Великий Галеотто
Шрифт:
Теодора. Ты думаешь об Эрнесто.
Дон Хулиан. Совершенно верно.
Теодора. Бедный мальчик! Ты прав. Он добрый, благородный, великодушный!
Дон Хулиан. Весь в отца. Олицетворенная честность и благородство.
Теодора. И такой способный! Ему двадцать шесть лет, а он столько знает!.. Просто поразительно!
Дон Хулиан. Я боюсь, что, витая в облаках, он не сумеет приспособиться к прозе жизни. А тонкость ума, обыкновенно, оценивают лет через триста после смерти.
Теодора.
Дон Хулиан. Конечно! Было бы черной неблагодарностью забыть, чем я обязан его отцу. Ради меня дон Хуан де Аседо пожертвовал именем, состоянием, может быть, даже жизнью. И если его сыну понадобится моя жизнь — я отдам свою кровь до последней капли, чтобы уплатить долг чести.
Теодора. Браво, Хулиан! Как это на тебя похоже!
Дон Хулиан. Помнишь, год назад мне сообщили, что дон Хуан умер, а сын его остался без средств. И я чуть не насильно привез его сюда и здесь, в этой комнате, сказал ему: «Ты хозяин моего имущества, оно — твое, ибо я всем обязан твоему отцу. Распоряжайся всем в доме и смотри на меня, как на второго отца, хоть я не могу сравняться в достоинствах с твоим родным отцом. А чья любовь к тебе сильнее... это мы еще увидим».
Теодора. Да, так ты и сказал. А он разрыдался, как ребенок, и бросился тебе на шею.
Дон Хулиан. Он еще ребенок, и мы должны позаботиться о его будущности. Об этом я и задумался. Я думал о том, что могу сделать для него. И как раз тогда ты позвала меня смотреть на облака, на солнце, которое мне не мило с тех пор, как на моем небосклоне сияют два ясных светила!
Теодора. Я не совсем понимаю. Ты хочешь что-то еще сделать для Эрнесто?
Дон Хулиан. Разумеется.
Теодора. Можно ли сделать больше, чем ты уже сделал? Уже год он живет с нами, как член семьи. Будь он твоим сыном или моим братом, и то мы не могли бы относиться к нему нежнее.
Дон Хулиан. Да, но этого мало...
Теодора. Мало? Я думаю...
Дон Хулиан. Ты думаешь о настоящем, а я о будущем.
Теодора. О будущем? Но я представляю себе будущее Эрнесто. Он будет жить в нашем доме, сколько захочет, много-много лет, пока, наконец, не влюбится. И мы его женим! Ты выделишь для него долю из капитала. Он и она из церкви отправятся к себе домой. Недаром говорится — и я с этим согласна, — что женатому нужен свой дом. Они будут жить не с нами, но мы их не разлюбим. Они будут счастливы — мы, разумеется, тоже. У них будут дети, у нас тоже. У нас обязательно родится (нежно) дочь. Она и сын Эрнесто влюбятся друг в друга, и мы их поженим.
(Искусству исполнительницы предоставляется оттенить эту шутливую реплику.)
Дон Хулиан. Вот куда ты заглянула!
(Смеется.)
Теодора. Ты говорил о будущем и я о том же. Другого будущего я не хочу.
Дон Хулиан. Я согласен, Теодора, но...
Теодора. Какое «но»?
Дон Хулиан. Видишь ли, мы только исполняем свой долг, относясь к несчастному юноше по-родственному. Но к этому долгу теперь присоединилась любовь, которую заслужил Эрнесто. Теодора, у всякой медали есть две стороны. Оказывать покровительство и принимать — разные вещи. Боюсь, что его, в сущности, унижают мои благодеяния. Он самолюбив, даже горд, и надо помочь ему выйти из ложного положения. Сделаем для него все возможное, но так, чтобы он не знал.
Теодора. Как это?
Дон Хулиан. Увидишь.
(Смотрит в глубину сцены.)
А вот и он!
Теодора. Тогда тише!
(Входит Эрнесто.)
Дон Хулиан. Добро пожаловать!
Эрнесто. Дон Хулиан... Теодора...
(Кланяется как-то рассеянно, садится к столу и задумывается.)
Дон Хулиан. Что с тобой?
(Подходит к нему.)
Эрнесто. Ничего.
Дон Хулиан. Я вижу, ты взволнован.
Эрнесто. Ничуть не бывало.
Дон Хулиан. У тебя неприятности?
Эрнесто. Никаких.
Дон Хулиан. Может, я докучаю тебе своими расспросами?
Эрнесто. Вы? (Встает и порывисто оборачивается к нему.) Нет. Дружба дает вам все права. Вы читаете у меня в душе. Правда, я озабочен, но я вам все расскажу. Простите, дон Хулиан.
(К Теодоре.)
И вы, сеньора! Я неблагодарный мальчишка. В сущности, я не заслуживаю ни вашей доброты, ни ласки. С таким отцом и такой сестрой я должен бы чувствовать себя счастливым и не думать о завтрашнем дне, а между тем... Вы понимаете, что я в ложном положении? Я здесь живу из милости!
Теодора. Эти слова...
Эрнесто. Теодора!
Теодора. Нас обижают.
Эрнесто. Но это так.
Дон Хулиан. А я говорю, нет. Если в доме кто живет из милости, так это не ты, а я.
Эрнесто. Я знаю историю двух верных друзей. Моему отцу его благородный поступок делает честь, но я запятнал бы ее, если бы принял то, что он отдал. Я молод, дон Хулиан, и должен сам зарабатывать себе на хлеб. Разве это гордость или безумие? Не знаю. Но я помню, как отец мне говаривал: «Что сам можешь сделать, того не поручай никому, что сам можешь заработать, того ни у кого не бери».
Дон Хулиан. Значит, мои заботы тебя унижают? И друзей ты считаешь несносными кредиторами?
Теодора. Вас сбивает с толку голос рассудка. Но поверьте, в этих делах лучший советчик — сердце.
Дон Хулиан. Мой отец не был так высокомерен с твоим, как ты со мной.
Теодора. В те времена дружба была иная.
Эрнесто. Теодора!
Теодора (указывая на мужа). Его можно понять!
Эрнесто. Я неблагодарный!
(С глубоким волнением.)
Простите меня, дон Хулиан.