Великий князь Русский

Соболев Николай

Поэтому надо всех прибывающих срочно пристраивать к делу, а их поперло ужас как много — главный прибыток с этой дурацкой войны. Не земли, нет, этого у самих навалом, а люди. Нам бы еще миллиончика три-четыре, мы бы ого-го! Ну, если бы сумели их всех прокормить.

— Немцы орденские, едва Ганза надавила, перемирие с крулем заключили, Шемяку не уведомив, — докладывал Иван Гвоздь-Патрикеев, унаследовавший от отца должность «министра иностранных дел».

— А Ганза-то с чего?

— Так торговлишка через Гданьский город и Ригу страдала, вот они и забеспокоились. А войско, что у Казимира осталось, по свои вотчины и поместья не распущено.

— Они что, опять

воевать полезут???

— Паны набольшие и радные крулю нашептали, что во всем виноваты православные…

Ну как бы да, не короля же назначать виновником поражения, а православных удобно — земля, имущество, конфискации, то-се… Ну и пользуясь наличием войска, поляки устроили в коронных землях и остатках Литвы локальный кошмар. С проскрипциями и казнями по религиозному принципу. Подход простой — либо перекрещиваешься в католичество, либо делаем на голову короче.

Оттуда ломанулись таким потоком, от князей до крестьян, что удержать невозможно. И каждого надо бы принять, посадить на землю, обустроить… Урал, конечно, большой, всех примет, но до него сколько добираться! Зато можно Берег укреплять, новые государевы поместья ставить, крепости…

Вторую волну эмигрантов дали, как ни странно, гуситы. Тот самый Иржи из Подебрад, сам гусит и сын гусита, пролез в «земские правители» Чехии, взял последний оплот радикалов — Табор, и устроил бывшим соратникам небо в овчинку. Табориты побежали в разные стороны, но все больше к нам, по нахоженой тропке. Тем более она в результате Диминых завоеваний стала чуть ли не на тыщу верст короче. Но с чехами проще — народ мастеровой, рукастый, много крестьян, этих я всегда к производству или земле пристрою. И заточены на самоуправление, сажай в города, живущие по Устюжской грамоте и радуйся.

Одна беда — проповедники. Так-то они католиков на дух не переносят, но идейки у них и с православием сочетаются не очень. Боюсь, монастырские тюрьмы заметно пополнятся.

Ну и третья, самая проблемная волна.

Цареградских книжников, наконец, проняло до печенок, что под ними подгорает — не всех, но многие ломанулись в Италию, а некоторые к нам, увеличив миграцию раза в два. С религиозными воззрениями у них, в отличие от чехов, все прямо отличненько, но если с механикосами, архитектонами и металлургосами никаких проблем, то с гуманитариями все сложно. За столетия они привыкли, что окраина дикая, мало-мальски образованный человек к вершинам церковной иерархии взлетает ракетой. Вон, греков из сорока митрополитов всея Руси — тридцать!

Но карьера хороша, когда на епархию один-два эмигранта, а когда сотня, а то и две? У всех гонор, все ждут манны небесной, а вакансий мало, сгонять ради пришельцев я никого не буду. Тем более мне клир нужен русский, а не греческий.

— И куда их девать? Языка не знают, приехали своим ходом, я их не звал, — только и буркнул, когда Никула обрисовал проблему.

— То наша материнская церковь, — свел поседевшие брови митрополит.

— Синекуры им создавать? Корма и ругу давать просто за то, что соизволили к нам, а не к фрягам? — мне никак не улыбались непроизводительные расходы.

— А хоть бы и корма, люди знающие, ученые…

— Так и запишем, — пододвинул к себе вощаницу со стилом, — митрополия настолько забогатела, что может кормить бездельных людей, значит, руга великокняжеская ей не нужна.

— Нелепо глаголишь! — пристукнул Никула посохом.

Забавно, как стал митрополитом, так появилась эта привычка — то просто стукнет, то троекратно, то дробью… Целый свод сигналов.

— А что не так? — сделал я невинные глаза.

Никула

зыркнул на служку, который мгновенно и бесшумно скрылся за дверью. Митрополит начал набирать воздуха, чтобы дать мне приличествующую отповедь, но вдруг засекся, несколько раз меленько выдохнул, побледнел, отставил посох и принялся растирать грудь, сдвинув палисандровый наперсный крест.

— Авва! — я кинулся к нему.

— Ништо, сыне, сейчас пройдет…

Твою мать, сколько ему? Шестьдесят пять? Да еще все эти треволнения, да вся митрополия на плечах — хватит кондратий и привет, нет у меня Никулы.

— Ты вот что, коли что со мной… — он откинулся на спинку креслица, но руку с груди не убрал.

— Даже не…

— Молчи! — хлопнул он свободной ладонью по подлокотнику. — Мисаила, епископа Смоленского, из князей Друцких, в местоблюстители, а потом и в митрополиты прочу.

— Авва!

— Молчи и слушай! — нахмурился Никула. — Муж сей великого разумения и большой воли. Книжен, учен, языки знает. В монастырях многие промыслы заводит, Дмитрию Юрьевичу первый помощник.

Неплохие рекомендации, но все равно надо бы на человека посмотреть, притереться, и митрополит, словно прочитав мои мысли, добавил:

— Я его на Москву вызвал, с переводом Библии помочь.

Та еще задачка. И не только потому, что тут нет понятия «перевод», а прямо дают подстрочник: священный же текст, каждое слово ценно! Но основная трудность оказалась в том, что Библии, пусть даже на архаичном церковнославянском… нету. Отдельные книги есть, Евангелия еще Кирилл с Мефодием переводили, потом болгары постарались, но как целого Библии нет. Книги Паралипоменона или Неемии вообще ни в одном монастыре и ни в одном соборе не сыскали. А из того, что нашлось, самые свежие переводы сделаны при Владимире Мономахе и Юрии Долгоруком, то есть триста лет тому назад. А самые старые вообще шестьсот.

Это как меня в XV век из XXI забросило, так еще полстолько же отсчитать. Так что сейчас с церковнославянскими текстами мучаются примерно как я при освоении старорусского языка.

«аще земъна рехъ вамъ и не веруете. како аще реку вамъ небесьная веруете. никътоже възиде на небо. тъ къмо съшьдыи съ небесе. Сынъ Человечьскыи. съи на небесе. и яко Моиси. възнесе змию въ пустыни. тако подобаеть. възнестися Сыну Человечьскуму. да всакъ веруяи въ Нь не погыбнеть. нъ имать живота вечьнаго.»

Вот как-то так. Смысл уловить можно, но именно уловить. А там «Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.»

И это еще не самое сложное место, есть куда круче.

С недостающими книгами решили просто — есть греческие тексты, есть латинские. Вот понаехов цареградских, кто здесь уже обтесался, посадили переводить, причем каждому в помощь дали по два ученика из наших. Но процесс очень небыстрый — книга-то священная! Прежде, чем за перевод браться, надо дух укрепить, к испытаниям подготовиться, пост и молитва как непременная часть перевода. А потом еще и сравнить варианты переводов.

Попутно выправить переведенные тексты от ошибок — я когда услышал, у меня аж волосы дыбом встали. Ведь именно с «исправления ошибок» начиналась Никоновская реформа, приведшая к Расколу. Однако нынешние иереи и клирики отнеслись к этому куда спокойнее, в том числе из-за наличия прямо под рукой пришлых «авторитетов».