Великий магистр

Грушковская Елена

Она растерянно умолкла.

— Ладно, — сказал я. — Лучше помоги мне взобраться на этот диван… На полу жестковато.

В сущности, а Орден чем хорош? Они всю дорогу презирали меня, ни во что не ставили, потому что я слегка надул их со вступительным даром. Засадили в Кэльдбеорг, а потом призвали: дерись за нас! И я пошёл драться, как истинный патриот своей родной организации… Без крыльев остался. Гм, интересно, будут они платить мне пособие по инвалидности?

Я пролежал у Сьюзен десять дней, и все эти десять дней она заботилась

обо мне, как родная мать. Может быть, я поправился бы значительно скорее, если бы не голодал — ну, не хотел я кусать её! Рука не поднималась… то есть, точнее сказать, пасть не открывалась на её белую изящную шейку. Это было бы плохой благодарностью за её заботу. Я терпел… И когда мог, и когда уже не мог. А потом она принесла мне большую кружку крови. «Откуда?» — мысленно спрашивал я её.

На запястье у неё была повязка.

— Ты что?.. — прохрипел я.

— Пей, — сказала она, поднося кружку к моим губам.

Учуяв запах, я забыл обо всём.

Конечно, этого было маловато, чтобы как следует насытиться, но всё лучше, чем ничего. Мне малость полегчало, а вот она, побледневшая, устало опустилась в кресло. Кровопотеря давала о себе знать.

— Слушай, милая… Не делай так больше, ладно? — сказал я. — Я потерплю как-нибудь.

— Ничего, — пробормотала она со слабой улыбкой. — Тебе это нужно… Чтобы поправляться.

— Не вздумай, — повторил я. — Столько, сколько мне нужно, ты всё равно не нацедишь. Брось эту затею.

Но и на следующий день она принесла такую же кружку. При этом она еле держалась на ногах.

— Прекрати это, — потребовал я. — Я не прощу себе, если ты умрёшь от кровопотери.

Откуда в ней было столько самоотверженности? Зачем она отдавала мне свою кровь? Мне, чужому, да ещё и врагу? Хотя, какой я теперь уж враг… Не знаю. И я ничего не мог дать ей взамен.

А она вдруг попросила:

— Пожалуйста, обрати меня.

— У тебя же вроде и так это запланировано, — удивился я.

— Долго ждать. Я хочу сейчас.

— Зачем тебе это вообще? Что такого ты в этом находишь, что так стремишься стать хищницей?

Она упрашивала, но я отказался. Пусть это делает кто угодно, только не я.

Кое-как я всё-таки поправился. Переломы срослись, раны зажили, только крылья новые не выросли. Отлетался я. Всё.

6.9. Козочка

Сью спала, когда я уходил ранним утром. Я тихонько поцеловал её в лоб… Не проснулась.

Я крепко задумался: как мне отсюда выбираться — без крыльев-то? Подумал… и пошёл пешком.

Потом пешком идти надоело, и я угнал машину. Куда я держал путь? А куда глаза глядят. Я на всё забил. Всё достало. Просто путешествовал — ну, или бродяжничал, если быть точнее. Устав от всего, я не искал ничего конкретного. Просто шёл… ехал… шёл… снова ехал. Охотился. Спал, где придётся. Любовался природой.

А потом ребята из отряда «чёрные волки» задержали меня.

«Аврора»? Почему бы и нет? В общем-то, мне было всё равно. Меня обучили и внедрили в полицию: как верно заметила Вика, у «Авроры» везде свои люди. Я ловлю негодяев, а особо отъявленных отправляю в «пункты питания». На корм хищникам.

Вика — единственная женщина после Лёни, которую я назвал «козочкой». Самой Лёни уже давно нет в живых… Она всё-таки вышла замуж, и муж её был русским, по фамилии Безенчук. Их сын Владимир с женой погибли в автокатастрофе, и сестра жены Лариса взяла на воспитание их дочь Вику.

Сейчас она спит на моём плече, даже не подозревая, как сильно я её люблю.

Глава 7. Горная Цитадель

7.1. Чутьё

Мама озадачила меня странным звонком: спросила, какое действие могут оказывать пивные дрожжи на организм хищника. Что-то там, кажется, случилось, я почувствовала это в её голосе. Наверно, у меня уже развилось какое-то чутьё… сродни вампирскому.

…Где-то с шестого месяца я начала чувствовать извращения аппетита, причём весьма характерные. От пищи исходил неприятный запах, а на вкус… В общем, нельзя взять в рот.

В первый раз это случилось утром: я готовила себе завтрак, а Алекс собирался на службу. Он брился в ванной, а я разбила на сковородку два яйца. Да, немного странная у нас семья: мы едим отдельно друг от друга, не сидим за одним столом, не желаем друг другу приятного аппетита, и поговорка относительно пути к сердцу через желудок в случае с моим мужчиной не работает. Я поначалу не придала большого значения странному запаху, поднимавшемуся от сковородки, только глянула — не пригорело ли? Да вроде нет.

Сделав на соковыжималке апельсиновый фреш, я отрезала три ломтика батона и переложила яичницу на тарелку. Немного грустно завтракать в одиночестве… Но что-то я пока никак не решусь на обращение, хотя мой муж — хищник, и ребёнок, судя по всему, будет им тоже. Алекс вышел из ванной, вытирая полотенцем свежевыбритые лицо и голову, а я отправила в рот кусочек яйца…

Фу, гадость какая!.. Яйца протухшие?.. Одной рукой поддерживая живот, а другой прикрывая рот, я метнулась к кухонной мойке, выплюнула всё и прополоскала рот.

— Пушиночка, что с тобой? — Меня обняли руки Алекса. — Тебе нехорошо?

— Да кажется, яйцо плохое попалось, — пробормотала я.

— Бывает, — сказал он, а сам посмотрел на меня внимательно.

Я взяла стакан с соком, чтобы запить. Но вместо привычного кисловато-сладкого вкуса я ощутила нечто настолько отвратительное, что и слов не подобрать, чтобы описать, на что это было похоже.

— Что, и апельсины плохие оказались? — спросил Алекс, когда я выпрямилась над мойкой, в которую вылился из моего рта сок.