Великие Цезари
Шрифт:
В римском сенате не было регламента. Каждый мог говорить сколько угодно. Этим и воспользовался Катон. Он говорил, говорил и говорил. Говорил до самого вечера для того, чтобы сенат не успел принять нужного Цезарю решения. Так что уже в сумерках Цезарю пришлось выбирать – консулат или триумф. И он решил пожертвовать триумфом.
И вот этого Цезарь уже никогда не простит Катону. Он будет ему мстить, иной раз при этом совершенно себя компрометируя, но страстное желание уничтожить Катона как личность было сильнее.
Но к этому мы еще вернемся. А теперь расскажем о консулате Цезаря. Он избирался вместе с Марком Кальпурнием Бибулом, ставленником оптиматов. У обоих
Надо сказать, Цезарь едва ли самостоятельно решился бы на проведение своих реформ в жизнь, особенно земельной, если бы не чувствовал поддержки таких влиятельных в Риме людей, как Помпей и Красс. Он сумел помирить того и другого, открыв им глаза на те выгоды, какие получат все трое, если объединятся и будут вести политику государства совместно и в интересах каждого. Так родился так называемый первый триумвират, частное соглашение между тремя людьми, решившими, что в государстве без их ведома и соблюдения их интересов ничего не должно происходить.
В первую очередь триумвиры договорились вот о чем. Цезарь обязан был провести аграрный закон через сенат, а также добиться утверждения распоряжений Помпея на Востоке, чему сильно противился Лукулл. В интересах Красса, по другому закону, снижалась арендная плата для откупщиков, а это сулило новые и большие барыши. Аграрный же закон предусматривал раздачу земель в Кампании для ветеранов Помпея, а если бы их не хватило на всех, то землю предполагалось покупать за деньги, полученные в качестве податей с новых восточных провинций.
Разумеется, сенат встретил эти предложения в штыки, и об их одобрении и проведении в жизнь не могло быть и речи. Тогда Цезарь перенес обсуждение законопроекта прямо в комиции. Второй консул, Бибул, старался всячески противодействовать коллеге – ссылался на неблагоприятные прогнозы понтификов и авгуров (а в такие дни нельзя было проводить заседаний), прибегал и к другим уловкам; в этом ему помогали и некоторые народные трибуны из партии оптиматов, пользуясь своим правом вето. Но, несмотря на активное противодействие, Цезарь упрямо ломил по-своему. Его главный оппонент Катон, открывая секрет Полишинеля, говорил о противозаконных действиях не только одного Цезаря, а всего триумвирата, этого, как выразился один из современников, ученый и писатель Варрон, «трехголового чудовища».
В день голосования на Форуме произошла форменная свалка. Сюда явились заинтересованные в этом ветераны Помпея с кинжалами под плащами, и это стало решающим аргументом. Катона они, как котенка, просто вышвырнули с Форума, а консул Бибул вынужден был спасаться бегством. Как это похоже на действия Бонапарта, когда он выкинул из зала заседаний депутатов, не захотевших утвердить его первым консулом Франции.
Чтобы аграрная реформа неукоснительно проводилась в жизнь, была создана специальная комиссия, которую и возглавили заинтересованные лица – Красс и Помпей.
Ну а Бибул в знак протеста против произвола заперся у себя дома и не появлялся в должности до конца годичного срока. Шутники говорили, что этот год стал годом не Цезаря и Бибула, а Юлия и Цезаря. Дело в том, что летоисчисление тогда велось
Так вот в консульство Цезаря был принят еще один важный закон – об ужесточении ответственности наместников за лихоимства в провинциях, для которых была установлена определенная сумма налогов и податей, и управленец обязан был строго отчитываться во всех денежных делах. Ранее проконсул или пропретор, получая на год какую-либо провинцию, старался за это время выжать из нее максимум, обрекая на нищую жизнь самих провинциалов, да и следующий наместник уже с трудом выколачивал для себя выгоду.
Эта ситуация с годичным наместничеством триумвират не устраивала. Они решили увеличить срок губернаторства до пяти лет, полагая, что наместники будут вынуждены развивать экономику в подвластных им регионах и добиваться стабильных доходов.
Надо ли говорить, что сенат бурно протестовал против этих нововведений Цезаря. И он, мастер интриг и махинаций, решил скомпрометировать оптиматов. Он нашел продажного доносчика. А им оказался все тот же Луций Веттий, в свое время обвинявший Цезаря в связях с Катилиной, и консул подговорил его объявить о подготовке покушения на Помпея, при этом Веттий должен был назвать имена заказчиков предполагаемого преступления. «Но, – как пишет Светоний, – одно или два из этих имен были названы напрасно и только возбудили подозрение в обмане, он разочаровался в успехе столь опрометчивого замысла и, как полагают, устранил доносчика ядом».
Вот еще один штрих к портрету нашего героя.
Конечно, Цезарь не без удовольствия подышал бы дымом погребального костра на похоронах Помпея, он прекрасно понимал, что этот самый влиятельный в Риме человек союзник ему лишь на время, пока ему это выгодно. Поэтому он постарался поскорее осуществить спланированную, видимо, заранее матримониальную комбинацию. Помпей, возвращаясь с Востока, узнал, что его жена Муция изменила ему с Цезарем. При этом, говорят, он тяжело вздохнул и назвал обидчика Эгистом. Эгист, как известно, был любовником Клитемнестры, жены Агамемнона. Что имел в виду великий полководец, называя Цезаря Эгистом? Быть может, предчувствовал, что ему, как и Агамемнону, павшему от руки Эгиста, грозит опасность со стороны Цезаря? Наш любвеобильный герой соблазнил Муцию не без задней мысли. Ему нужен был развод Помпея, чтобы женить его на своей дочери Юлии. Это должно было послужить залогом долгосрочного союза. Даже если политические дела Помпея пойдут хорошо в отсутствии Цезаря (а ему предстояло после консулата стать наместником какой-либо провинции), он не вдруг сможет отказаться от договоренностей, подкрепленных и родственными отношениями. У Цезаря в расчетах всегда был дальний прицел.
Помпей почему-то соглашается на предложение консула и в пятьдесят девятом году женится на его дочери. И все же он ревниво и с большой долей зависти смотрел на энергичного, решительного, умного и удачливого Цезаря, чувствуя, что этот «Эгист» станет ему кровным врагом, и подспудная нелюбовь, даже ненависть к Цезарю, чуткая и подозрительная, всегда жила в душе Помпея.
Стал рогоносцем и Красс. Цезарь спал с его женой Тертуллой тоже не бескорыстно. Широкой огласки эта связь не получила. В этом случае Цезарю было необходимо, чтобы Тертулла влияла на мужа в нужном направлении (дабы он не скупился и был сговорчив), да и в психологическом плане он чувствовал определенное превосходство над Крассом.