Великий царь

Живой Алексей Я.

Но если уж сам царь подлежал суду эфората, то что говорить о доморощенном военном механике. И эфорам будет глубоко наплевать на то, что его оружие помогло спасти Спарту и Грецию. Главная провинность состояла в том, что Тарас изготовил его без разрешения общины, ничего не сообщив эфорам.

«Да уж, в моем случае победителей, похоже, судят и еще как, – призадумался Тарас, внезапно почувствовав незаслуженную обиду. – Нет, ну что за страна! Бьешься ради нее, глотки рвешь. А тебя потом раз – и на небеса, за то, что осмелился без разрешения старших убить вдвое больше врагов своим новым оружием.

Да еще папашу подставил».

Но, взяв себя в руки, Тарас тут же отчитал себя за приступ малодушия. Во-первых, его еще никто ни в чем не обвинял. Во-вторых, даже узнав об оружии – эфоры могли его не осудить, а поддержать. Тут уж как карта ляжет. Поразмыслив так, он немного успокоился. Однако следующие слова царя вновь повергли его в изумление.

– Скажи, Гисандр, – нарушил молчание Леонид, прожевав кусок горячего, только что снятого с огня мяса. – Твои… машины, все погибли под завалом?

– Все, – нехотя признался Тарас, ожидая приказа о немедленном роспуске отряда из периеков.

– А можешь ли ты быстро изготовить еще несколько штук? – спросил Леонид, перестав жевать и глядя ему прямо в глаза. Во взгляде царя светился неподдельный интерес.

Тарас еще не успел ничего ответить, как царь продолжил разговор.

– Эти машины так умело сеют смерть среди персидских солдат, что все спартанцы уже поговаривают о том, что ты совершил сделку с богами. Никто из них еще не видел, чтобы один человек мог сотрясать скалы и уничтожить с небольшим числом помощников столько вражеских воинов. Да еще нагнать на них такого страха, что они на целый день позабудут про атаки! Это стоит многого, Гисандр!

«Твои бы слова, да эфорам в уши», – подумал Тарас, невольно возгордившись. Но, вспомнив о небольших запасах балок и горшков в Пеллане, а также скорости, с которой мастера из Кифанты уже научились штамповать баллисты и гастрафеты, вслух сообщил:

– Да, мой царь, я думаю, что смог бы изготовить еще несколько баллист в короткий срок. Но для этого мне пришлось бы вернуться в Спарту. А пока здесь идет бой…

– Ты выступаешь сегодня же! – вскочил со своего места Леонид. – Эту схватку я смогу выдержать еще долго, воинов у меня достаточно. Однако, если ты привезешь свои машины, то даже все полчища Ксеркса, соберись они здесь, никогда не смогут нас прогнать отсюда. Ведь они не имеют такого оружия.

Тарас потерял дар речи. Ехать в Спарту! Прямо сейчас, когда битва не закончена, а эфоры еще не поговорили с царем, это самоубийство. Он-то надеялся, что увидит родину еще не скоро. Здесь, под защитой царя ему ничего не грозило, но стоит ступить на землю Лакедемона…

– Я дам тебе проводника, – отрезал все пути к отступлению Леонид, – который приведет тебя по дельфийской дороге в Кирру, что стоит на берегу Коринфского залива. Это всего в одном дне пути отсюда. Там ты сядешь на мой корабль, который ждет тебя, обогнешь Пелопоннес, и вскоре достигнешь берегов Спарты. Тот же корабль привезет тебя обратно.

– Но, путешествие может занять не один день, – пробормотал Тарас, – да и на изготовление нескольких машин мне понадобится дней семь, если не десять.

– Ничего, – отмахнулся Леонид, – я продержусь здесь со своей армией целый месяц, если понадобится, и если персы не обойдут нас. А тем временем ты доставишь мне несколько новых смертоносных орудий. Война еще не окончена, а чтобы прогнать Ксеркса с нашей земли понадобится уничтожить еще не одну тысячу его воинов.

– Сколько машин я должен привезти? – на всякий случай уточнил Тарас, оглядывая погруженные во мрак горы и прислушиваясь к неестественной тишине на перевале.

– Сколько сможешь, – просто ответил царь, – трех или четырех будет достаточно. Но если успеешь, привези больше. Возьми с собой своих людей сколько захочешь. И еще – я дам тебе письмо к эфорам.

Тарас невольно вздрогнул. Его отправляли прямо в пасть ко льву. А он предпочел бы этому разговору сражение с десятком персов.

– Но ты отдашь его, Гисандр, лишь в том случае, если повстречаешь их, – проговорил царь и Тарас уловил в его словах прозрачный намек на то, что самому являться с докладом к эфорам вовсе не обязательно. А в случае незапланированной встречи, это письмо послужит ему охранной грамотой – мол, не дезертировал, царь послал, – и, быть может, спасет.

В общем, теперь миссия выглядела куда более привлекательной – вернуться в Спарту, пробраться, не попадаясь на глаза, в Пеллану, все спартанцы из которой находились сейчас здесь, и как можно быстрее изготовить несколько баллист. А затем все также незаметно, никем не узнанным, покинуть страну. Выглядело невыполнимо, особенно при его популярности в Лакедемоне, как победителя Гимнопедий и прочих титулах, но тем было интересней. «А и черт с ним, – мысленно подбодрил себя командир „артиллеристов“, – где наша не пропадала».

– Я готов, – смирился с судьбой Тарас.

Той же ночью, немного отдохнув, забрав собой всех оставшихся в живых «спецназовцев» с гастрафетами и перепоручив заботам удивленного внезапной отлучкой Пентарея, пять сотен оставшихся периеков, Тарас отбыл в сторону побережья. Его вел проводник, предоставленный царем, спартанец Клеандр – низкорослый грек, лет сорока пяти, с жидкой бородой. Однако, несмотря на возраст и хлипкость фигуры, Клеандр держался молодцом и двигался очень быстро. В его движениях прослеживалась плавность. А хорошо тренированные мускулы позволяли угадать в нем крепкого бойца, хотя Клеандр и не носил доспехов, а из оружия имел при себе лишь небольшой кинжал на поясе.

С первого взгляда Тарас так и не понял, кем был этот доверенный человек царя. Клеандр не был ни гоплитом, ни чиновником, ни тем более рабом. Держался уверенно, но без свойственной спартанцам заносчивости и высокомерия, чем еще больше заинтриговал Тараса, который, впрочем, не приставал к нему с лишними вопросами. В конце концов, тот был прикомандирован к Гисандру проводником и должен был всего лишь довести небольшой отряд до корабля.

На рассвете они миновали опустевшие Дельфы. Безмолвный город показался Тарасу каким-то мрачно торжественным в своем застывшем величии. «Сколько храмов, – подумал он, проходя по хрустевшим под ногами черепкам глиняных кувшинов, во множестве разбившихся при бегстве горожан и усыпавших улицы красной крошкой, – и никто, кроме нас, не пришел защитить своих богов. Все может достаться персам и сгореть в огне, если мы не устоим».