Великие Девы. Ледяная Смерть

Хедвиг Надя

– Фу! – шикнул он, как шикают на назойливую собаку.

Лестер отошел на достаточное расстояние и приготовился наблюдать. Я оглянулась на девочек и с удивлением обнаружила, что те замерли – кажется, даже перестали дышать. Словно кто-то поставил мир на паузу.

– Смотри на воду, Вера, – со вздохом подсказал Лестер. – Она должна вновь стать прозрачной. Просто представь это.

Когда

мне удалось поверить, что никакой утопленницы в воде нет, что-то снова хрустнуло в груди. Еще один крошечный кусочек откололся от печенья. Лишь несколько лет спустя я поняла, что печеньем была моя душа.

Окно за моей спиной было распахнуто настежь, пахло надвигающейся грозой. Дождь должен был пойти совсем скоро. Я усадила Лестера на кушетку, села на единственный на кухне стул и приготовилась слушать.

Он неуверенно пошарил пальцами по столешнице, наткнулся на мою чашку, сделал большой глоток и тут же зашелся кашлем.

– Кипяток, – сообщила я без тени сочувствия.

Отгородившись стопкой исписанных листов, я украдкой за ним наблюдала. Лестер напоминал узника концлагеря. Непривычно было видеть его таким немощным. Я бы спросила, что такого произошло за три года, что он из сияющего принца превратился в оборванца, но опыт подсказывал: чем больше расспрашивать, тем больше таинственности он на себя напустит.

– Я слышу твои мысли, – прошелестел Лестер.

– Так ты теперь не волшебник, а телепат?

– Нет, конечно! Но это несложно. Воздух перед тобой вибрирует. Страх? Вряд ли ты меня боишься. Недовольство? Грусть? Ах, моя радость, я нравился тебе больше, пока был ненастоящим? – спросил он в притворном огорчении и склонил голову набок. – Но что мы все обо мне. Ты вернулась. Сколько уже? Неделя?

– Месяц.

– Ого! Как это я пропустил… И правильно. Все лучше, чем парить в невесомости. Интересно, какая ты стала? Слышу, голос окреп. А сама? Такая же русоволосая красавица?

В голосе его сквозила насмешка, но такая тонкая, что кто-то другой вряд ли распознал бы ее. Я невольно провела рукой по волосам – они уже так отросли, что легко заплетались в косу. Про красавицу я ничего не знала. Единственное зеркало висело в темной ванной с мигающей лампочкой, и я не то, что лицо, а даже собственные ноги едва различала, когда мылась. Но Лестеру об этом знать необязательно.

– Чего ты хочешь? – спросила я.

– А ты? – Лестер снова поднес чашку к губам. – Почему ты вернулась?

Я посмотрела прямо в белесые глаза. Знает ли он, что Костя погиб? И что я, собрав остаток сил, выдернула себя и Эдгара из реальности, когда это произошло?

– Захотела, – коротко бросила я.

Лестер наклонился вперед. Чудом не расплескав остатки чая, втянул тонкими ноздрями воздух.

– Грусть. Старая… Почти не болит. Ты жалеешь? – он потрогал воздух передо мной кончиками пальцев. – Ай-яй.

Я же говорил, не принимай поспешных решений. Три года жизни. Кому ты сделала лучше? Мертвые, знаешь ли, непритязательны.

Я не ответила. Мне до сих пор часто снился тот момент. Как Эдгар, оживленный силой моей души, прижимает Костю к полу одной рукой, а другой достает из-за пояса нож. Дальше – звук вспоротой вены, мой крик и натянутая тишина.

Сейчас я поступила бы иначе. Ударила бы Эдгара по голове чем-нибудь тяжелым и вызвала скорую. Но тогда я почему-то решила, что должна разделить с ним эту участь. Вычеркнуть его и себя из мира. Поверить, что нас никогда не существовало.

Я забрала чашку из слабых пальцев Лестера.

– Ни о чем я не жалею. И хватит… – я не успела договорить, как предгрозовую тишину снова прервала визгливая трель.

На дверной звонок было не похоже: тот напоминал птичку, а это была целая раненая антилопа. И ревела она из самого дальнего угла кухни.

– Я думал, когда звонит телефон, на него отвечают, – заметил Лестер.

– Я даже не знаю, где он.

– Звук идет оттуда, – он указал длинным костлявым пальцем в сторону кухонного шкафа. – Что там?

– Шкаф. Телефон не может быть в шкафу.

– А слепой не может ошибаться.

Трель разрывалась у меня в голове, где-то между лбом и макушкой. Проигнорировав мысль о том, что ни один человек в здравом уме не поставит телефон в шкаф, я стала яростно рыться в его недрах. Сахарница с ржавыми монетами, макароны, соль, лунный календарь – наконец у дальней стены обнаружился красный аппарат с поломанным диском. Я схватила трубку, чтобы сбросить звонок, но Лестер тихо велел:

– Ответь.

– Мне не с кем здесь разговаривать.

Трубка тут же отозвалась маминым голосом:

– Как это не с кем, Вера? А как же я?

– Мама?

Я уселась прямо на дно шкафа, заваленное газетами и журналами разных годов.

– Конечно! Ну, рассказывай. Я тебя сто лет не слышала. Как там на стажировке?

– Что?..

– Как будто нечего матери рассказать! Месяцами не звонишь, совсем забыла меня в своей Америке.

Стажировка? Америка? Я выглянула из шкафа. Лестер загадочно улыбался бескровными губами. Волшебник хренов. Кто его просил?

– Вера?

– Да, мам.

– Ты вернулась? Я как будто начала забывать твой голос…

Я вздохнула. С какого места ей рассказывать правду?

– А я что-то совсем замоталась. То одно, то другое. На работе у нас такое творится! Одни сокращения. Людей выживают с рабочих мест. Я двадцать лет работаю и ни разу такого не видела! Ты когда вернешься, кстати?