Великий магистр
Шрифт:
— Я не могу у тебя остаться, — с трудом проговорила я. Во рту пересохло, язык стал шершавый, как тёрка. — Мне нужно идти.
— Вы что! — вытаращил он глаза. — Куда — в таком состоянии?! У вас же кровотечение…
— Его уже нет, не волнуйся.
Кровь уже действительно остановилась — по крайней мере, снаружи, но рана пока не спешила затягиваться. Мне нужно было срочно добраться до Оскара. Меня не покидало предчувствие, что с Лёлькой не всё в порядке.
Я всё-таки сумела подняться
— Ты меня никогда не видел. Это для твоей же безопасности, понял?
Впрочем, я печёнкой чувствовала, что нормальная жизнь этих ребят кончилась. Безопасностью и не пахло… Но я ничем не могла помочь.
— Мне жаль, — проронила я, уходя. — Прости.
— Да что вы, какие могут быть извинения! Вы уверены, что сможете дойти?.. А то давайте, я вам такси вызову! И заплачу, если у вас нет денег!
Я только устало махнула рукой. Он так и не понял, за что я просила прощения.
Ковылять пешком до жилища Оскара было нереально далеко, и пришлось воспользоваться крыльями. Впрочем, уже минут через пять пришлось приземлиться на крышу и отдыхать: с пробитой насквозь грудью далеко не улетишь. Я уже начала сожалеть, что не воспользовалась предложением парня насчёт такси: было похоже, что с крыльями номер тоже не пройдёт. Может, машину угнать? Но я не умела водить — как-то не было необходимости учиться. Значит, придётся угонять вместе с водителем…
Так я и была вынуждена поступить. Дыхание причиняло сильную боль, и если это ещё можно было кое-как терпеть при ходьбе или в неподвижности, то в полёте становилось просто невыносимо, так как дышать приходилось чаще. Кашлянув, я выплюнула сгусток кровавой мокроты.
Как я заставила водителя отвезти меня туда, куда мне было нужно? Скажем так, надавила психически. Я ведь умею убеждать, как и все хищники.
Оскара не оказалось дома, а консьерж (он тоже был из наших) отказался дать мне ключ от квартиры, хоть и знал меня. Этот туповато-упрямый страж твердил, что выполняет предписание самого господина Оскара — никого в его отсутствие в квартиру не пускать. Пришлось валяться на диванчике в холле. Время от времени возникали позывы к кашлю, которые невозможно было подавить, и с каждым судорожным и адски болезненным сотрясением диафрагмы из меня выходили кровавые сгустки. Подошёл консьерж и обратился тошнотворно-вежливым тоном:
— Пожалуйста, будьте так добры… Не могли бы вы не плевать на пол?
В этот момент меня как раз потряс очередной приступ кашля, и к кровавым плевкам на полу добавился ещё один. Консьерж поджал губы и повторил безукоризненно вежливым, но донельзя мерзким голосом:
— Уважаемая госпожа… Я убедительно прошу вас не загрязнять холл, ведь о его чистоте приходится заботиться мне…
Вытерев губы, я прохрипела:
— Я вас плохо слышу… Не могли бы вы нагнуться и повторить?
Он чуть склонился и начал:
— Госпожа, я насчёт пола…
— Простите, я не слышу, — повторила я. — Ещё чуть ближе можно?
Консьерж, ничего не подозревая, нагнулся достаточно близко, чтобы я могла схватить его за горло. Стиснутое моей рукой, оно издавало хлюпающие звуки, а глаза парня выпучились так, что казалось, будто они на стебельках.
— Ты, сука, не видишь, что я ранена? — захрипела я ему в лицо. — Заткнись, понял? И не смей вякать… А то заставлю тебя вылизывать твой грёбаный пол собственным языком! Хочешь слизнуть мои плевки?
Вращая выпученными глазами, придушенный консьерж сумел только отрицательно мотнуть головой.
— Не слышу, повтори! — Я сжимала его горло крепче.
— Кх-кххх, — только и смог он ответить.
— Не поняла?!
— Кххх…
Я чуть ослабила хватку, и консьерж смог прохрипеть, заикаясь:
— Из-звините… гос-спожа… Кхе… У меня нет никаких… кхе… претензий…
Я отшвырнула его и плюнула ему вдогонку. Он убрался за свою стойку, всё ещё давясь и покашливая.
Такое вот гостеприимство.
В глазах темнело, во всём теле была жуткая слабость. Каждый вдох причинял боль, а от кашля я едва не теряла сознание. С губ капала кровавая слизь. В таком плачевном состоянии меня и застал вернувшийся в третьем часу ночи Оскар.
— Девочка моя! — воскликнул он взволнованно, склоняясь надо мной. — Что произошло? Ты ранена!
— Ничего… Порядок, — просипела я, садясь на диванчике с его помощью. Голос мой звучал, как дырявая гармоника.
— Да какой порядок, я же вижу! — Оскар обратился к консьержу: — Пауль! Давно она здесь?
— Около двух с половиной часов, ваше превосходительство, — послышался смиренно-робкий голос консьержа. Даже некоторая обречённость в нём прозвучала, будто Пауль задницей чувствовал, что ему сейчас влетит… В общем, задница Пауля чувствовала лучше, чем соображала его голова.
— Кретин, — сказал Оскар негромко, но ледяное спокойствие его голоса звучало гораздо страшнее, чем гневный крик.
— Да, ваше превосходительство, — покорно согласился Пауль.
— Ты идиот, — добавил Оскар.
— Совершенно с вами согласен, ваше превосходительство, — рабски преданно откликнулся консьерж.
— Не понимаю, что такой тупица вообще делает на службе в этом престижном доме, — продолжал Оскар выражать своё крайнее неодобрение.
— Сам диву даюсь, ваше превосходительство, — развёл руками Пауль.
Вид у него был при этом придурковато-покаянный: если б он мог, он бы ковриком расстелился под ногами Оскара.