Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)

Прежде всего — несколько слов о себе самом: профессиональный журналист и филолог, выпускник Ростовского государственного университета восемнадцать лет прослуживший в уголовно-исполнительной системе Советского Союза и России (редактировал газету для осуждённых «Тюрьма и воля»), автор книг «Словарь блатного и лагерного жаргона. Южная феня» и «Классическая поэзия в блатных переводах», многих статей и очерков о российском уголовном мире, его истории, традициях, субкультуре. Нравы, быт, язык российского «дна» известны не понаслышке, поскольку не

менее двух десятков лет пришлось тесно общаться как с представителями уголовно-арестантского мира, так и с теми, кто призван этих представителей ловить и перевоспитывать — с работниками правоохранительных органов.

Теперь — о книге. Это — первая попытка нарисовать подробную и объективную картину становления и развития советской профессиональной преступности с первых лет революции и до начала 80-х годов. Впрочем, название книги — «Великие битвы уголовного мира» — всё же определяет достаточно чёткие границы исследования: основное внимание автора направлено на переломные моменты в истории отечественной профессиональной преступности, когда уголовный мир вынужден был вести непримиримую борьбу за своё выживание.

Автор ставил задачу создать книгу, свободную от каких бы то ни было партийно-идеологических пристрастий. Нередко подвергаются сомнению, критикуются взгляды, ставшие в последнее время чуть ли не ортодоксальными (например, об «ужасной трагедии» 1937 года). Приходится полемизировать с людьми, чьи имена и авторитет чрезвычайно высоки — например, с Александром Солженицыным, с его субъективными и зачастую неверными взглядами на преступность, преступников, арестантов советского и дореволюционного периода. В то же время автор вынужден опровергать и теории, утверждения историков вроде профессора Академии МВД РФ полковника Кузьмина, отчаянно защищающих гулаговскую действительность и варварские методы сталинизма. Однако автор благодарен этим и сотням других исследователей за огромный труд, который они проделали по сбору и систематизации фактических материалов. Без их тщательной и кропотливой работы была бы невозможна эта книга.

Ещё одна отличительная особенность «Великих битв уголовного мира» состоит в том, что автор уделяет внимание не преступному сообществу самому по себе, но рассматривает этапы уголовной истории в рамках истории Советского государства. Основная идея исследования сводится к тому, что именно политика государства непосредственно формирует структуру, определяет действия и развитие криминального сообщества. Имеется в виду политика и идеология во всех проявлениях, а не только в отношении преступного мира. И если приходится подробно останавливаться на борьбе советского государства против церкви, на травле интеллигенции, на процессах против «врагов народа», вспоминать о трагедии Лиенца (где союзники выдали Сталину десятки тысяч пленённых казаков) и т. д., - все эти события рассматриваются не сами по себе, но в связи с тем, какое влияние они оказали на историю уголовного мира.

Как появилась эта книга? Сказать, что случайно, означало бы погрешить против истины. «Случайные» книги не пишутся по несколько лет. Ради «случайных» книг не приходится работать с тысячами источников — мемуарами, документами, историческими исследованиями, изучать фольклор уголовного мира, встречаться с десятками людей — арестантами бывшими и нынешними, сотрудниками мест лишения свободы, работниками правоохранительных органов.

И всё-таки определённый элемент случайности в создании этого исследования присутствует. Дело в том, что автор его — филолог, и основную свою задачу долгое время видел в изучении русского уголовно-арестантского жаргона, или «босяцкого языка», или «блатной фени» — кому как нравится. Этому автор посвятил полтора десятка лет, проблемами арго криминального мира углублённо занимается и сегодня.

Серьёзно занимаясь изучением жаргона, автор пришёл к выводу о необходимости подхода к исследованию уголовного сленга с позиций социолингвистики. Фундаментальный постулат этой отрасли языкознания: развитие языка определяется конкретными социальными условиями общества. И неожиданно оказалось, что русское воровское арго впитало в себя и хранит многие реалии российской истории (в том числе давно, казалось бы, позабытые и утерянные), отголоски народных обрядов и верований, славянской мифологии, далёких событий и общественных катаклизмов. Именно обращение к жаргонной лексике определённого периода позволяет порою по-новому трактовать тот или иной исторический факт, явление, давать им оценку, отличную от общепринятой.

Как бы «побочным» результатом такого исследования явилось то, что некоторые свои лингвистические и «этнографические» очерки автор стал публиковать на страницах периодической печати («История маленькой карты», «Свято место «клюквой» называют», «Валюта страны Зэкландии», «В защиту замаранной «марочки» и т. д.). И однажды редакция газеты «Пресс-криминал» обратилась к нему с просьбой хотя бы в общих чертах обрисовать читателям этапы истории советского криминального сообщества, начиная с Октябрьской революции. В ходе изучения материалов оказалось, что вся история советского преступного мира представляет собой сплошное белое пятно с вкраплениями каких-то легенд, мифов, слухов, сплетен, версий… Пришлось немало потрудиться, чтобы более или менее прояснить ситуацию. Так появилась серия очерков «Неизвестные войны» о внутренних «разборках» в уголовно-арестантском сообществе 20-х — 80-х годов (пять публикаций), а также серия очерков «Воровской закон» (четыре публикации).

Очерки вызвали интерес читающей публики, в том числе специалистов. К автору стали обращаться старые гулаговские узники, бывшие работники лагерей, историки, филологи. Кроме того, к этому времени накопился значительный (в том числе и лексический) материал, позволявший более углублённо заняться проблемами истории советского криминального мира. И постепенно возникла идея написать более подробное и объёмное исследование.

Поначалу казалось, что задача достаточно проста: подработать, уточнить, добавить фактический материал…

Однако «уточнения» и «доработки» растянулись почти на два года. За это время все главы по несколько раз переписывались набело. Нередко новые документы, беседы с людьми, мемуары узников, сопоставление дат и событий, анализ обстановки в обществе и многие другие обстоятельства заставляли совершенно по-иному расставлять акценты, подвергать сомнению, казалось бы, незыблемые постулаты.

Но неужели до сих пор не существовало исследований, посвящённых уголовному и арестантскому миру Советской России? Утверждать это было бы неверно. Тем более что автор настоящей книги не раз обращается к подобного рода работам, многие из них цитирует, со многими полемизирует.

Другое дело, что фактически отсутствуют серьёзные работы, глубоко и всесторонне исследующие всю историю советского криминального мира, во всех её проявлениях. Конечно, определённые попытки в этом направлении предпринимались и предпринимаются (например, исследования Водолазова о преступных группировках в местах лишения свободы, ряд интересных публикаций профессора Кузьмина в журнале «Преступление и наказание»). Но, во-первых, внимание авторов приковано преимущественно к местам лишения свободы, во-вторых, накопленный ими эмпирический материал отрывочен, полон неточностей и догадок на уровне сомнительных версий.