Великие рогоносцы
Шрифт:
Клеандр позволял себе бесчинства не хуже Коммода. Он не только раскрадывал казну, он придумывал для Коммода новые формы разврата. И для этой цели бесплатно пользовался наложницами императора, с которыми имел множество детей. Возмущение народа было так велико, что императору Коммоду, чтобы отвлечь его гнев от себя, пришлось выдать своего постельничьего. Народ с ним, с этим ненавистным Клеандром жестоко расправился, растерзал на куски, и эти куски выбросил в Тибр, а всех его метресс, с которыми имел детей, — убил вместе с детьми. Вывел «проклятое семя», но ядро в образе безумного императора оставил. А Коммод бесчинствует и возмущает народ и дальше. Его уже почти не видели трезвым. Полупьяный, с еле ворочавшимся языков, с растрепанными волосами, в которые налеплены кусочки золотых блесток, сидит он полуголый или в женской одежде или в шкуре дикого зверя рядом в лектике со своим любовником Саотером и открыто с упоением целует его. Саотер теперь правит Римской империей. Сенат в своем возмущении дошел до предела. Саотера
Не стало в Риме человеческого достоинства. Человек стал ничтожеством, существом без гордости и чести в этой империи вседозволенности и безнаказуемости. Тиранам нельзя давать власти! История нас давно этому учит. Тирания титанов — что может быть для народа хуже? Тирания титана без чести и совести — трагедия народа. Для Коммода чем человек подлее, тем лучше. Чудовищное распутство и оргии, в которых мало что есть от человека, а даже от животных — вот стихия Коммода. Это какое-то истинное исступление, какая-то вечная жажда низменных наслаждений, затирающая все границы дозволенного и приличного. Насекомое модлишка, мы вам об этом уже сообщали, дорогой читатель, поедает во время копуляции голову самца. Коммод — модлишка-самка, в свою копуляцию внесший элемент преступлений и крови. Без этих «гредиентов» его эротическое блюдо было для него невкусно. Эстетика, красота — исчезли. На смену пришло безумие. Все идет на поводу грубой чувственности. И, чтобы хоть немного оправдать эротические злодеяния Коммода, расскажем вам, дорогой читатель, как вообще развлекались римские императоры. И не воспринял и не усовершенствовал ли до абсурда Коммод их наследство? «Не ходите детки в Африку гулять, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы», — наставлял малышей большой детский писатель Корней Чуковский!
Не читайте, дорогой читатель, древнюю римскую историю! Она нас пугает страшными гориллами и крокодилами в лице разных императоров, от Тиберия до Калигулы, от Коммода до Нерона. Их кровожадность, жестокость, самодурство и тирания такие, что людьми их назвать трудно. Они злы и садистичны. Они — тираны-самодуры. Убивали своих жен, подданных, слуг, забирали у мужей жен, насиловали девственниц, мучили любовниц. Они жить не могли без крови и жестоких наслаждений.
Внешний вид этих императоров отвратителен. Историки не поскупились на красочные эпитеты в описании их внешности. «Нерон на лице имел неприятные зеленые глаза, очень сильные веснушки, ясные волосы, был толстым и имел очень тонкие ноги». «Тиберий — весь в прыщах, худой как скелет, сутулый. Обладал удивительной способностью, как кошка, видеть в темноте».
Неизвестно по какой причине, но у Тиберия развился гомосексуализм. Впрочем, догадаться можно: у него насильно отобрали любимую жену, с которой у него было двое детей и женили на ненавистной распутнице Юлии, дочери императора Октавиана Августа. Вот на почве этой самой ненависти к Юлии и развился у Тиберия гомосексуализм и склонность к кровожадным развлечениям. Он удалился на два острова: сначала на Родос, потом на Капри и здесь в тиши и уединении предавался порочным удовольствиям с мальчиками. Называл их «своими рыбками» и забавлялся не только в постели: в прекрасно оборудованном озере заставлял их проплывать у себя между ног и ласкать промежность. Кто дольше продержится в воде и насытит императора этой лаской, тот выигрывал. Мальчикам было по четырнадцать-тринадцать лет. В своем парке устроил уютные гроты, которые называл «венериными местечками».
И оттуда то и дело выскакивали мальчики и девочки, переодетые сатирами и нимфами. А надоело Тиберию веселое детское зрелище, мог насладиться более «серьезным»: на его глазах убивали осужденных и трупы сбрасывали в море. Со временем приближения старости — шестьдесят восемь лет — его сладострастие приобретает форму какого-то эротического помешательства. Для своего сексуального возбуждения он без малейшего стыда или угрызений совести приказывал приносить себе младенцев, в целях использования ими своего органа вместо соски. Мы много слышали, дорогой читатель, как сладострастные римские папы и кардиналы укладывали с двух сторон молоденьких девушек с целью передачи ими целебной живительной энергии, но чтобы такое страшное безобразие творить, какое творил Тиберий! На Капри, в уединении, он завел постельные комнаты — гнезда потаенного разврата. Сюда пригонялись отовсюду с острова мальчики и девочки, предварительно обученные сексуальному искусству (вспомним Олений парк Людовика XV), и они по трое должны были совокупляться на глазах Тиберия. Он даже имя таким группкам придумал. Он их называл «спинтриями». И если слуги приводили очередную партию малышек для разврата, вслух говорилось вполне прилично: «организуйте спинтрии». Ну прямо Япония современных времен, как культурно разврат преподносится. Там ведь японка в кимоно без всякого стыда может зайти в специальный магазин и культурно сказать: дайте мне РИ-НА-Таму. И продавец будет знать, что дамочке требуется искусственный мужской орган. Он только поинтересуется — какого размера. «Один любит арбуз, другой
Как нас информирует древнеримский историк Светоний, все стены замка Тиберия были оклеены непристойными картинками, а в «спальне он поставил большую картину, изображающую совокупление Мелеагра и Атланты».
Его внук Калигула посчитал, что дед слишком долго живет, и придушил его подушкою. Произнеся торжественную надгробную речь, восхваляющую великого императора, Калигула сам становится императором римским, и оргии в несколько обновленной форме начинаются с новой силой.
Начал он с того, что в юношеском возрасте изнасиловал три свои сестры. Секс со средней Друзиллой так ему понравился, что, став императором, он открыто стал с ней жить, как с женой. И тут на сцене появляется «покорный рогоносец», а сам Калигула выступает как кровожадный мститель. А дело так было. Две другие сестры, Агриппина, которая потом будет четвертой женой Клавдия Тиберия, и Ливилла не очень сексуально устраивали Калигулу, если он потом их обвинит в заговоре и сошлет на необитаемый остров, где они вынуждены были зарабатывать себе на хлеб, ныряя за губками. Солнце и морской воздух так иссушили их кожу и исчернили их лица, что, когда они по повелению нового императора Клавдия Тиберия вернулись в Рим, им пришлось в срочном порядке устанавливать новую моду на загорелые лица. И римские матроны начали свои лица вместо белил красить ореховым маслом, чтобы оно черным становилось. Ну это так, к слову.
Вернемся к Калигуле и Друзилле. Когда брату исполнилось двенадцать лет, а сестре и того меньше, бабка Антония застала их в постели, занимающихся взрослой сексуальной любовью. Бабка оторопела, конечно, от таких далеко не братских чувств своего внука, как-то там его наказала, но порок выбить из головы и еще там из чего-то не смогла. И когда Калигула стал императором, он начал открыто жить с Друзиллой. Свобода императору полная. Две другие сестры на необитаемом острове ныряньем за губками заняты, имения у них отобраны в пользу империи, сплетничать и козни «строчить» тоже некому. Раздолье Калигуле. Но народ, как народ, вечно о нравственности своих монархов печется, не очень дружелюбно встретил известие, что Калигула свою сестру сделал своей женой. Не понравилось это народу. Когда император коня своего Инуитата произвел в звание консула — народ не возражал. Когда ему дворец построил и стены украсил картинами знаменитых художников — народ молчал. Когда поил своего коня из золотого ведра, а кормил из корыта слоновой кости — народ ничего. А вот когда с Друзиллой стал как с женой жить, народ свое недовольство выразил. Египетская империя им не указка. Там Клеопатра, прежде чем от Юлия Цезаря сына родить, а от Марка Антония троих детей, жила со всеми тремя своими братьями — мужьями их называя.
Тогда решил Калигула упорядочить свою сексуальную связь. Конечно, уже известным нам способом. Как короли с куртизанками приличные отношения налаживали? Они выдавали их замуж за «покорных рогоносцев». И Калигула выдает Друзиллу замуж за некоего Лепидуса, который раньше чуть ли не рабом был, а теперь знатным патрицием. А знатным он стал потому, что был любовником Калигулы. Свою роль «покорного рогоносца» Лепидус выучил наизусть: Друзилла будет носить только его имя, до всего остального и до частей ее тела мужу дела нет. Да и видеть ее часто необязательно. Лепидус, конечно, отвечает Калигуле: «Какие могут быть разговоры, ваше императорское величество! Конечно, с большой радостью я окажу вам услугу, а жену даже на свадьбе могу не видеть». На свадьбе и на похоронах ему все-таки позволили Друзиллу лицезреть. На свадьбе его роль ограничилась поцелуем, да и то один раз, когда гости «горько» кричали. Но вообще-то такого излишества Калигула мужьям не позволял, а когда один из его друзей на своей собственной свадьбе слишком часто с молодой женой целовался, Калигула ему замечание сделал: «Что это ты, браток, слишком часто мою жену целуешь»? — намекая, что, следуя своему обычаю, он эту супругу скоро себе заберет, что позднее и сделал.
А во второй раз привели мужа Друзиллы Лепидуса произнести надгробную речь на ее могиле. Он, конечно, как хороший супруг, по бумажке речь прочитал, какой это замечательной супругой Друзилла была, как чтила мужа, почитала и как он будет ее горько оплакивать. Но оплакивал по-настоящему ее только сам Калигула и чуть последнего ума не лишился от этой потери. Так любил Друзиллу. Он любил ее такой необыкновенной любовью, какая на земле редко встречается: подумайте только, дорогой читатель, какие чувства тут смешались: жены, сестры и любовницы вместе!
Такое даже великому старичку Льву Толстому в его «Крейцеровой сонате» не снилось. Там только две функции жены определены: жена или любовница. Одна с другой несовместимы и это его супруга Софья Андреевна явно доказала, устраивая в Ясной поляне, где супруги жили, страшные скандалы и даже с малым рукоприкладством, пока очень поздно, в глубокой старости, уставший от семейных неурядиц, Лев Толстой не плюнул на этот ад и не убрался восвояси, так свободой и не насладившись, простудившись и на станции Осипово умерший.