Великие романы
Шрифт:
Кстати, а что делать тем молодым людям, которые влипают в подобные истории, может быть и не в королевских дворцах, но у каждого ли короля столько амбиций, сколько есть, скажем, у некоторых бизнесменов или парламентариев постсоветских государств? Неужели из таких ситуаций нет выхода и сложившиеся предубеждения никак нельзя преодолеть? Почему же, можно, и Катя Десницкая использует свой шанс на все сто процентов, став очень хорошей и убедительной На Питсанулок. Она добавляет к изученным в гимназии французскому и немецкому распространенный в Сиаме английский язык, более того – изучает не такой легкий для европеянки тайский. Стремление идти навстречу вызывает те же реакции и у другой стороны: королева-мать смягчает свое отношение к нежеланной невестке. А когда рождается их сын Чула, первый внук короля и королевы, восторгу новоиспеченных дедушки и бабушки нет предела – они признали невестку, отказались от своего предвзятого мнения. Оказывается, это возможно!
Что же рассказывает нам Паустовский о их дальнейшей судьбе? Он пишет, что вскоре умер король Рама и на престол вступил его старший сын. Но вдруг и он умирает от какой-то тропической болезни – и на голову киевской гимназистки ложится древняя корона сиамских королей. И как же Катя прижилась в таиландском королевском дворце? Паустовский рассказывает об этом, и рассказ его печален. Он пишет, что придворные ненавидели королеву-иностранку. Ее существование нарушало традиции сиамского
А как же Паустовский узнал о злодействе придворных? Может, неправда все это? Да, слава богу, так оно и есть – кто-то ввел его в заблуждение. В первую очередь давайте сразу заметим, что принц Чакрабонг не сел на трон сиамских королей. Ума не приложу, как некоторые современные журналисты недрогнувшей рукой писали об этом – ведь так просто установить истину! Находишь в любой энциклопедии список сиамских королей и сразу видишь, что после смерти Рамы V на престол спокойно воссел Рама VI Вачиравуд, который и правил с 1910 по 1925 год. Более того, можно узнать, что в модернизации тайской армии неоценимую помощь ему оказал именно его младший брат, принц Чакрабонг, получивший европейское военное образование, – все сходится! Кстати, после воцарения Рамы VI Чакрабонг сразу же приобрел статус наследника престола. Так что если не королевой, то наследной принцессой Катя Десницкая действительно была.
А вот окончание их романа, пожалуй, расстроило бы Паустовского. Он был писателем необыкновенно романтичным, первый его роман так и назывался – «Романтики». И сейчас я намеренно постарался вспомнить – а где в прозе Паустовского рассказ о ссорах супругов или, боже упаси, супружеской измене? Не вспомнил ничего, ему это было явно не близко и, наверное, даже неприятно. Восточные нравы позволяют мужчинам очень многое, и не королевское это дело стеснять себя супружеской верностью. Почтение к королевскому дому в Таиланде настолько велико, что и сейчас наступить на случайно упавшую банкноту там считается уголовным преступлением – ведь на ней портрет короля! Так что запретов для члена королевского дома в этой стране не так уж много. Вот и Катин супруг увлекся некой придворной дамой. А Катя была киевской, а не бангкокской барышней – она не простила и не согласилась с этим мириться. Она потребовала развода. Влюбленный принц быстро охладел к новой любви, умолял ее остаться – ничего не помогло. Член царствующего дома не смог уговорить киевскую девочку Катю, чтоб она его простила. Она покинула королевство, увозя с собой сына. Отец, сам получивший западное образование, согласился, что и сыну европейские знания не повредят. Видел я и другие сведения – о том, что сын Кати и Чакрабонга остался в родной стране, стал генералом и известным путешественником. Но что-то не похоже – слишком много доказательств того, что его жизненный путь был иным. Это не значит, что альтернативная версия высосана из пальца – генералом Чула мог быть просто по праву рождения, а путешествий в его жизни действительно хватало. Хуже другое – в 1920 году принц Чакрабонг заболел какой-то тропической болезнью и покинул этот мир. Так что на самом деле не он пережил брата, а брат его.
В Европе Катя познакомилась с американцем Гарри Стоуном и стала его женой. Ее сын Чула полюбил своего отчима и стал почтительно называть его Хин, «хин» по-тайски значит камень, как и «стоун» по-английски. Он учился в Англии, а Катя с новым супругом поселилась в Париже – Америка ей не понравилась и, кроме того, в Париже жила вдова ее брата с детьми – к родне всегда лучше дер жаться поближе, да и в Лондон к сыну ездить недалеко. Чула вполне прижился в Англии, женился на англичанке и сам стал настоящим англичанином. Правда, тут его и постигла некоторая дополнительная проблема – Таиланд ко Второй мировой войне попал под влияние Японии, стал практически ее марионеточным государством и объявил Анг317 лии войну. Чула всем сердцем, душой и привычками был англичанином, а формально – подданным враждебного государства. Что с ним делать, решали довольно долго, но в конце концов вняли его аргументам и отправили по его же просьбе служить в английскую армию – правда, в береговую охрану, которая неприятеля и не видела, мало ли что? На время войны Катя все-таки перебралась на родину мужа, а когда он умер и кончилась война, вернулась во Францию. Она умерла в Париже в семьдесят два года и похоронена на знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Все кончилось гораздо лучше, чем у Паустовского, – только бы этому радоваться… Но у Паустовского все равно красивее и трогательнее. Пусть я знаю, что в жизни все было не совсем так, когда я думаю о Кате Десницкой, перед моими глазами предстает не реальный Таиланд, а киевский каток. «Приходил военный оркестр. Зажигались разноцветные лампочки. Гимназистки в шубках катались по кругу, раскачиваясь и пряча руки в маленькие муфты. Гимназисты ездили задом наперед или «пистолетом» – присев на одну ногу и далеко выставив другую. Это считалось высшим шиком. Я им завидовал. Домой я возвращался раскрасневшийся и усталый… Мой старший брат Боря, ученик реального училища и знаток математики, ухаживал за Катюшей. Он танцевал с ней на коньках вальс. Даже капельмейстер военного оркестра рыжий чех Коваржик поворачивался лицом к катку, чтобы видеть этот танец. На красном лице капельмейстера (мы называли его «капельдудкиным») бродила сладкая улыбка». И только так…
У вас растут дети. Хотите вы или не хотите – вы пытаетесь планировать их судьбу. Направляете, советуете, устраиваете в вуз, пытаетесь повлиять на их чувства, одобряя или не одобряя, иногда вне всяких рамок приличия, их избранников или избранниц… Господи, какое это безумие, а главное – какая бессмыслица! Есть ли в нашем бесконтрольном и безбашенном мире хоть что-то невозможное? О какой поразительной и немыслимой карьере вы твердо и с уверенностью думаете: «Ну, это не для моего ребенка»? Оставьте, просто смешно – какое у всех нас право после Кати Десницкой надеяться, что мы можем хоть что-то предвидеть? Лучше спокойно ждите, ничему не удивляйтесь и не думайте, что неожиданность может быть только неприятной – возможно, в вашей детской сейчас ломает игрушки или гладит кошку будущий король или королева. Они вас не спросят… Более того, неслухам чаще достается невероятное любовное приглючение, чем гладеньким и прилизанным. Но об этом – следующий рассказ.
СОФИЯ-ФРЕДЕРИКА-ШАРЛОТТА ФОН АНГАЛЬТ-ЦЕРБСТ И ГРИГОРИЙ ПОТЕМКИН Като и Грыць
О романах великих людей мы наслышаны – любовные отношения вообще одна из интереснейших тем. А если дело еще и касается тех, чьи портреты мы видим в учебниках, а статуи на площадях наших городов, наше любопытство становится непреодолимо сильным, и всегда находится масса желающих это любопытство удовлетворить (собственно говоря, а я что делаю?). При этом общественное мнение, как ему свойственно не только в этом случае, обычно видит не то, что есть, а то, что ему хочется видеть. Лучше об этом не задумываться – как только присмотришься к тому, что же хочет видеть общественное мнение, понимаешь, что это за штука наше общество, и очень тянет поискать другой глобус. Меня чрезвычайно смущают обвинения в адрес папарацци, которые своей камерой публичным людям разве что в гайморову полость не лезут, – слишком много народа их клеймит, причем пламенней, чем советские писатели троцкистов. Я совершенно не уверен, что в свободное от клеймления время они не читают желтую прессу с этими самыми снимками, оплачивая труды ненавистных им папарацци. Да и звездунчики наши совершенно зря машут крыльями: во-первых, это их реклама, причем чрезвычайно действенная, а во-вторых, это затруднение идет в одном пакете со славой и аплодисментами: откажешься от одного – куда-то девается и другое. И обиднее всего за великих людей, давно покинувших этот мир, – терминатор всея Калифорнии Арнольд Шварценеггер хоть может догнать такого юнкора и навешать ему по чавке, а вот, скажем, Григорий Александрович Потемкин такой возможности лишен уже больше двухсот лет. Это нечестно и ничему не учит или, что еще обиднее, учит не тому, что надо было бы.
Но факт остается фактом: трудно убедить кого бы то ни было поговорить всерьез и с интересом о романе Екатерины Второй и Потемкина. Многие, наверное, искренне удивляются: «Нашел о чем говорить! Да я об этом в детстве похабные стихи читал! Все знают, что эта Екатерина была сами знаете кто, а о Потемкине вообще молчу!» Правильно, помолчал бы. Не надо самым компетентным историком, изучавшим этот вопрос, считать Терезу Орловски – дас ист фантастиш! Все эти сказки об особом внимании Екатерины к конскому составу гвардейской кавалерии ни о чем не говорят, кроме наличия тяжелейших проблем у тех, кто их выдумал, и тех, кто им верит. Не все на самом деле было так, как в этой ветви фольклора. Интересно, сколько из вас знает, каким же по счету мужчиной был Потемкин у Екатерины? Попробуйте угадать: пятидесятым? сотым? двухсотым? – более скромных оценок я не встречал. Учтите, роман был не из ранних – Екатерине было на момент его начала сорок пять лет, Потемкин был младше, на сколько лет – неясно, от семи до тринадцати: записи в церковных книгах маленького сельца Смоленской губернии велись просто безобразно. И вот оказалось, что в сорок пять лет Потемкин был у Екатерины – шестым мужчиной! Муж, Петр III, – раз, Сергей Салтыков – два, Станислав Понятовский последний польский король, – три, Григорий Орлов, ну, его все знают – четыре, после него совершенно кратко временный Александр Васильчиков – пять, и все! Дорогие наши женщины! У кого до сорока пяти лет было меньше шести мужчин – осуждайте Екатерину как хотите, имеете право. А остальные пусть простят. Особенно когда вспомнят, каково было образованной и интеллигентной девочке, которой едва исполнилось шестнадцать, когда ее привезли в далекую страну и положили в супружескую постель к психу без справки Карлу-Петеру-Ульриху – он же самодержец всероссийский Петр III, – внучатому племяннику одновременно Петра I и Карла XII, – стоило им воевать ради вот такого? Но об этом ни слова – о каждом из романов Екатерины стоит рассказывать отдельно!
Екатерина и до романа всегда была кем-то, Потемкин – практически нет. Но это только потому, что мы его не знаем. Тоже судьба яркая и не очень простая. Сын израненного ветерана, озверевшего от увечий, который загнал живую жену в монастырь и женился на другой. Зря она – за таких замуж не выходят, он и ее довел побоями до полной забитости и отупения. Потемкин начинал жизнь и карьеру с очень плохими картами на руках. Как его учили – отдельная поэма. Кроме сельского дьячка учил его еще один инвалид – штык-юнкер Оболмасов, который прямо в начале урока клал на стол свою ногу. Не бойтесь, деревянную. Он ее отстегивал и предупреждал: «Чуть что не так – вот этим по макушке!» Правда, не на того нарвался – Потемкин просто вышвырнул из окна эту ногу и спокойно сбежал от своего воспитателя, не имеющего возможности за ним без этой самой ноги погнаться. Кстати, родители называли ребенка исключительно Грыць – совершенно на украинский манер. Впрочем, чего удивительного? Родительское сельцо Чижово стояло на берегу реки Чижовки, та впадала в Славицу, Славица – в Хмость, а та уже в Днепр. Правда, совершеннейшей тайной осталось то, чему же он в детстве научился у такого учителя… Вроде бы только одному – подражать любой сельской твари, хоть блеять барашком, хоть лаять собакой. Благодаря этим талантам он удостоился в екатерининском Эрмитаже, кружке для ее приближенных знакомых, шуточного звания сержанта, прохрюкав для этого свиньей так художественно, что просто не отличишь от настоящей. Екатерина, кстати, имела там звание лейтенанта – она прекрасно шевелила ушами, причем не только двумя сразу, но и каждым по выбору. Впрочем, чего удивительного – царица!
От того, чтоб тихо сгинуть в глуши, Потемкина спасла родня, перетащившая его в Москву. Тут и оказалось, что память у него превосходная, способности к ученью отличные и лишь одна беда – лень раньше него родилась, и приступы невероятной работоспособности сменялись периодами чудовищного безделья. Тем не менее учился он усердно, впитывая все интересное как губка, да вот беда – что ему не нравилось, не выучит ни за что! Он прекрасно фехтовал, обожал математику, писал музыку и стихи, по-французски болтал существенно лучше д’Артаньяна, который, будучи гасконцем, явно приехал в Париж в больших контрах с государственным языком, но вот не понравился ему учитель немецкого, и по-немецки он не знал ничего, «хенде хох» сказать не мог! И еще одна вещь у него получалась прекрасно – петь в церковном хоре, совсем как у Разумовского, тайного супруга императрицы Елизаветы, впрочем, чего тут удивительного – оба с берегов Днепра, а уж петь там умеют… Некий вельможа, услышав его пение, записал его в конную гвардию – привилегированное войско, где каждый солдат уже на виду у высочайших особ. А вскоре за выдающиеся знания и способности его отобрали в число двенадцати первых студентов Московского университета и повезли на аудиенцию с самой государыней Елисавет Петровной. Поскольку студентов принимали и при дворе наследника в Ораниенбауме, там он впервые и увидел воочию тогда еще великую княгиню Екатерину Алексеевну. Радости это ему не доставило – на какой-то совершенно простой ее вопрос он от смущения промямлил что-то невразумительное. Дальнейшая учеба у него шла по главному принципу его жизни – «то густо, то пусто», и в итоге его отчислили «за леность и нехождение в классы». Узнал он об этом случайно, из газеты. Вместе с ним отчислили одного из создателей русской журналистики – Ивана Новикова, одним приказом, так что не стоит на основании этого делать выводы об уме Потемкина либо отсутствии оного – как многие неспособные к систематическому труду люди, он мог очень успешно работать рывками. Билл Гейтс ведь тоже университета не осилил, а вот пожалуйста… В общем, двоечник, но способный, и это бывает чаще, чем многие думают.