Великий Мусорщик
Шрифт:
– Не поворачиваться без приказа!
Кандар вобрал голову в плечи…
До Революции 19 Января Гон Вурмиш, начальник Гарзанского СИЛ, служил младшим надзирателем Гарзанской тюрьмы. Он хорошо знал, что порядок и послушание достигаются не уговорами, а хорошим ударом кулака и карцером, достаточно холодным и неуютным. Получив неожиданно для себя должность начальника Гарзанского санитарно-исправительного лагеря, он тщательно изучил инструкцию, определяющую назначение и цели этого, на его взгляд, совершенно бессмысленного учреждения, и сильно затосковал. Даже начал подумывать, не повеситься ли на крюке, торчавшем в его комнате посреди потолка, – когда-то в припадке беспричинной ярости он вдребезги разбил висевшую на этом крюке люстру, а новую вешать не стал, полагая, что и ее постигнет та же участь.
Однако в момент его глубочайшего разочарования пришло дополнение к инструкции, подписанное самим Гельбишем и помеченное грифом ССС, что означало, по-видимому, самую крайнюю степень секретности. Чтение дополнения вернуло Гону веру в жизнь.
Смысл этой бумаги заключался в том, что люди, прошедшие обучение в лагере, обязаны вынести из своего пребывания в нем твердое решение никогда и ни при каких обстоятельствах туда вновь не возвращаться. Что касается средств, при помощи которых следует добиваться подобного результата, то, хотя об этом ничего сказано не было, Гону стало ясно, что в выборе их он абсолютно свободен.
С тех пор Гарзанский лагерь считался образцовым. Из тех, кто побывал в нем однажды, всего 0,7 % вновь попадали в санлаги.
В дортуарах и классах у Гона царила такая чистота, что можно было лизать полы, не рискуя занозить язык или слизнуть хоть малейшую пылинку. В этом убеждался лично каждый вновь прибывший.
В идеально чистых классах велась учебная и воспитательная работа в соответствии с инструкцией. Но главные воспитательные средства, дававшие столь блистательные результаты, не имели к инструкции никакого отношения, хотя, не соответствуя ее букве, они придерживались ее духа.
Каждый вновь прибывший проходил так называемое омовение. Его раздевали донага и в течение пяти минут поливали десятипроцентным раствором карболки из мощного брандспойта. Помимо чисто гигиенической стороны, эта процедура служила и целям дисциплинарным: если нарушитель пытался протестовать, скандалить и возмущаться, его подвергали повторному “омовению”. Охотников испытать действие брандспойта в третий раз, как правило, не находилось.
Вслед за “омовением” следовало “промывание” касторовой клизмой для очищения желудка и кишечного тракта от засорения и возможной инфекции. В процессе дальнейшего обучения подобные “промывания” весьма действенно использовались как стимул к успешному усвоению учебной программы.
Впрочем, обе эти процедуры использовались и в других санлагах. Личным изобретением Гона был так называемый полигон – им самим разработанный способ приучить нарушителей к чистоте.
К деревянному бараку подъезжала ассенизационная цистерна, и через отверстие в стене все ее содержимое опорожнялось в помещение, которое и следовало воспитанникам санлага вычистить и вымыть до полной стерильности. Таким образом им удавалось на практике изучить само понятие стерильности. Разумеется, стерильность подразумевала и полное отсутствие запаха. На этот счет Гон не делал никаких скидок.
После работы на “полигоне” следовало, разумеется, новое “омовение”, так как чистота – залог здоровья.
В итоге за срок своего пребывания в СИЛ нарушители Законов и Установлений Нового Режима по части гигиены получали наглядный и впечатляющий урок.
Прибытие в лагерь грузовика с двумя десятками участников оргии было событием чрезвычайным. Как правило, нарушители доставлялись по одному, редко по два, по три, причем вместе с ними приходила сопроводительная бумага с пояснением характера допущенного ими нарушения.
Эти прибыли безо всяких сопроводительных документов. Вина их оставалась неизвестной, но сопровождавший их карган передал Гону распоряжение держать всех на самом строгом режиме.
А потому сразу же после “промывания” Гон направил их не в классы, а к деревянному бараку, возле которого уже стояла ассенизационная бочка. Гон, любивший лично наблюдать за работой на “полигоне”, собирался отправиться к бараку, когда ему передали телеграмму от Гельбиша с требованием немедленно доставить пятерых из вновь прибывших в его личное распоряжение.
Предстояло отобрать наиболее подходящих, то есть таких, кто еще мог сносно держаться на ногах после всех процедур.
По дороге к бараку Вурмиш вспомнил человека, назвавшего себя Кандаром, и решил заодно привести его в чувство.
Отобрав пятерых, он отыскал наглого самозванца.
– Имя! – рявкнул он, прищурив свои и без того крохотные глаза.
– Я Лей Кандар! – ответил Диктатор. – Я уже дважды назвал вам свое имя. То, что происходит в лагере, – преступление, и я… Я заставлю вас за все это ответить!
Пораженный беспримерной дерзостью этого типа, Гон медленно засучил рукава и уже занес руку для удара… Но не ударил.
Перед ним стоял человек, столь разительно похожий на Диктатора, которого он еще недавно принимал в лагере, что ударить его он так и не решился, хотя не сомневался, что этот негодяй просто дурачит его.
– В карцер! – приказал он, но как-то неуверенно, так что стоявший рядом надзиратель не расслышал его. – В карцер! – повторил он уже громче, и несчастного Диктатора тут же схватили и поволокли из барака.
Карцер представлял собой узкий колодец, в котором можно было только стоять. Правда, стенки его были выложены кафелем и ежедневно промывались дезинфицирующим раствором. Кандара опустили в колодец и накрыли стеклянным колпаком с отверстиями для воздуха. Над колпаком висела мощная электрическая лампа, так что и сквозь закрытые веки свет ее беспощадно резал глаза.
Пытка, подумал Кандар. Пытка, самая изощренная. В моей стране, которой я обещал самое прекрасное будущее… Однако пытка продолжалась не так уж долго. Гон Вурмиш, пораженный необычайным сходством, пришел к выводу, что от этого подозрительного типа следует любым способом избавиться. Надежнее всего просто ликвидировать его, тем более что прибыл он сюда безо всяких документов. Неизвестно только, как такая ликвидация может обернуться в дальнейшем для самого Вурмиша.