Великий маг
Шрифт:
Простой человечек никак не уяснит, что на свете нет «мирных невинных жителей». Более того, даже туристы, приехавшие всего лишь поглазеть на красоты Манхэттена, на то время становятся юсовцами со всеми вытекающими для юсовцев последствиями, ибо там тратят вывезенные из своих стран деньги, что идут на патроны для той неприступной крепости!
Глава 5
На широкой просторной веранде изящные стулья, похожие на хрупкие цветы, расставлены вокруг трех столов. Видимо, здесь решили, что на большее число группок семерка разбиваться не станет даже теоретически.
Живков сел за мой стол, глаза хитро поблескивали.
– А что-то вы, дорогой Владимир-сан, притихли в последнее время…
– Разве?
– Притихли, – повторил он со знанием дела. – Случилось что?
– Да нет, вроде бы… А почему такой вывод?
– Да многие из нас сразу отметили ваше первое появление на поле боя. Мы все, надо признаться, больше продукты воспитания, обучения, тренировки, упорной работы, чем вот так… удачное сочетание генов, хромосом и среды обитания. А если бы вам еще такую же нагрузку в обучении, какую прошли мы…
Он заколебался, взглянул нерешительно.
– Что-то не так? – спросил я.
– Да только сейчас пришла в голову мысль, – признался он. – Может быть, вы только потому и проявили такой оригинальный и сокрушительный стиль, что не прошли обязательного обучения? Обучение только сгладило бы ваши блистающие грани?.. Не знаю. Но вас заметили все специалисты в нашей области. К вам начали присматриваться, подбирать ключи. Даже знаю, что в Штатах создали специальную диверсионную группу, которой поручено ликвидировать вас, но ее пока придерживают.
– Надеются перевербовать?
– Нет, специалистам дано указание найти контрдоводы. Убийство противника – признак слабости. В их стране гордятся победами в информационной войне, хотя эти победы, мы все понимаем, пахнут гаденько. Мы же все знаем, да и они понимают, что победили ваш строй не доводами в идеологии, а рассказами о богатстве своих жителей, вкусной еде, красивых одеждах, свободе секса, свободе извращений, порнографии… Мы же все понимаем, что это грязненькие методы! И хотя с легкой руки вашей императрицы говорят, что победителей не судят, но… только потому, что победители сами захватывают места судей. Но недовольство растет, они это понимают, стараются как-то сгладить, однако изменить курс своего авианосца не в состоянии. В последнее время их аналитики указали на вас, как на быстро восходящую звезду. Даже как на силача, который еще не вошел в полную мощь. Но я заметил, что вы резко сбавили свой темп…
Я пробормотал:
– Да нет, не заметил…
– Молодость, – сказал он благожелательно, но и с осуждением. – Вот, глядя на меня, можно почти со стопроцентной уверенностью сказать, что выдам в следующем году. А вот о вас такое сказать пока нельзя…
– Почему?
– Молодость… Ведь вы, несмотря на ваши сорок… вам еще нет сорока?.. еще можете дико полюбить женщину, что поменяет вашу жизнь… можете вдруг увлечься восточной, южной или какой-нибудь еще оккультной философией, буддизмом, йогизмом, можете внезапно отказаться от науки и уйти в монастырь… Словом, еще не миновали опасный возраст смены пути… Не выбора пути, тот выбирают намного раньше, а именно смены…
Он улыбался, вокруг глаз собрались мелкие морщинки, похоже на кожу на куриных лапках, вроде бы даже припорошены пылью дальних странствий.
– Я… гм… сосредотачиваюсь, – ответил я, перефразируя знаменитые слова Горчакова. – Осматриваюсь.
Он сказал шутливо, но в голосе прозвучала серьезная нотка:
– В добрый час. Но только потом, набравшись сил, не разрушьте наш мир… полностью.
Я смотрел ему вслед и вспоминал характеристику, которую сам же ему и дал, познакомившись с его методами. Самый работоспособный!
Самый загруженный. Самый информированный. Институт Живкова крупнее институтов Челлестоуна и Соммерга, вместе взятых. У него не институт даже, а сеть научно-исследовательских центров, что собирают информацию по всему свету и как можно быстрее составляют по каждому краткое «мнение потребителя».
Потребитель его информации – самый массовый. Это человек не шибко умный, но стремящийся выглядеть умным и перед другими, и даже перед собой. Для этого человека Живков готовит несколько «разных» вариантов отношения к тому или иному событию, «разных» оценок.
Массовый человек не любит и не умеет думать. Он охотно выбирает из высказываний экспертов те, которые кажутся ему наиболее верными, и уже пользуется, как собственными. Тем более что они четкие, образные, отграненные, афористичные. Когда их произносишь, так и чувствуешь себя частицей Великой Культуры, Великой Цивилизации, что несет свет в дикарские страны Востока, России, Белоруссии…
А то, что эти разные мнения готовит один и тот же человек, который следит, чтобы диапазон был не слишком велик… ну, кто пустит простого человека за кулисы? Да не захочет простой туда смотреть, чтобы не развеять иллюзии о себе, таком умном, возвышенном и мыслящем абсолютно самостоятельно!
Неслышные, как призраки, официанты разнесли прохладительные напитки. Мы все наслаждались покоем, любовались лазурным морем, только возле Лакло весело хохотали трое хорошеньких женщин, юных, чистеньких, блистающих свежестью.
У самой кромки воды носится, как молодой олененок, Кристина, повизгивая, подставляя руки навстречу накатывающейся волне, взгляд устремлен к горизонту, где медленно перекатываются огромные лазурные волны. Широко распахнутые серые глаза буквально поглощают этот удивительный мир, так непохожий на серые будни нашего Севера.
Я же тихонько тянул через соломинку сок и украдкой рассматривал инфистов. Здесь собрались в самом деле настоящие. Народ в основном видит павлинов и павлинчиков, что не слезают с экранов жвачников, глубокомысленно и туманно рассуждают о великих информационных битвах, новых технологиях пиара, методах внедрения информации в сознание, сыпят терминами…
Но мы-то знаем, что на всем земном шаре от силы миллион человек понимает, что такое информационные войны, десять тысяч из них могут что-то делать, павлины в их число не входит, а из десяти тысяч не больше двух сотен человек в состоянии делать собственные разработки. Здесь же семеро из числа тех, чьи имена десять тысяч произносят с восторгом, две сотни – с завистью.