Великий перелом
Шрифт:
Теперь лидеры подполья посмотрели друг на друга. Как объяснить Золраагу эту непреднамеренную иронию? Никто и не пытался. Вряд ли он смог бы понять. Разве это не доказывает существенное различие ящеров и людей? Мойше так и подумал.
Прежде чем вернуться к теме, Штерн сказал:
— Мы не вернем вам Русецкого, Золрааг. Свыкнитесь с этой мыслью. Мы позаботимся о себе сами.
— Очень хорошо, — ответил ящер. — Мы тоже. Я считаю, что вы ведете себя упрямее, чем следовало бы, но я понимаю это. Хотя ваша радость находится за пределами моего понимания.
— Вам следовало бы лучше ознакомиться с нашей историей, чтобы вы смогли понять причину нашей радости.
Золрааг снова издал звук кипящего чайника. Русецкий скрыл улыбку. У ящеров история уходила далеко в глубины времени, когда люди еще жили в пещерах, а огонь был величайшим открытием. И с их точки зрения у человечества не было истории, о которой стоило бы говорить. Мысль о том, что им следует считаться и с человеческой мимолетностью, действовала им на нервы.
Менахем Бегин обратился к Золраагу.
— Предположим, мы поднимем восстание против англичан. Предположим, вы поможете нам в борьбе. Предположим, это поможет вам впоследствии прийти в Палестину. Что мы получим, кроме нового хозяина, который захватит ее и будет властвовать над нами после хозяина, которого мы имеем сегодня?
— Вы теперь так же свободны, как остальные тосевиты на этой планете? — спросил Золрааг, добавив вопросительное покашливание в конце предложения.
— Если бы было так, англичане не были бы нашими хозяевами, — ответил Штерн.
— Именно так, — ответил ящер. — Но когда завершится завоевание Тосев-3, вы подниметесь до равного статуса с любой другой нацией под нашей властью. Вы получите высшую степень — как это называется? — да, автономии.
— Это не так много, — вмешался Мойше.
— Помолчите! — сказал Золрааг с усиливающим покашливанием.
— Почему? — насмешливо спросил Мойше, поскольку никто из лидеров подполья не выступил в поддержку сказанного ящером. — Просто я правдив, что разумно и рационально, не так ли? Между прочим, кто знает, когда завершится завоевание Тосев-3? Пока что вы нас не победили, а мы нанесли вам порядочный ущерб.
— Истинно так, — отметил Золрааг, и Мойше на мгновение смутился. Ящер продолжал говорить. — Среди тосевитских не-империй, которые нанесли нам наибольший ущерб, есть Германия, которая наносит наибольший ущерб и вам, евреям. Вы теперь приветствуете Германию, с которой боролись прежде?
Мойше постарался не поморщиться.
Золрааг мог не иметь представления об истории евреев, но он знал, что упоминание о нацистах для евреев было подобно размахиванию красным флагом перед быком. Он хотел, чтобы они утратили способность к рациональному мышлению. Счесть дураком его никак нельзя.
— Сейчас мы говорим не о немцах, — сказал Мойше, — с одной стороны, мы говорим об англичанах, которые, в общем, обращались с евреями неплохо, а с другой — о ваших шансах завоевать мир, которые выглядят не так уж хорошо.
— Конечно, Тосев-3 мы завоюем, — сказал Золрааг. — Так приказал Император, — он на мгновение склонил голову, — и это будет исполнено.
Эти его слова не показались разумными или рациональными. Они звучали так, словно их произнес сверхнабожный еврей, почерпнувший все свои знания из Торы и Талмуда и отвергающий любую светскую науку: вера отрицала любые препятствия. Временами это позволяло пережить плохие времена. Временами ослепляло.
Мойше изучал тех, кто захватил его в плен. Видят они ошибку Золраага или ослеплены? Он пустил в ход другой аргумент:
— Если вы выберете сделку с ящерами, то всегда будете для них мелкой рыбешкой. Вы можете думать, что сейчас мы им полезны, но что случится после того, как они захватят Палестину и вы им больше не будете нужны?
Менахем Бегин оскалил зубы, хотя и не в веселой улыбке.
— Тогда мы начнем устраивать им трудную жизнь, такую же, какую устраиваем англичанам теперь.
— В это я верю, — сказал Золрааг, — это будет примерно соответствовать польскому образцу.
Говорил ли он с горечью? Об эмоциях ящеров трудно судить.
— Но если Раса завоюет весь мир, кто будет поддерживать вас в борьбе с нами? — спросил он Бегина. — Чего вы надеетесь достичь?
Теперь начал смеяться Бегин.
— Мы — евреи. Нас поддерживать не будет никто. И ничего мы не достигнем. И тем не менее будем бороться. Вы сомневаетесь?
— Ни в малейшей степени, — ответил Мойше.
Захватчики и пленный отлично поняли друг друга. Мойше был пленником и у Золраага, но тогда между ними лежала полоса непонимания, широкая, словно черное пространство космоса, отделявшее мир ящеров от Земли.
Золрааг не вполне понял, что происходит. Он спросил:
— Каков же ваш ответ, тосевиты? Если вам так надо, если в вас есть сочувствие к нему из-за того, что он — из той же кладки яиц, что и вы, оставьте себе этого Русецкого. Но что вы скажете в отношении куда более важного вопроса? Вы будете бороться бок о бок с нами, когда мы двинемся сюда и накажем англичан?
— Разве вы, ящеры, принимаете решения с ходу? — спросил Штерн.
— Нет, но ведь мы и не тосевиты, — ответил Золрааг с явным удовольствием. — А вы все делаете быстро, не так ли?
— Не всегда, — ответил, хмыкнув, Штерн. — Об этом мы еще должны поговорить. Мы отправим вас обратно в целости и сохранности…
— Я надеялся вернуться с ответом, — сказал Золрааг. — Это не только помогло бы Расе, но и улучшило бы мой статус.
— Нас не волнует ни то ни другое, если только это не поможет нам, — сказал Штерн. Он подозвал охранника Русецкого. — Отведи его обратно в его комнату. — Он не назвал ее «камерой»: даже евреи использовали напыщенные выражения, чтобы подсластить пилюлю. — Можешь разрешить ему навестить жену и сына или только жену, если он захочет. Никуда их не выпускать.