Великий натуралист Чарлз Дарвин
Шрифт:
До Лайеля предполагали, что в давние времена на земле происходили колоссальные геологические перевороты. Но в настоящее время не существует сил, способных произвести такие катастрофы. Моря, горы, долины, животные и растения как бы установились раз навсегда. Теперь происходят только еле заметные изменения под действием воды, колебаний температуры, ветра, — «слабых» сил.
Лайель вступился за «слабые» силы, работающие на Земле в настоящее время.
Ветер, дождь, ручьи, реки, медленные опускания и поднятия суши, перемена температуры, воздействие животных и растений — вот истинные факторы изменений земной коры, а вовсе
Он следил за ручьем, бегущим по склону холма, и отмечал размытое им пространство. Сколько земли размыло талыми водами, что несла речка к своему устью! Слушая однообразный шум прибоя, ученый думал о силе, с которой ударяются морские волны о берег. Отливом море уносило с собой камни, приливом возвращало их к берегу, сглаживая, измельчая голыши в гальку, гальку — в гравий, а последний — в песок.
Это не прекращающееся действие «слабых» сил происходило в течение бесконечных веков, совершается теперь и будет продолжаться впредь. Помноженные на огромные промежутки времени, эти силы приводят к грандиозным результатам, производя большие изменения «лика Земли» незаметно для человеческого глаза.
Что касается изменений в климате, то и они происходят чрезвычайно медленно и зависят от изменений в конфигурации материков и морей, — писал Лайель в «Основах геологии».
«Прочтите эту книгу непременно, — посоветовал Дарвину Генсло, — так как она очень интересна, но не обращайте внимания ни на что, за исключением фактов, что касается теории, то она совершенно дикая».
Действительно, с общепринятой тогда точки зрения, которой держался и Генсло, рассуждения Лайеля в этой книге о разрушительной и созидательной работе ветра, воды и влиянии изменений температуры на камни и скалы были нелепыми. В науке господствовало учение о катастрофах Кювье. Почему земные пласты оказываются изогнутыми, перевернутыми, разломанными? Тому причина, — учил Кювье, — внезапные бурные перевороты, уничтожавшие всю фауну сразу. И этому есть прямые доказательства. Вот они: трупы мамонтов и носорогов, вмерзшие в сибирскую почву, сохранившиеся с кожей, мышцами и волосами. Так могло произойти только в результате катастрофически быстро наступившего оледенения.
Плато в горах Чили
Красный снег
Большинство биологов и геологов поддерживали идеи о катастрофах, вполне согласовавшиеся с библейской легендой о всемирном потопе.
Дарвин придавал огромное значение своему знакомству с книгой Лайеля.
Мысли, изложенные в ней, изменяли весь склад ума читателя; «…рассматривая даже такие предметы, которых он сам никогда не видал, вы смотрели на них отчасти его глазами», — говорил Дарвин. «Я всегда чувствую, будто моя книга („Путешествие на «Бигле»“) наполовину вышла из мозга Лайеля».
Да, именно их — медленно происходящие изменения — находил он всюду. И по сравнению с ними последствия землетрясения или извержения вулкана были ничтожными.
Разве не морские волны изрыли берег Огненной Земли, подточили прибрежные скалы Патагонии?
А горные потоки и водопады, морские рукава, прорывающие себе ложе, — не они ли исчертили Огненную Землю бесчисленными бороздами?
Дарвин вспоминал сглаженные ветрами холмы на равнинах Патагонии, осыпи горных склонов и постепенное разрушение Кордильер в Чили.
Да, несомненно, земная кора совершает вековые колебания и для истории Земли они гораздо важнее, чем вулканические извержения и землетрясения.
Теперь он проследил на громадном протяжении геологическое строение восточных и западных берегов Южной Америки и пришел к выводу, что материк Южной Америки опускался и поднимался несколько раз.
Ступенеобразные террасы из щебня в северном Чили, на которых находилось множество современных раковин, прекрасно подтвердили это. Они могли образоваться только в результате разрушительной деятельности моря во время долгих промежутков покоя, при постепенном поднятии страны.
Поднимаясь на Кордильеры, он видел идущие одна над другой многочисленные террасы из грубо наслоенного щебня, похожие на те, что оставляют в долинах потоки, если на пути их встречается преграда.
По этим террасам Дарвин читал историю Кордильер. Они возникли не сразу, как думали тогда многие ученые, а постепенно поднимались всей своей массой.
Горные потоки последовательно откладывали увлеченные ими камни по берегам узких морских рукавов, образуя террасы на разных уровнях, по мере медленного поднятия материка.
То была созидательная деятельность воды. Теперь достаточно здесь вслушаться в шум горных рек, под сильным уклоном текущих с Кордильер в море, чтобы понять, какую работу они ведут. Среди рева потоков можно даже издали различить грохот камней, ударяющихся друг о друга. Красноречивый язык для геолога!
Вслушиваясь в эту дикую мелодию тысяч и тысяч камней, безостановочно день и ночь совершающих свой шумный путь, Дарвин спрашивал себя: «…какие годы, какие материки могли бы устоять против этой разрушительной силы?».
Ему приходилось видеть слои ила, песка и щебня в несколько тысяч футов толщиной. Неужели всё это притащила вода?
Дарвин научился читать геологическую историю стран, где он бывал.
В Кордильерах ему встретилась сухая обширная долина, дно которой было ровное, покрытое щебнем. Почему в долине не оказалось ни одного оврага?
Сравнивая ее с виденными долинами Огненной Земли, он объясняет причину. Здесь никогда не протекал ни один большой поток. И долина мало изменилась с тех пор, как вышла из-под морской воды при постепенном поднятии материка.
Всюду искал он следы то созидательной, то разрушающей силы, действующей медленно и постепенно.
Поднявшись на вершину одного из высочайших хребтов Кордильер, Дарвин увидел незабываемую картину: «Ослепительно прозрачный воздух, ярко-синее небо, глубокие долины, дикие угловатые формы гор, груды обломков, накопившиеся в течение многих веков, ярко окрашенные скалы, представлявшие резкий контраст с ровным тоном снежных гор, — всё это вместе составляло такой пейзаж, который трудно себе вообразить. Ни растения, ни птицы, кроме немногих кондоров, паривших вокруг самых высоких вершин, не отвлекали моего внимания от этого неодушевленного величия».