Великие рогоносцы

Ватала Эльвира

А произошло это при дворе испанского короля Филиппа II. Он, сам по себе великолепный, красивый мужчина, жестокий, как король, вечно еретиков на кострах сжигающий и вечно воюющий, добился уважения, признания, а главное, страха в Европе, и свою Испанию привел в относительный порядок, заглушив оппозицию и уничтожив всяческие проявления анархии. А вот в личной жизни ему здорово не везет. Четыре раза был женат и все невпопад: его жены умирали или от родов или от их видимости, или еще от чего-то.

Первая жена ему троих детей оставила, две дочери и сына (знаменитого дона Карлоса знаете?!) и скоро из жизни ушла. Вторая «кровавая Мэри», по примеру мужа еретиков сжигающая и из-за любви к нему потерявшая значительную часть английских земель — умерла от водянки и рака живота, который принимала за беременность. Третья,

молоденькая четырнадцатилетняя девочка Елизавета, дочь Екатерины Медичи, народив королю троих мертвых детей, ушла из жизни во время рождения четвертой дочери. В четвертый раз король женится на второй, отобранной у сына невесте, Анне из Австрии. Ну у нее с беременностями как будто все в порядке. Детей королю рожает исправно и уже в шестой раз беременной ходит. Но с сердцем не все в порядке. В переносном, конечно, смысле этого слова. Она здорово, как простая женщина, не королева, ревновала короля.

К своей придворной даме Анне де Эболи. А Филипп II вообще-то очень скрытый человек и мало говорящий, никак не может тут скрыть свою отчаянную любовь к этой даме, муж которой у него в министрах служит и в личной жизни приятелем является. Ну вот 13 лет король терпел адские любовные муки, больше никак не может. Ему непременно надо с Анной де Эболи удовлетворить свое плотское желание, а то ведь тут и умереть недолго! Мало ли королей в истории от любви умирало! Знаем мы такие случаи смерти монархов от неразделенной любви. Но жена Анна на чеку. И как только чело Филиппа при написании государственных писем вдруг омрачится, а рука с пером застынет, Анна, которая при нем важную функцию выполняла, засыпала песочком написанные письма (промокашки потом выдумали), знала — об Анне де Эболи думает ее муж. Страдает, бедный! Она сама начинала об этой даме разговор, тогда король хватал ее в объятья и, как голодный волк, на нее набрасывался, не стыдясь, что могут войти придворные и увидеть странную картину: Анну с задранными ногами и невысохшим письмом в руке. А как никак, дорогой читатель, они ведь близкими родственниками друг другу приходятся: Анна племянница Филиппа II, ее мать — это родная сестра мужа, могли бы не так бурно, а несколько посдержаннее свои «родственные» чувства выражать.

Но они так и занимались любовью, когда Анна даже не успевала письмо государственное на стол положить. С одной стороны, конечно, хорошо, что король такой любовный запал проявляет, с другой — плохо: Анна знала, не ее король сейчас «берет», а другую Анну. А это для женщины очень обидно даже. И она решает по-дружески, по-хорошему поговорить с Анной де Эболи, поскольку страсть короля, как река во время половодья, совсем уж из берегов вышла и никаким разумным увещеваниям не подлежит. Словом, ревнивая королева идет на весьма рискованный шаг: она предлагает Анне де Эболи ни больше ни меньше, как только… пойти в монастырь. Да не в какой-нибудь там монастыришко развязный, какой Бокаччо в своих творениях изображает, когда у него монастырь на бордель смахивает, — там вечно монашки под кустиками барахтаются с молоденькими монахами, а в самый ортодоксальный, в самый строгий — матки Терезы. Только аскетический католицизм и суровая матка Тереза могли придумать такие правила в своем монастыре, по которым бы монашенки не только «по струнке» ходили, но и этой самой «стрункой», острым кожаным, тонким бичом, ежедневно биты были по голому телу и публично. За что? За грехи, конечно, мать Тереза справедливая аббатиса была.

Она там даром наказание не назначит. То одна съела гнилое яблочко из монастырского сада, поднятое с земли, то другая пол не совсем насухо вытерла, то третья чихнула во время молитвы. Словом, грехов хватает. Теперь подставляй голую спину и стой на горохе на коленях несколько часов.

Выйти из монастыря монашенка не могла. Это уже на всю жизнь. Всю жизнь будет она теперь богу молиться, в грязной власянице ходить (мыться не разрешалось — грех), бурду из брюквы кушать и благодарить Всевышнего за радостное и счастливое существование. Словом, дорогой читатель, кроткая королева Анна предложила кроткой Анне де Эболи кротко и без лишних слов и возражений пойти в монастырь и навсегда оградить себя и королевскую семью от плотских притязаний короля и суеты сует этого мира. И что вы думаете? Анна де Эболи — это вам не маркиза Монтеспан времен Людовика XIV, которая бы

весь Версаль разнесла, предложи ей кто такое. Нет, Анна де Эболи послушно пошла в монастырь.

Узнав об этом, король Филипп поступил точно так же, как поступил Людовик XIV, когда его любовница Ла Вальер, поссорившись с королем, побежала в монастырь монашкой становиться. Он пришел, молча взял Анну за руку, молча посадил ее в карету и привез во дворец. Нельзя из монастыря выйти? Что значит, нельзя? Как говорит пословица, «дуракам и королям законы не писаны».

Словом, жена Анна была бессильна против страсти короля к Анне де Эболи. А он и впрямь уже «умирает» от страсти к ней. И призывает своего секретаря и выдает ему приказ: ночью привезти Анну к нему в спальню для любовных утех! Хватит! Все! Тринадцать лет терпел, больше — моченьки нет!

Ну секретарь, лояльный по отношению к мужу Де Эболи человек, пошел и все министру рассказал, дескать, так вот и так, господин министр, ваша жена уж больно по вкусу нашему королю пришлась, он даже малость тронулся и того и гляди доном Карлосом сделается, или, что совсем уж ни к чему, умрет от неразделенной любви, и тогда Испания и вовсе сиротой останется. Словом, дайте ваше согласие на прелюбодеяние вашей жены с королем. Муж, как муж, государственный муж — прежде всего. Он благополучие короны выше собственной ревности ставит. Призывает свою жену и приказывает ей, переодевшись мальчиком, ехать к королю во дворец незамеченной и любезно просит господина секретаря снять свои штаны и одолжить его жене.

Анна, гордая, бледная, красивая, как мраморная статуя или соляной столб, стоит молча. Молчит. Глаза молнии мечут. Губы какое-то оскорбление супругу шепчут, сердце от позора молотом валит, пульс усиленно свой протест выражает. Но потом она быстро оправилась, горечь свою проглотила и сказала ровным и спокойными голосом: «Переодеться мальчиком? Мне? О, нет! Пусть весь двор, вся Европа, весь мир знает, как королевскими куртизанками становятся! Гремите фанфары! Разрывайтесь блеском фейерверки! Запрягайте шесть лучших жеребцов в лучшую карету! Дайте мне лучшее мое платье, усыпанное драгоценностями, расплетите мне волосы — так мадам де Эболи спать с королем едет!»

Ну все стало, конечно, так, как Анна де Эболи хотела. Запряженная в шестеро коней, роскошная карета ровно шестнадцать часов простояла перед королевскими окнами к утехе, веселости и радости всего Мадрида, но к явной печали жеребцов. Промерзли бедные, и накинутые конюхами попоны не помогли. Зато в спальне короля было очень даже жарко. Там беспрерывно раздавались стоны наслаждения и ахи и охи, ничуть не напоминающие стенания, только радостное обладание двух измотанных долгим ожиданием и любовью существ, наконец-то обретших истинное счастье!

Водная феерия Версаля днем, а ночью у каждой клумбы назначались любовные свидания придворных дам и кавалеров.

Рогоносец Казанова

 

у эти рогоносцы, дорогой читатель, убивать там своих неверных жен ли, любовниц ли не будут. Они попросту будут дико страдать и плакаться в жилетку духовнику ли, какой снисходительной жене ли на свою горькую участь. И, конечно, здорово по свету несчастливыми ходить будут, ибо их «пожирает» ущемленная гордость и попранное самолюбие. И они в мыслях будут вертеть один и тот же вопрос: почему это любовница предпочла кого-то там, а не его. Чем тот лучше? Что он такое специальное в постели вытворяет, если возлюбленная к нему, уроду гнусному, во многом отстающем от вашей собственной красоты и соблазнительности, убегает, а вас сторониться, как черт ладана?