Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»
Шрифт:
Умело привлекая на свою сторону иберийские племена, Сципион целых пять лет победоносно сражался вдали от родины с тремя неприятельскими армиями, попутно покоряя многие иберийские племена. Против римских легионов с их осадной техникой защитники иберийских городов были бессильны. Захваченные города горели, а их непокорные жители толпами гибли от мечей римских легионеров.
…Между прочим, в ходе осады Илитургиса – города неподалеку от поля битвы при Бекуле – Сципиону пришлось подать пример мужества своим стушевавшимся воинам. И хотя рисковать полководцу в римской армии было не принято, но он сам возглавил штурм и даже выхватил у замешкавшегося легионера штурмовую лестницу. Правда, приставить ее к стене ему не дали вовремя подоспевшие солдаты из резерва Лелия. Они вырвали у него из рук лестницу и в ожесточенном приступе взяли казавшуюся неприступной городскую стену…
Так падут Кастулон –
После ухода из Испании Гасдрубала Баркида сопротивление пунов значительно ослабело. Не спасло положения и появление подкреплений, посланных Гасдрубалу Гискону из Карфагена вместе с Магоном Баркидом и Ганноном. Близился к завершению 207 г. до н. э., и Сципиону не терпелось покончить с испанским фронтом. Ганнон вскоре попал в плен к пропретору Марку Юнию Силану – легату Сципиона. Силан сполна показал всю меру своего полководческого дарования: с тысячью пехоты и всего лишь пятьюстами всадников глухими дорогами он подошел к вражеским лагерям – Ганнона и Магона – и внезапно обрушился на них. Первыми были разбиты беспечно стоявшие в неохраняемом биваке кельтиберы, а затем и сами пуны, кинувшиеся им на подмогу. Правда, спасшиеся Магон и Гасдрубал Гискон сопротивлялись из последних сил. Партизанские набеги Массанассы – прежде столь продуктивные – теперь почти не имели особых успехов: хитроумный кочевник уже наглядно думал о своем будущем союзе с победоносным Публием Корнелием Сципионом-Младшим.
Решающее сражение состоялось весной 206 г. до н. э. на правом берегу Бетиса у подножия гор, на краю удобной для действий кавалерии равнины – под Илипой (неподалеку от современной Севильи).
Там сошлись 54 тысячи пунов (50 тысяч пехоты, 4 тысячи нумидийской конницы Массанассы и 32 боевых слона) под началом обоих карфагенских полководцев и 45–48 тысяч воинов (три тысячи из которых приходились на кавалерию) П.К. Сципиона. Последнему помогал его младший брат Луций, судя по дошедшим до нас сведениям, человек не столь одаренный, в том числе в военном деле. Забегая вперед, скажем, что в римскую историю он вошел, скорее, как брат знаменитого Публия Корнелия Сципиона-Младшего, вернее, Африканского, чем яркая индивидуальность. Так бывает: «вагончик» младшего брата вовремя прицепился к «паровозу» старшего (или, вернее, тот сам его «прицепил» и таскал за собой повсюду!).
…Между прочим, несмотря на внушительную численность армий противников при Илипе (кое-кто из античных историков увеличивал количество пехотинцев пунов до 70 тысяч?!), их качественный состав в целом оставлял желать лучшего. Так, у пунов положиться можно было лишь на хорошо обученную ливийскую пехоту, а союзные им иберийские наемники не отличались дисциплиной и стойкостью. Такая же картина наблюдалась и у римлян: там лишь половина пехоты состояла из превосходно вымуштрованных легионеров. Остальная часть армии состояла из весьма ненадежных союзников. Поэтому как карфагенское войско, так и римская армия не являлись согласованно действующими боевыми единицами. В этой ситуации противникам оставалось уповать на полководческое искусство их вожаков. Так и случилось…
Сципион еще не закончил разбивку лагеря, когда на его легионеров неожиданно налетели тучи нумидийских всадников Массанассы. Но затем все пошло по иному сценарию, шедшему вразрез с расчетами пунов: не они врасплох напали на римлян, а сами оказались внезапно атакованы. Дело в том, что прозорливый римский полководец, предвидя подобные подвохи со стороны гораздого на неожиданные конные налеты врага, заранее спрятал за соседним холмом крупный отряд своей кавалерии под началом своей правой руки – вояки до мозга костей Гая Лелия. И он стремительно ударил во фланг обнаглевшему врагу. А подоспевший отряд легионеров и вовсе заставил нумидийцев отступить. Поначалу они отступали в полном боевом порядке, но поскольку римляне – кавалерия и велиты – вели преследование очень энергично, то вскоре африканские конники кинулись врассыпную. Этот первый, хоть и небольшой, но успех дал Сципиону начальное моральное преимущество: кое-кто во вражеском лагере, в первую очередь Массанасса, сделали надлежащие выводы.
…Кстати, именно в конных стычках, а порой и настоящих кавалерийских сшибках, предшествовавших большим сражениям, обычно проявлялся боевой настрой противоборствующих сторон. Чаще всего эти схватки проходили хаотично. Если одна из сторон начинала преследовать другую, то боевой строй обеих и вовсе нарушался. А вот ввод в бой с одной из сторон пехоты сразу же менял ход боя. Пока вражеские всадники безуспешно пытались прорваться через плотно построенный пехотный строй, отошедшая за него кавалерия успевала
Враждующие лагеря смотрели друг на друга через большую долину.
Поскольку силы противников были примерно равны, то в последующие дни они, выходя в открытое поле, строились друг против друга, но на решающее столкновение не решались, простаивая друг против друга целый день. Так проходил день за днем. Будучи исключительно наблюдательным, Сципион обратил внимание, что каждый раз карфагенские командующие несколько задерживались с построением своих войск! Они высматривали, как встанут римляне, которые обычно в центре располагали своих легионеров, а по краям – союзных иберов, в верности которых Сципион, памятую о трагической участи отца и дяди, сильно сомневался и предпочитал размещать их в строю скорее «для вида», чем для настоящего дела. Только убедившись, в каком порядке выстроены неприятельские войска, карфагеняне свои лучшие ливийские части обязательно ставили в центре, а на флангах – своих испанских союзников, «укрепляя» их спереди непредсказуемыми слонами. Получалось, что противники намеренно размещали свои наименее стойкие части по бокам.
Учтя это, римский полководец стал сам затягивать свое построение, сдвигая его все на более позднее время – чуть ли не на середину дня! Карфагеняне привыкли к такому «графику» и, как всегда, не спешили. (По другой версии, это Сципион не спешил выстроить свои войска, выжидая, как поведет себя Гасдрубал, раз за разом выставлявший своих африканских пехотинцев-ветеранов в центре строя.)
…Между прочим, построение большой армии в боевой порядок для сражения в ту пору занимало немало времени и проходило в строго определенном порядке. Обычно развертывание к бою проходило следующим образом. Выйдя из лагеря, войска выстраивались в колонну. В ее начале стоял отряд, которому во фронтальном строю надлежало занять самую крайнюю позицию на правом фланге. За ним располагался отряд, чье место во фронте было чуть левее первого отряда и т. д. Последними в колонне стояли войска, которым полагалось встать на самом краю левого крыла. Построившаяся именно в такой последовательности колонна двигалась на поле боя. Выйдя на него, она под руководством офицеров разворачивалась лицом к врагу, попутно меняя свое походное построение на более плотное фронтальное, причем начиналось это только после того, как первый (головной) отряд достигал своей крайней правой позиции на правом фланге. Главный недостаток колонного выдвижения на поле боя – невозможность приспособиться к меняющимся условиям. Перед построением колонны для выхода к месту сражения полководцу полагалось заранее определить – каков будет боевой порядок, т. е. где и как поставить свои наиболее надежные силы. Как только колонна начинала двигаться вперед, поменять местами разные отряды, не внеся путаницы, было не просто очень сложно, а невозможно. Как покажут дальнейшие события, Сципион не только учел это важнейшее обстоятельство и приготовил своему карфагенскому визави сюрприз, но и дополнил его еще парой «домашних заготовок», решить которые пунийцу окажется не под силу…
Заметив, что враг окончательно расслабился, хитроумный римлянин решил, изменив свое построение – по центру поставить малонадежных иберов, а на флангах расположить свою главную ударную силу, тяжеловооруженную римскую пехоту – начать атаку ранним утром (чуть ли не на рассвете!), пока карфагеняне не успеют занять свои места на поле боя.
Накануне битвы поздно вечером он дал приказ всем своим солдатам плотно поужинать и быть готовым к быстрому и неожиданному наступлению в предрассветной мгле. Кавалерии следовало приготовить лошадей к атаке еще ночью.
С первыми лучами солнца римские велиты и кавалерия Лелия кинулись в атаку на не успевшего до конца построиться, голодного врага. Следом за ними медленно двинулись грозные римские легионы. Мало того, что пунийским наемникам пришлось принять бой сонными и непозавтракавшими, так еще и перестроиться под новую расстановку сил они уже никак не успевали. Немного пройдя вперед, тяжеловооруженные легионеры внезапно остановились и не делали больше попыток к атаке. Этим внезапным маневром римский полководец как бы дал врагу почувствовать все последствия потерянного завтрака. При этом он никак не терял преимущества своего второго сюрприза – перестановки легионов на фланги – построенные по раз заведенному порядку, карфагеняне не рисковали перестроиться перед лицом бдительного и готового к атаке врага. Им оставалось только надеяться, что в лобовом столкновении их более опытные ливийцы смогут разбить хуже подготовленных и вооруженных римских союзников, прежде чем легионеры сомнут слабые фланги пунов.