Великий Краббен (сборник)
Шрифт:
– Какая, к черту, рыба? На берегу лежит!
Он приложил ладонь ко лбу:
– Тогда змей.
И восхитился, оценив разделяющее нас расстояние:
– Вот хорош, гад! Агафону бы такого подпустить. Нет, ты только посмотри, ты только посмотри, начальник! В этом гаде все двадцать метров, вот галстуков бы нарезать!
– Каких еще галстуков?
– Змеиных! – пояснил Сказкин. И неожиданно предложил: – Давай застрелим!
– Почему ты говоришь о рыбе – он?
– Да потому что вижу теперь, ошибся. Не рыба это, а змей! Видишь, у него горбы. У нас на балкере «Азов» старпом служил, он
– Сколько же этот старпом весил?
– Не старпом, – обиделся Сказкин. – Гад!
– А притомился, похоже… – всматривался я. – Валяется прямо на камнях…
– Хорошо, что на том бережку, а не на этом, – удовлетворенно кивнул Сказкин.
– Ну, мы это сейчас исправим. Спустимся вниз. Надо же нам рассмотреть, кто там.
– Ты что, начальник, – отступил Сказкин. – Я туда не пойду. Я не сивуч.
– И все же, Серп Иванович, придется нам спуститься.
– Ты что, начальник! Он твой что ли, этот гад?
– Он наш, Серп Иванович!
– Как это наш?
– Мы его открыли.
– Ну вот пусть и гуляет!
Я не ответил. Я всматривался.
Далекое змееподобное существо действительно валялось внизу на противоположном берегу кальдеры. Я сидел на самом краю обрыва, но сиреневая дымка мешала видеть – она нежно размывала детали. Шея вроде бы длинная… Ласты… Но горбов, о которых говорил раньше Сказкин, я не видел, хотя средняя часть чудовища казалась несоразмерно толстой… Впрочем, он же сивуча сожрал… Теперь лежит, переваривает…
– Сдох! – твердо объявил Сказкин.
– Это почему? – спросил я, оценивая высоту каменных стен. – Отдыхает, вот и вся недолга. – И внимательно оценил возможный спуск. – Тут метров пятнадцать. Спустимся. Не обходить же кальдеру, на это весь день уйдет.
– А куда нам торопиться?
Я не ответил. Потом попросил достать из рюкзака фал.
– Ты что, начальник! – Серп Иванович окончательно отступил от обрыва. – Я не давал подписку лазать по обрывам на веревке.
– Ладно, полезу один.
– А обратно как?
– Вытянешь.
– Да дохлый он, этот змей! – прыгал за мной, канючил Сказкин, пока мы шли к мысу Кабара, к самой низкой его части. – Ну, спустишься ты на берег, что толку? Что ты с него с дохлого поимеешь? За такую добычу даже Агафон полчашки риса не даст.
Утихомирился Сказкин только на мысе Кабара.
В этом месте высота обрыва точно не превышала пятнадцати метров.
Прямо перед нами торчал в голубом проливе Камень-Лев. Отсюда высокий каменный гребень мешал видеть змея. Но я уже принял решение. Фал, захлестнутый за сухой мощный корень давно умершей пинии, полетел вниз. Я невольно удивился: обрыв тут явно не превышал пятнадцати метров, значит, конец должен был лечь на камни, но фал завис над берегом чуть ли не в метре, а Сказкина почему-то вдруг сильно увлекли вопящие над кальдерой чайки.
– Он что, усох, этот фал?
– Жара, начальник…
– Жара? – Я ухватил Серпа Ивановича за покатое плечо. – Капроновый фал ни при жаре, ни при холоде не усыхает! Колись! Агафону отдал?
– Ну, а как… подумай… Сам гречку ел…
– Гречку, черт тебя побери! – шипел я, как змей.
И, проверив фал на прочность, погрозил кулаком:
– Не вздумай смыться! Бросишь в кальдере, везде найду!
Не будь узлов, предусмотрительно навязанных мною на каждом метре фала, я сжег бы ладони. Но фал пружинил и держал. Перед глазами маячила, закрывая весь мир, мрачная базальтовая стена, вдруг ослепительно вспыхивали вкрапленные в коренную породу кристаллики плагиоклазов, а далеко вверху, над каменным козырьком обрыва, укоризненно покачивалась голова Сказкина в кепке, закрывающей полнеба.
– А говорил, к пяти вернемся! – крикнул Сказкин, когда я завис над берегом.
– И есть хочется! – укорил он меня.
И вдруг завопил:
– Полундра!
Я выпустил из рук фал, и меня понесло вниз по осыпи.
И я увидел, как из пронзительных вод, стоявших в кальдере низко, как в неполном стакане, из прозрачных и призрачных студенистых пластов, искривленных мощным преломлением, прямо на меня восходит из смутных глубин нечто чудовищное, грозное, одновременно бледное и жирно отсвечивающее.
Ухватиться за фал я просто не успевал.
Да и успей я за него ухватиться, это было бы бесполезно.
Чудовищная зубастая пасть, посаженная на гибкую змеиную шею, запросто сняла бы меня даже с трехметровой высоты! Вскрикнув, я бросился бежать, с ужасом отмечая, как золотисто поблескивает вода от невысокого уже солнца.
Тетрадь третья. Я назвал его Краббен
Островок Камень-Лев высотой 162,4 м находится в 1 миле к северу от мыса Кабара. Издали он напоминает фигуру лежащего льва. Берега островка очень крутые. На южной оконечности островка имеется остроконечная скала. В проходе между островком Камень-Лев и мысом Кабара лежит группа скал, простирающаяся от островка к мысу на 6 кбт. Самая высокая из скал приметна белой вершиной. В проходе между этой скалой и мысом Кабара глубина достигает 2,7 м.
Успех не доказывают. Островок Уицсанди.
Доисторические загадки мирового океана. Счастливчик Гарвей. Мужчины, русалки, краббены. Профессор из Ленинграда. Ночная клятва. К вопросу о большом риске. Гимн Великому Змею. «Начальник! Где ты нахватался седых волос?»
Успех не доказывают. Успех – он всегда успех.
Походил ли я на человека, которому здорово повезло?
Не знаю, но мысль, что мы с Серпом Ивановичем впервые воочию увидели легендарного Морского Змея, обдавала мое сердце торжественным холодком.
О, Великий Морской Змей, воспетый моряками, авантюристами, поэтами, путешественниками! Его называли Краббеном. Его называли Горвеном. В некоторых морях он был известен как Анкетроль. Его наделяли, и весьма щедро, пилообразным спинным гребнем – чтобы легче дробить днища и борта кораблей, мощным хвостом – чтобы одним ударом перешибать самую толстую мачту, огромной пастью – чтобы в один момент проглотить самого тучного кока, наконец, злобным гипнотическим взглядом – чтобы низводить к ничтожеству самых смелых моряков.