Великий полдень
Шрифт:
Взор Папы просветлел. От будничной непроницаемой мрачности не осталось и следа. Вдруг он поднялся, оттолкнул ногой стул и, приплясывая, двинулся вдоль стола. Он нежно тронул за плечо Альгу, а когда та удивленно обернулась, решительно взял ее за руку и потянул за собой. Первые поняли что к чему дети и, подняв радостный визг, тоже повскакали из-за стола. Маленькая Зизи схватила Альгу за руку, за ней стали пристраиваться и мы, взрослые. Лишь отрок Косточка не двинулся с места и со скептической улыбкой следил, как мы гурьбой подошли к высоким дверям в соседнюю комнату.
— Давайте, позовем его все вместе! — предложил Папа и первый закричал:
— Дедушка Мороз!
— Дедушка Мороз!.. Дедушка Мороз! — дружным хором подхватили мы.
За дверьми раздались нарочито
Накануне Наташа говорила, что первоначально роль деда Мороза желал исполнять самолично Папа, а роль Снегурочки он хотел поручить Альге, что, по мнению моей жены, было бестактно, но вполне объяснимо, ход по-своему неглупый. Папа-де рассчитывал на то, что девушка при всей ее сдержанности и нарочитой обособленности согласится, и это станет первым свидетельством того, что «шатенка с ничего не обещающими изумрудными глазами», еще сама того не сознавая, начала приручаться, и в перспективе займет то особое место, на которое он, Папа, вознамерился ее определить. Но тут неожиданно вмешалась Майя и, рискуя навлечь на себя гнев отчима, заявила, что Снегурочкой будет она. Альга, естественно, тут же поддержала подругу. Это явно раздосадовало Папу. Ему сразу расхотелось потеть в бороде деда Мороза, и роль досталась дяде Володе, а уж тот, конечно, был от такого назначения в полном восторге.
И вот последовала кульминация: раздача новогодних подарков, подобранных с исключительным вниманием. Всегда заботливая Мама, знавшая о личных склонностях и невинных прихотях близких, будь то дети или взрослые, самолично готовила праздничные сюрпризы. Теперь Дед Мороз и Снегурочка с серьезной обстоятельностью извлекали их из мешка. Каждый получил сверток с именной карточкой, упакованный в золотистую фольгу и перевязанный цветными лентами. Не была забыта и любовница доктора. Даже мы, взрослые, почувствовали себя детьми и разошлись по углам, чтобы без помех вскрыть свертки, взглянуть на предназначавшиеся нам подарки. Один лишь Косточка с усмешкой наблюдал за происходящим из-за стола и, казалось, не испытывал ни малейшего желания подняться и разделить наш энтузиазм. Майе, то есть Снегурочке, пришлось самой подойти к нему и положить перед ним подарок.
— Спасибо, сестра, — равнодушно произнес Косточка.
Папа, прежде всех получивший и распечатавший свой подарок, достал из коробочки дорогой старинный медальон, открыл ногтем плоскую крышечку, заглянул внутрь и несколько секунд стоял неподвижно. затем спокойно сунул медальон в карман подошел к Деду Морозу и Снегурочке, которые с улыбкой следили за тем, как идет распечатывание свертков.
— Прекрасно, друзья, — ласково сказал Папа, обнимая их за плечи, — прекрасно. Вы тоже без подарков не останетесь.
Он вручил дяде Володе конверт с деньгами. Затем вытащил двумя пальцами из нагрудного кармана небольшую пластиковую карточку и опустил прямо в раскрытые ладони Майи. Это был ключ от обещанного ей офиса. Майя грациозно присела, изобразив старомодный «книксен», а затем, счастливо рассмеявшись, бросилась ему на шею. Дядя Володя в костюме деда Мороза, переминаясь с ноги на ногу, скромно стоял рядом и улыбался.
Я достал из пакета дивную палисандровую табакерку с плетеной серебряной окантовкой. Прекрасный подарок, слов нет. Но в глубине души я, пожалуй, надеялся на нечто совсем другое, заветное. Уж не мечтал ли я с детской наивностью обнаружить в пакете такую же именную пластиковую ключ-карточку от личных апартаментов в Москве? А почему бы, собственно, и нет? Увы, никакого ключа там, конечно, не оказалось. В отличие от Майи Папа мне ничего не обещал, хотя я почти не сомневался, что в конце концов он придет к мысли, что не выделить мне место в Москве просто невозможно. Впрочем, должен признать, что в отношении того, какое желание у меня самое заветное, абсолютной ясности не существовало. Это я уяснил для себя за праздничным столом между седьмым и восьмым ударом часов. Было
Все были заняты подарками. Вокруг так и вскипали эмоции, слышались радостные и удивленные возгласы. Альга возилась со своим свертком, распутывая цветные ленты. Дети как сумасшедшие скакали по комнате с чудесными куклами, машинами, напичканными электроникой, фантастическим оружием и кривлялись друг перед другом. Александр, глаза которого возбужденно блестели, показывал мне из другого конца комнаты Братца Кролика в клетчатом комбинезоне. Миляга кролик, как живой, шевелил ушами, перебирал лапами и даже что-то верещал. Конечно, одиннадцатилетний Александр уже давно перерос такие игрушки, но об этом плюшевом зверьке мечтал давно и неистово. Он ему даже снился… Маленькая Зизи замерла посреди комнаты в обнимку с огромной куклой-невестой. Моя жена примеряла перед зеркалом над камином новые серьги. Батюшка о. Алексей разглядывал только что распакованную древнюю панагию. Он с благоговением поцеловал образок и, перекрестившись, надел на себя. Попадья Марина, раскрасневшись, рассматривала невесомый, как облако, оренбургский платок, который плавно играл в воздухе. Счастливый доктор потрясал раскрытым несессером с уникальным набором золотых китайских игл, а его сын Петенька целился во всех из игрушечного гранатомета. Наш партийный лидер Федя Голенищев нацепил на нос изысканное пенсне и подмигивал Науму Голицыну, который с довольной усмешкой прикладывал к запястью великолепные часы. Маршал Сева разглядывал чудесный миниатюрный фрегат, хитроумно сооруженный внутри пузатой бутылки, а его чертенята Гаррик и Славик получили по коробке с целой армией солдатиков. Профессор Белокуров пробовал кончиком пальца золотое перо авторучки в корпусе из перламутра и заправленной настоящими чернилами. Его богемная половина рассматривала набор изящных янтарных мундштуков. Толя Головин любовно поглаживал отнюдь не игрушечный огромный коллекционный «парабеллум», а компьютерщик Паша Прохоров любовно дул на жидко-кристаллический дисплей какого-то мудреного электронного устройства. Даже на лице Косточки появилась, как мне показалось, улыбка снисходительной заинтересованности, когда он извлек из своего пакета широкий непальский кинжал в ножнах из пятнистой змеиной кожи.
Я заметил, что Папа, некоторое время спокойно наблюдавший эту новогоднюю идиллию, вдруг напрягся. В этот момент кто-то задел меня плечом. Это была Альга. Она подошла к обряженному дедом Морозом дяде Володе и что-то вложила ему в руку.
— Большое, конечно, спасибо, дедушка Мороз, — спокойно и твердо сказала она, — но такого подарка я принять не могу.
И тут же, развернувшись на каблучках, преспокойно отошла и взяла блюдце с клубничным тортом. Увидев, что я смотрю на нее, она отвела взгляд.
Дядя Володя механически протянул отвергнутый подарок Папе. Я успел разглядеть плоский сафьяновый футляр. Папа принялся засовывать его во внутренний карман. Румянец на его щеках проступил ярче. Вдруг футляр расщелкнулся, и из него брызнуло радужное сияние тяжелого бриллиантового колье. Наверное, Папа мечтал самолично надеть его на шею девушке. Наконец он упрятал футляр и, пригладив ладонями волосы, пробормотал:
— Ей Богу, совсем даже не хотел ее обидеть…
Потом исподлобья покосился в сторону Мамы, которая, к счастью, была занята разговором с моей женой и, кажется, ничего не заметила.
Майя, конечно, все поняла, чуть-чуть покраснела, но не произнесла ни слова. Дядя Володя покраснел больше всех и смущенно блуждал взглядом по потолку. Мне самому сделалось до того неловко, что запершило в горле.
— Ладно, — сказал Папа, — проехали.
Он подошел к мраморной каминной стойке, как ни в чем не бывало вытащил из серебряной сигарницы сигару, раскурил ее, сделал несколько глубоких затяжек, а затем вышел из комнаты.
К счастью, больше никто не обратил внимания на происшедшее. Когда Майя посмотрела в мою сторону, я хотел притвориться, что тоже ничего не заметил, но она и сама сделала вид, будто ничего не произошло. Она даже потрясла в воздухе пластиковым ключом и показала мне язык: дескать, вот тебе, завидуй!.. Господи ты Боже, да я мог только порадоваться за нее!