Великий перелом

Анелевич хлопнул Ягера по плечу. Немец крутнулся на месте, схватив автомат, который он положил на мостовую, чтобы помочь старику.

— Вы живы! — сказал он с облегчением, узнав Мордехая.

— По крайней мере, я так думаю. — Анелевич обвел рукой окружающий хаос. — Ваш друг грубо играет.

— Это то самое, о чем я говорил вам, — ответил немей. Он тоже посмотрел по сторонам, но очень быстро. — Это, вероятно, диверсия — и вероятно, не единственная. И где бы ни находилась бомба, правильнее думать, что Скорцени уже близко от нее.

И, как

по команде, еще один взрыв потряс Лодзь. Звук его прикатил с востока: прикинув направление, Анелевич решил, что он произошел неподалеку от разрушенной фабрики, где прятали украденную бомбу. Он не сказал Ягеру, где находится фабрика, потому что не вполне доверял ему. Теперь этим придется поступиться. Если Скорцени где-то там, ему пригодится любая помощь, которую он сможет получить.

— Идемте, — сказал он.

Ягер кивнул, быстро закончил бинтовать и схватил свой «шмайссер». Русская девушка — летчица Людмила — достала свой пистолет. Анелевич кивнул. Они отправились в путь. Мордехай обернулся к Берте, но она снова повалилась на мостовую. Ему хотелось взять ее с собой, но идти она не могла, а ждать нельзя было. Следующий взрыв может случиться уже не в пожарном депо, не в каком-то отдельном здании. Это может быть вся Лодзь.

От помещения пожарной команды не осталось ничего. Пламя от торящего бензина высоко поднималось над обломками — это горела пожарная машина. Мордехай пнул изо всех сил кусок кирпича, попавший под ногу. Здесь был Соломон Грувер. Потом — если он остался жив — он будет очень недоволен.

Винтовка «маузера» колотила в плечо, когда он спешил. Это его не беспокоило — он замечал ее только временами. А вот патронов у него в карманах осталось маловато. В винтовке была полная обойма, пять патронов, в карманах — еще на одну или две обоймы. Он не собирался сегодня идти в бой.

— Сколько у вас патронов? — спросил он Ягера.

— Полный магазин в автомате и еще один здесь. — Немец показал на свой пояс. — Всего шестьдесят штук.

Это уже лучше, но все же не так хорошо, как надеялся Мордехай. Магазин автомата можно выпустить за несколько секунд. Он напомнил себе, что Ягер все-таки полковник-танкист. Если германский солдат — а тем более германский офицер — не способен соблюдать дисциплину огня, то кто же?

Наверное, никто. Когда пули летят над головой, поддерживать любую дисциплину становится трудно.

— И еще у меня есть патроны в пистолете, — сказала Людмила.

Анелевич кивнул. Она шла с ними. Казалось, что Ягер согласен, что она имеет право идти с ними, но Ягер ведь спал с нею, поэтому его мнение пристрастно. С другой стороны, она советская летчица и партизанила здесь, в Польше, так что, в конце концов, она может оказаться полезной. Его собственные бойцы-женщины доказали, что могут выполнять работу, которую не способны выполнять некоторые мужчины.

Он прошел мимо многих собственных бойцов, когда вместе с Ягером и Людмилой спешил к разрушенной фабрике.

Некоторые, крича, обращались к нему с вопросами. Он отвечал неопределенно

и не приглашал присоединиться к нему ни мужчин, ни женщин. Никто из них не был посвящен в тайну бомбы из взрывчатого металла, и он хотел сохранить круг людей, знающих о ней, как можно более узким. Если он остановит Скорцени, то ему совсем ни к чему жить с риском разоблачения перед ящерами. Кроме того, бойцы, не знающие, куда они идут, могут принести больше неприятностей, чем пользы.

Его узнали двое полицейских из службы порядка и спросили, куда он идет. Он их тоже проигнорировал. Он привык игнорировать службу порядка. Да и они к этому привыкли. Люди, вооруженные дубинками, всегда вежливы с теми, кто вооружен винтовкой или автоматом.

Ягер начал задыхаться.

— Далеко еще? — спросил он, запыхавшись.

Пот струился по его лицу, рубашка промокла на спине и под мышками.

Анелевич и сам вспотел. День был жарким, ярким и ясным, приятным для тех, кто просто прогуливается, а не мчится по улицам Лодзи.

«Почему бы всему этому не случиться осенью?» — подумал он. А вслух ответил:

— Не очень далеко. В гетто ничто не отстоит по-настоящему далеко. Вы, нацисты, оставили нам немного пространства, вы ведь знаете.

Губы Ягера сжались.

— Вы можете сдерживаться, когда говорите со мной? Если бы не я, вы были бы уже дважды мертвы.

— Это верно, — заметил Анелевич. — Но только для данного случая. А сколько тысяч евреев умерло здесь прежде, чем кто-то что-нибудь сказал.

Он оказал доверие Ягеру. Немец явно обдумывал это на бегу, затем кивнул.

К небу поднималось облако дыма. Как показалось Мордехаю, судя по звуку взрыва, он произошел близко к тому месту, где была спрятана бомба. Кто-то крикнул ему:

— Где пожарная машина?

— Она сама горит, — ответил он. — Первый взрыв, который вы слышали, был в пожарном депо.

Спросивший в ужасе вытаращил глаза. Если бы у Мордехая было время задуматься, то он и сам пришел бы в ужас. Что будет с гетто без пожарной машины? Он выругался. Если они не остановят Скорцени, это уже неважно.

Он завернул за угол. Ягер и Людмила бежали рядом с ним. Внезапно Мордехай остановился. В горящем здании находились конюшни, в которых содержались ломовые лошади, на которых он собирался перевезти бомбу в случае необходимости. Огонь превратил стойла в ловушки. Их ужасные крики, еще более печальные, чем крики раненых женщин, эхом отдавались в его ушах.

Он хотел помочь животным, но заставил себя пройти мимо. Люди, которые не знали, что он делал, старались вывести лошадей из конюшни. Он убедился, что среди них нет его людей, охранявших бомбу. К своему облегчению, он их действительно не обнаружил, но знал, что они вполне могли оказаться здесь. Когда эта мысль мелькнула в его голове, он вдруг понял, что Скорцени взрывал здания не просто так. Он старайся отвлечь, выманить охранников с их постов.

— Этот ваш эсэсовский друг — настоящий «мамзер», не так ли? — сказал он Ягеру.