Великий перелом
Шрифт:
— Отлично. Мне тоже надо сделать некоторые приготовления. Да и для проказников надо подготовить план, как тащить эту чертовски тяжелую корзину. Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. — Он хлопнул Ягера по спине. — А теперь можешь вернуться к размышлениям об этой твоей русской — как она голышом.
И он пошел прочь с хохотом, переходящим в визг.
— На кой дьявол все это затевается, командир? — спросил Гюнтер Грилльпарцер.
— Действительно дьявол. — Ягер посмотрел на наводчика, провожавшего глазами Скорцени, так, словно
— Чудесно! — воскликнул Грилльпарцер с непритворным энтузиазмом, оставив Ягера размышлять над причудами молодости.
Он закончил перефразированной сентенцией Экклезиаста. «Причуда причуд, все сущее есть причуда». Это казалось таким же верным описанием реальной жизни, как и более точные толкования.
— Ах, как я рад видеть вас, Вячеслав Михайлович, — сказал Иосиф Сталин, когда Молотов вошел в его кремлевский кабинет.
— И я вас, товарищ генеральный секретарь, — ответил Молотов.
Такого мурлыкающего тона в голосе Сталина Молотов не слышал уже давно — насколько он мог припомнить, даже сразу после взрыва предыдущей советской атомной бомбы. Последний раз он слышал это мурлыканье, когда Красная Армия отбросила нацистов от ворот Москвы в конце 1941 года. Оно означало, что Сталин обдумывает какие-то предстоящие события.
— Я позволю себе предположить, что вы снова направили ящерам наше безусловное требование прекратить свою агрессию и немедленно убраться с территории миролюбивого Советского Союза, — сказал Сталин. — Возможно, они обратят больше внимания на это требование после Саратова
— Возможно, обратят, Иосиф Виссарионович, — сказал Молотов.
Ни тот ни другой не упомянули Магнитогорск, который перестал существовать вскоре после того, как Саратов был превращен в пепел. По сравнению с ударом, нанесенным ящерам, потеря любого города, даже важного промышленного центра вроде Магнитогорска, была незначительной. Молотов продолжил:
— По крайней мере, они не отвергли наше требование сразу же, как делали в предыдущих случаях.
— Если мы когда-нибудь затащим их за стол переговоров, мы побьем их, — сказал Сталин. — Это предсказывает не только диалектика, но и их поведение на всех предшествующих конференциях. Боюсь, они слишком сильны, чтобы мы могли изгнать их со всей планеты, но когда мы их вынудим к переговорам, то освободим от них Советский Союз и его рабочих и крестьян.
— Мне дали понять, что они получили требование убраться от правительств Соединенных Штатов и Германии, — сказал Молотов. — Поскольку эти державы также обладают атомным оружием, ящеры должны отнестись к ним с такой же серьезностью, как к нам
— Да. — Сталин набил трубку махоркой и выпустил облако едкого дыма. — Для Британии это конец, вы знаете. Если бы Черчилль не был капиталистическим эксплуататором, я испытывал бы к нему симпатию. Британцы сделали очень важное дело, изгнав ящеров со своего острова, но чего они добились в конце концов? Ничего
— Они могут создать свое собственное атомное оружие, — сказал Молотов. — Недооценка их возможностей себя не окупает.
— Как это обнаружил, к своему расстройству, Гитлер, — согласился Сталин.
Со своей стороны Сталин тоже недооценил Гитлера, но Молотов не стал заострять внимание на этом. Сталин некоторое время задумчиво посасывал трубку, затем сказал:
— Даже если они наделают бомб для себя, что в этом хорошего? Свой остров они уже спасли и без бомб. Свою империю они не спасут и с бомбами, потому что не могут доставить их в Африку или в Индию Значит, эти территории останутся в руках ящеров
— Это неоспоримо, — отметил Молотов.
Недооценивать способности Сталина — значит подвергать себя опасности. Он всегда был грубым, он мог быть наивным, глуповатым, близоруким. Но когда он бывал прав, как это частенько случалось, его правота получалась такой захватывающей, что это возмещало все остальное.
— Если германские фашисты вынудят ящеров оставить территорию, которую оккупировали до вторжения инопланетян, будет интересно посмотреть, сколько стран пожелает вернуться под власть нацистов.
— Значительная часть оккупированной фашистами земли была нашей, — сказал Молотов. — Ящеры оказали нам услугу, изгнав их.
«Ручные» правительства, подчиняющиеся нацистам, существовали на севере и вблизи румынской границы. Нацистские банды, на ступеньку более организованные, чем партизаны, по-прежнему хозяйничали на большинстве территорий, раньше контролировавшихся нацистами. Но эти проблемы были решаемыми в отличие от смертельной опасности, исходившей вначале от нацистов, а теперь — от ящеров.
Сталин был согласен с Молотовым:
— Лично меня не трогает, что ящеры остаются в Польше. В мирной обстановке лучше иметь на нашей западной границе их, чем фашистов: если их принудить к заключению мира, они, скорее всего, согласятся.
Однажды он уже недооценил Гитлера: повторения ему не хотелось. Молотов с готовностью кивнул. Здесь он был согласен со своим хозяином.
— Нацисты со своими ракетами, с их газом, парализующим дыхание, с их бомбами из взрывчатого металла были бы очень неприятными соседями.
— Да.
Сталин выпустил дым. Его глаза сузились. Он смотрел скорее сквозь Молотова, чем на него. Это был не тот взгляд, которым он мысленно изгонял ставшего неугодным фаворита. Он просто напряженно думал. Через некоторое время он сказал:
— Давайте будем гибкими, Вячеслав Михайлович. Давайте вместо требования покинуть нашу территорию до начала переговоров предложим перемирие на время проведения переговоров. Может быть, это сработает, может быть, и нет. Если мы не будем подвергаться налетам и обстрелам, наша промышленность и коллективные хозяйства получат возможность начать восстановление.