Великие Цезари
Шрифт:
Но подмога не торопилась. Сами понимаете, племен много, у каждого свои амбиции, интриги, так что в месячный срок ополчение собрать не удалось. А когда огромная, в четверть миллиона, армия галлов подтянулась наконец к Алесии, осажденные были изнурены голодом настолько, что вынуждены были изгнать из города гражданское население в надежде, что римляне сочтут их пленными и накормят. Но Цезарь приказал не допускать их до своих укреплений, и эта толпа стариков, женщин и детей оказалась между стенами города и валами Цезаря. Их не пускали ни туда, ни сюда, и они постепенно усеивали это пространство своими трупами.
Полчища варваров с яростью ринулись на римские укрепления, но, несмотря на их многократно
Картину противостояния под Алесией в сентябре пятьдесят второго года схематично можно изобразить так: в середине крепость, похожая на усеченный конус, затем первая, малая, окружность укреплений Цезаря, а между конусом и окружностью голодное гражданское население, частью уже мертвое, а оставшиеся еще не теряют надежды за грамм зерна стать рабами. Вторая – большая окружность – это очень длинные по протяженности укрепления с минными полями перед ними. Между этими окружностями – войска Цезаря.
Подошедшие на выручку галлы пытаются взломать большой круг, а осажденные – малый, и, таким образом, идет сражение. «Цезарь, выбрав удобный пункт, видит с него, что где делается: где наших теснят, туда он посылает резервы». Наиболее уязвимой оказалась идущая по склону часть укреплений, и именно там начинается главная схватка. «Идет большая резня». Эту фразу Цезарь повторяет в своих «Записках» достаточно часто. Полководец это прекрасно видит и приходит туда сам, в результате большой круг начинает, как шар, надуваться и теснить наседавших галлов. Они не выдерживают яростной атаки регулярной армии и обращаются в бегство. И если бы не утомление воинов и наступление темноты, еще многие варвары простились бы с жизнью под ударами мечей римских солдат, больших мастеров колоть и рубить.
Верцингеториг после этого сокрушительного поражения собрал остатки своих войск в крепости и сказал, что «начал войну не ради своих личных выгод, но ради общей свободы». Поэтому пусть соотечественники решат: выдавать его врагам живым или мертвым. Соотечественники решили спросить об этом Цезаря. Тот приказал выдать живым. Тогда великий галльский вождь, единственный, кто смог противостоять завоевателю на равных, надел свои самые лучшие одежды и на боевом коне выехал из крепости. Перед сидевшим на возвышении проконсулом Верцингеториг спешился и опустился на колени. Его заковали и отправили в Рим, где он еще долгих шесть лет будет дожидаться в тюрьме триумфа Цезаря, чтобы пройти среди других знатных пленников в процессии перед колесницей триумфатора, а затем его, следуя обычаям Рима, удавят.
Пленных под Алесией было захвачено так много, что Цезарь от своих щедрот подарил каждому солдату по рабу. Все были довольны. И седьмая книга «Записок о галльской войне» заканчивается такими словами: «На основании донесения Цезаря об этой победе в Риме назначается двадцатидневное молебствие». На пять дней дольше, чем предыдущее.
Собственно говоря, эти записки, как полагают историки, и были написаны после этой победы, когда он зимовал в городе Бибракте. Следующая книга, восьмая, повествующая о дальнейшем «замирении» Галлии, уже написана не им самим, а его легатом Гирцием, и мы лишь вкратце остановимся на событиях в Галлии в пятьдесят первом и пятидесятом годах, ориентируясь уже на Гирция. Его стиль, конечно, не идет ни в какое сравнение с Цезаревым, и автор восьмой книги о войнах в Галлии уже в первых строках признает «красоту и обработанность» сочинений своего патрона и просит читателя даже и не сравнивать в этом смысле себя с писателем Цезарем. Что касается «обработанности», то едва ли наш герой занимался редактурой. Она ему была не нужна. Прежде чем что-либо занести
После такого поражения галлам, казалось бы, следовало смириться, принять условия победителя и стать еще одной дойной коровой, то бишь провинцией, римского народа. Но галлы, в отличие от привычных к рабству и подчиненному положению восточных народов, которые в результате завоевательных войн лишь меняли господина, отличались непокоряемым свободолюбием и ни под каким видом не хотели быть рабами.
Убедившись, что, сколько бы они ни собирали людей для войны, а под Алесией их было двести пятьдесят тысяч, римляне все равно их победят силой оружия и стратегии, они решили поднимать восстания одновременно в разных местах, надеясь, что врагу будет не разорваться, именно это может стать путем к свободе.
Вот об этих локальных сражениях, в той или иной мере значимых, и рассказывает Гирций. Наиболее ярким эпизодом, пожалуй, последним в галльских войнах, можно считать осаду Уксеелодуна. Племя кадурков, оборонявшее этот город, могло выдержать долгую осаду – у них было достаточно хлеба и оружия. Но Цезарь очень торопился, срок его полномочий в Галлии уже истекал и, зная о происках Помпея, не желавшего себе никаких соперников, он стремился как можно скорее закончить «замирение» и ехать в Рим.
Полководец был очень раздосадован таким оборотом дела. Крепость взять было никак нельзя, а долгую блокаду он себе позволить не мог. Был придуман хитроумный план: крытую галерею подогнали под стены крепости, где был источник, снабжавший водой осажденных, скрытно провели подземные работы и «обесточили» водоносную жилу. Осажденные сдались не столько от жажды, сколько из убеждения, что источник внезапно иссяк не иначе как по воле богов.
Цезарь, как свидетельствуют древние авторы, был склонен к милосердию. Хотя автору не совсем понятно, что же древние считали милосердием, если миллион убитых галлов во время девятилетней войны не служит свидетельством жестокости?
Во всяком случае, Цезарь побежденных обычно продавал в рабство, иных миловал и, взяв заложников, отправлял на прежнее место жительства и лишь вожаков казнил; но в этом случае с кадурками он, вопреки обыкновению, по мнению древних, проявил жестокость: приказал всем защитникам Уксеелодуна отрубить правую руку. Представь себе, читатель, эту картину.
Впрочем, уходя из Галлии, ему не хотелось тут новых волнений, поэтому он прибег к тактике задаривания насаженных им царьков, надеясь на хотя бы временную преданность.
Отправляясь в Рим, он оставил вместо себя главным тут Тита Лабиена, что, как покажет уже ближайшее будущее, оказалось ошибкой: Лабиен переметнется на сторону Помпея, когда вспыхнет гражданская война.
Глава VII. Гражданская война
Цицерон писал, что «она гражданская в том смысле, что родилась не от разногласий среди граждан, а от дерзости одного падшего гражданина». Имеется в виду, конечно, Цезарь. Но объективности ради, если исходить из анализа источников, надо сделать вывод, что Помпей встал первым на тропу войны, демонстративно не выполняя тех обязательств, которые были приняты в Луке.
Событийную канву, предшествовавшую переходу Цезаря через Рубикон, мы уже очертили в четвертой главе. После взятия Аримина в начале сорок девятого года войска «падшего гражданина» стремительно двигаются к Брундизию, где находится Помпей со своим войском. Гражданская война развязана, хотя итальянские города сдаются Цезарю без боя. В Риме паника, все бегут в Капую, полагая, что на столицу идет новоявленный Сулла. В этой суматошной спешке консул Лентулл не успел вывезти даже государственную казну.