 долларов. Потом, переглянувшись, уходили. Наивному скульптору было невдомек, что его «благодетели» могли перепродавать полученные работы во много раз дороже. Он просто трудился не покладая рук и ничего не замечая. Но в начале 1928 года заболела Мария. Пришедший по вызову доктор констатировал тяжелую форму туберкулеза. И через полтора месяца Алчео вместе с сыновьями проводил Марию на местное кладбище. Гроб сколотил сам, вместо венков положил беломраморную гирлянду. Зато на могилу поставил рельеф «Мадонна Николо Пизано», который только что закончил.
Домой все вернулись заплаканные. Доссена выгреб из заначки пару сотен лир и совершил то, в чем отказывал себе уже много лет, — пошел в местную тратторию и напился. От вина окружающие силуэты начали раздваиваться. Скульптор закрыл лицо руками и вдруг услышал смутно знакомый голос: «Неужто это ты, Доссена? — К столику подходил старинный приятель, которого Алчео не видел уже лет двадцать. — Как ты изменился, дружище…»
Алчео криво улыбнулся: «А ты почти нет. Чем занимаешься?» — «Да так — езжу из города в город, — протянул приятель. — Получил наследство, могу себе позволить. Изучаю историю Возрождения, подумываю о книжке. Хочу написать о тех ренессансных статуях, что нашлись у нас в Италии за последнее время».
«И много нашлось?» — Дрожащей рукой Доссена опрокинул в себя последнюю рюмку. Голова его кружилась, и голос приятеля доносился как сквозь вату. А тот обстоятельно рассказывал о найденных работах. Описывал их подробно, подсчитывал стоимость. Выходили многие сотни тысяч долларов. Доссена перестал всхлипывать и трезвел на глазах. О Мадонна! Это же его скульптуры! Он, Алчео, трудился, света божьего не видя, его сыновья болели, кроткая Мария вообще поплатилась жизнью, а мошенники Фазоли и Палесси, выходит, заработали на нем кругленькую сумму!..
На другой день, облачившись в свой единственный приличный костюм, Доссена отправился в библиотеку и взялся читать газеты. Оказалось, ему действительно есть чем гордиться. Его творчество давно перешагнуло границы родной Италии. Работы, выполненные им в пыльной мастерской на окраине Рима, стали не только достоянием известных во всем мире частных коллекционеров, но и гордостью экспозиций Метрополитен-музея в Нью-Йорке, лондонского Музея Виктории и Альберта, музеев Вены, Парижа, Берлина, Мюнхена, Бостона, Кливленда. Словом — всего мира. Вот только подлинного имени их автора нигде упомянуто не было. Работы однозначно приписывались великим скульпторам прошлого.