Великие Войны
Шрифт:
Они решили штурмовать горы. Перевал был проходимым, но... Йаллер понимал, что не об эту пору: не зимой. И когда они не пройдут через перевал, вариантов останется два. И Инкануш - умный, умеющий смотреть вперёд, - будет подталкивать всех к тому, который был короче. Йаллер не мог не согласиться - пробираться месяцами вокруг гор означало дать врагу слишком много шансов обнаружить себя. Другое дело, что в пещерах могло быть опасно. И должно было быть опасно. Инкануш внимательно посмотрел на категорически отказавшегося лезть в пещеры Арагорна и ничего не сказал. Он знал, что иначе - не будет. И знал, как этого добиться.
Йаллер не удивился, когда промёрзший
Йаллер видел, как контуры звериных тел изменялись, как их становилось много, один за другим они нападали на стоянку путников, которые встречали их огнём и стрелами. Наутро путники не нашли ни одного трупа и молча собрали стрелы. Инкануш тоже молчал. Путь оставался только один: через пещеры, и как можно скорее.
Йаллер беспокоился только об одном: как бы успех Инкануша не обернулся против него самого. Никто не знал наверняка, кто и что водится сейчас в пещерах... и не переоценивает ли Инкануш свои силы. Он сам этого не знал.
Йаллер услышал, как в серой дали под тяжёлыми сводами вспыхнуло и тревожно запульсировало его кольцо. Из трёх оно было ему ближе всех, потому что - кольцо огня, с алым камнем, в котором как будто навеки застыл кровавый закат. Сейчас - его хозяин был близок к огню... к настоящему огню, опаляющему до костей, до дикой боли, что невозможно вынести, будучи человеком. Йаллер вышел в ночь и распахнул крылья. Кто-то напал на Инкануша. Кто? Раун Дагвиати? Его оружием был леденящий холод смерти. Случайно нашедшийся в пещерах огнедышащий ящер? Да, в замкнутом пространстве они могли быть опасны, но... он очень давно не слышал о том, чтобы там кто-то из них жил. Если так - им надо было бы выбираться наружу за едой. Такого - не было. Значит, не они.
Йаллер опустился на вершине, - знал, что поблизости есть выход из пещер по узкой крутой лестнице, пробитой в горной толще в забытые века. Пещерный город златоведов давно умер, тогда ходили неясные слухи про подземный ужас, который они умудрились пробудить. Йаллер не пытался выяснить, что это было. Теперь, видимо, придётся. Он даже догадывался, как этот ужас выглядит, - когда-то сам привёз сюда маленьких духов огня в прозрачном фонаре и выпустил на свободу. Выросли. Осмелели. Не любят чужих. Стакнулись с его братом?! Он в ужасе чуть не нырнул стремглав вниз по бесконечной лестнице, но вовремя остановился: почувствовал приближение. Инкануш и его противник, сцепившись в смертельных объятьях, пробирались наверх.
Дух огня явно побывал в воде, и Инкануш не собирался сдаваться без боя, - на странном существе клочьями висели ошмётки слизи. Все духи в столкновении с материальным миром преображались, кто-то сознательно и умело, кто-то... вынужденно и вот так. Но он был жив и опасен, даже такой, - и Йаллер быстро добил несчастное существо, уже не стараясь прятаться. Здесь и так бушевала Силовая буря, - одним ударом больше, одним меньше.
Инкануш был обуглен до костей, по-хорошему с этим телом нужно было бы распрощаться, но Йаллер понимал: на создание нового у него нет времени, да и возможностей тоже. Своё он выращивал сам, вцепившись в ушедшую в землю кровь, на это ушло несколько столетий, - он даже не знал, сколько именно, - а здесь... нет, лучше даже не пытаться, придётся врачевать то, что есть. И никто, кроме него, не поможет. Нет таких сил на Аксерате. Просто нет.
Он возился долго, над вершиной вставали и уходили звёзды и сменялся месяц. Позже, - много позже, когда исцелённое тело было готово уже вернуться в тревожную жизнь, - он коснулся алого камня кольца. Мимолётно порадовался: перед его кольцами огонь тоже был бессилен. Теперь - через невидимую связь - он призовёт ту, кто носит второе кольцо, ту, перед кем он страшился показаться: боялся, что она его узнает. Он надеялся, что она почувствует и поймёт, что с Инканушем случилась беда.
Он дождался, когда по приказу владычицы прилетят чекаронги и заберут измученного руниа в её золотой лес.
***
"На победном пути - не считай одиноких ночей, ни тоски, ни проигранных битв, ни бессонных терзаний..."
Арагорн попытался проснуться, но не смог. Странный голос плёл тонкую сияющую паутину слов, из которой трудно было вырваться, и он так и застыл между сном и явью, понимая, что видит сон... и что это очень важно.
Он видел то, что было не здесь и очень давно, видел так же ясно, как если бы был свидетелем сам. Люди, подражающие кликам ирукаев. Исилдур, пытающийся спастись от их стрел в великой реке. Люди?!
Арагорн попытался вскочить, но тело было как будто сковано, ему стало страшно: а что, если он не сможет проснуться вовсе? Тут же - словно прохладная рука легла на лоб: успокойся. Ты должен увидеть и узнать. Потом - ты проснёшься. Обязательно.
Люди. Не ирукаи. Предатели - после смерти приколоченные проклятием к земле. К тому самому ущелью, откуда - он знал!
– много веков подряд либо не возвращались вовсе, либо возвращались безумцами, бормочущими что-то о призраках-воинах.
Арагорн бешеным усилием прорвал пелену тяжкого сна и встал. Призраки-воины. Проклятые за предательство. "И если кто-то - его же крови!
– простит вас..."
Тяжёлое забытьё отступало нехотя, как будто в тревожном сне ещё оставалось что-то важное, что нужно было увидеть... а он поторопился. Но разум уже обрёл свободу и не хотел более расставаться с ней.
Призраки-воины против живых мертвецов? Почему нет? Над ними уже не властна смерть, их уже не развоплотить. Сейчас нужны все силы. Но - как? Исилдур, кольцо, давние войны... это всё - живо и важно, но не более чем легенда. Как - простить? В словах должна быть сила. Прощение не изменит произошедшего и никого не вернёт назад, но - должно что-то изменить в настоящем, а через него - в будущем. Простить за смерть того, кого знаешь - тяжко, почти невозможно, а если враг - не человек, а нежить, то и прощать некого и незачем. Люди... преступая грань человечности, перестают быть людьми. Тоже - не нуждаются в прощении, Так кому же, в конце концов, получается, оно нужно?! Живым? Тем, кто преступил грань, понимает, что ничего уже не изменить, и терзается раскаянием? Да... пожалуй. Такое раскаяние жжёт посильнее, чем ненависть, которую хотя бы можно залить местью. Тут - никак. Должен прийти кто-то... Тот, кого предали, уже не придёт. Значит - нужно ему. Взять на себя право сказать: достаточно долгих веков заточения, ныне настал час, идите же, будьте на праведной стороне и искупите содеянное, и тогда - отпускаю вас, идите с миром и будьте свободны. Сказать - так, чтобы свершилось.