Великие Цезари
Шрифт:
Александрия впитала в себя как эллинистические, так и восточные, малоазийские вливания, не повредив при этом собственным многовековым культурным традициям, она лишь обогатилась и приобрела утонченность, перед которой римляне, и Цезарь не исключение, преклонялись.
Что касается женщин, то у нашего героя было к ним, как мы знаем, не только физиологическое влечение. Они очень часто служили его политическим целям, и просто приходится удивляться его, так сказать, неразборчивости – уж наверняка не все жены римских политиков, включая жену Красса Тертуллу или ту же Муцию, жену Помпея, мать троих детей, были сексапильными красавицами.
В случае с Клеопатрой произошло совпадение государственных интересов и любовного влечения. Трудно сказать, пленилась ли сама юная царица
Конечно, на наш современный взгляд, как мы уже говорили, Клеопатру нельзя назвать красавицей, но, не говоря о том, что о вкусах не спорят, надо признать, что многие великие и достойные мужи, если верить молве, согласны были платить жизнью за одну проведенную с чаровницей ночь.
Чем же она привлекала, если отвлечься от ее скульптурных изображений и профиля на монетах? Вот что пишет о ней Плутарх: «Ее облик, сочетавшийся с редкой убедительной речью, с огромным обаянием, сквозившем в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу». Другой греческий историк Дион Кассий также говорит, что она была «образцом красоты среди женщин и находилась в расцвете молодости, голос у нее был дивный, и она умела пленить своими чарами любого…»
Стало быть, секрет ее притягательности для мужчин состоял в обаянии, грации и умении владеть речью, что в сочетании с искусным макияжем, изысканными платьями, драгоценными украшениями, прическами, духами и прочими женскими отмычками для взлома мужских сердец и давало неотразимый эффект. Эта молоденькая особа обладала к тому же и целеустремленностью, мужеством и крепким характером, позволявшим ей на равных вести войну за трон с мужчинами.
Предком Клеопатры был Птолемей, полководец и телохранитель Александра Македонского, который покорил Египет и основал новую царскую династию. Он эллинизировал Александрию, основал тут музей и библиотеку. Его сын Птолемей II известен тем, что построил одно из чудес света – Фаросский маяк. Он был женат на своей собственной сестре Арсиное II, и этот инцест стал началом деградации династии Птолемеев, что видно на скульптурных портретах последующих царей Египта. Правда, Птолемей V (на скульптурном портрете – полный дегенерат) женился на Клеопатре I, дочери сирийского царя Антиоха III Великого, которая родила сына, а затем отравила мужа и самостоятельно правила Египтом долгие годы.
Легендарная любовница Цезаря, а затем и Антония была уже седьмой по династическому счету Клеопатрой, и в ее жилах, стало быть, текла и сирийская кровь. Она оказалась последней правительницей Египта из династии Птолемеев.
После окончательной победы римского консула над египтянами Клеопатра уговорила его покинуть потрепанную войной и полную коварных авантюристов Александрию и прогуляться с ней по Нилу. Цезарь согласился. Накопившаяся многолетняя усталость требовала отдыха, да и ничто человеческое ему чуждо не было, поэтому он и решил дать себе передышку и провести время в обществе дивной и юной Клеопатры.
Они отправились на царском корабле в Верхний Египет, и это путешествие стало для нашего героя незабываемым. Царица сделала все возможное, чтобы покорить Цезаря и привязать его к себе окончательно. Завоеватель не мог устоять перед восточной роскошью и утонченными ласками египтянки; экзотический секс сочетался с великолепным убранством каюты, дивной изысканной кухней, танцами и всем прочим, что читатель наверняка видел в американских фильмах, посвященных судьбе великой куртизанки древности. Все это вполне могло погрузить Цезаря в нирвану, если учесть, что все последние годы он провел в суровых условиях войны, давая себе передышку лишь на зимних квартирах, где хоть и устраивались пиры, но по римскому образцу и без особых излишеств.
Ну а кроме того, Цезарь был человеком любознательным, и ему интересно было посмотреть на те красоты завоеванной им страны, что с таким тщанием и красочностью описаны Геродотом.
Что и говорить, берега в тех местах так живописны, что просто дух захватывает: пологие и округлые, отполированные водой и ветрами космические черные базальты на фоне яростных закатов и восходов африканского солнца воистину казались божественным проявлением вечности.
Любопытно, а что ворковала в гнездышке любви, плывущем по водам Нила, властелину мира любвеобильная царица? Быть может, о былом и вечном величии Египта, запечатленном в черном базальте храмов и гигантских истуканов со скипетром и державой? Может быть, говорила о том, какую необоримую силу дают правителю эти незамысловатые символы власти? Да он и сам мог видеть, как придворные беспрекословно подчиняются по мановению руки без демократических словопрений, как у него на родине. Быть может, здесь он утвердился в мыслях о пересмотре римской конституции, чтобы в государстве не осталось места выборным махинациям и популистской говорильне, в результате чего возникают гражданские войны и лучшие сыны Ромула убивают друг друга вместо того, чтобы улучшать экономическое состояние великой державы новыми завоеваниями? Похоже, именно здесь, когда он ежедневно мог наблюдать, как четко работает отлаженный механизм исполнения повелений царицы, он вполне мог утвердиться в мысли, что монархия – прекрасный инструмент для управления государством. Управлять одному гораздо проще, удобнее и эффективнее. Власть должна быть единой и неделимой. Впрочем, это отлично понимали и на его родине такие люди, как Марий, Сулла, да и Помпей, хоть он и рядился в тогу республиканца.
Они, как пишет Светоний, «часто пировали до рассвета». И уж эти рассветы Цезарь наверняка запомнил до конца жизни. Таких романов, как с Клеопатрой, у великого завоевателя уже не случалось, да и не до того ему было. Разве что во время очередной войны в Африке он согрешит с женой мавретанского царя Эвноей, но об этом в конце главы.
Так Цезарь и доплыл в нирване и сладких грезах почти до границ с Эфиопией и, скорей всего, еще бы задержался в волшебных объятиях коронованной чаровницы, однако всему есть предел, и первыми ему напомнили об этом его же солдаты. Им надоело сопровождать «лысого кобеля» по жаре и без всякого дела, поэтому они стали открыто роптать. Им давно хотелось домой, в родную Италию, где после триумфа им обещано долгожданное жалованье и надел итальянской земли.
Действительно, Цезарь застрял в Египте на целых девять месяцев, и давно пора было отправляться в Рим и начать обустраивать государство по своему усмотрению. Но тут опять случилась задержка. Надо было привести в чувство зарвавшихся восточных царьков, вновь поднявших головы на фоне затянувшейся гражданской войны.
Фарнак, сын Митридата и его наследник, во время гражданской войны державший сторону Помпея, и когда последний был разбит при Фарсале и погиб от вероломных египтян, а Цезарь был занят Александрийской войной, под шумок занял Каппадокию и Малую Армению, что вызвало естественный протест римлян, считавших эти царства своими вотчинами. Поэтому один из Цезаревых генералов Домиций Кальвин, наместничавший в Азии, решил навести порядок и двинулся на Фарнака, несмотря на то что тот, осознав, что зарвался, готов был на определенных условиях (он покинул Каппадокию, но хотел выторговать себе Армению) обойтись без войны. Для Домиция было большим риском идти на карательную экспедицию в гористую часть Армении всего с одним легионом (остальные два были отосланы Цезарю для войны в Египте). Тем не менее он пошел и потерпел полное поражение.