Великий полдень
Шрифт:
Но еще любопытнее рассмотреть психологическую ситуацию, которая последует за операцией по удвоению личности, и в результате в один и то же момент времени одна и та же личность «откроет глаза» одновременно в двух телах — «новом» и «ветхом». Какими глазами эти два человека посмотрят друг на друга? С какой безмерной жалостью должен взирать новый человек на ветхого! Какой надрыв души!.. Между прочим, в этой ситуации есть что то очень знакомое, обыденное. Не с такой ли жалостью и ужасом взирает человек на умирающих родителей? Конечно, отныне у каждого из них будет своя судьба. У одного впереди новая жизнь, у другого… умножение мучений и, наконец, смерть. Если обновленный человек действительно ощутит вкус омоложения и вечности, то ветхий человек ничего не ощутит, кроме своей неизбежной обреченности. Можно, конечно, предложить своеобразный, хотя и довольно жестокий выход из этой ситуации, а именно — непосредственно после удвоения личности ветхий человек должен мгновенно умереть. Без этого невозможно
Есть ли выход из этого кошмара или это неизбежная цена бессмертия? Может быть, вообще отказаться от описанной процедуры?.. На самом деле никакой проблемы тут нет. По существу мы имеем ту же самую ситуацию переживаний человека по поводу своей неизбежной, надвигающейся смерти, как и сейчас, когда подобные эксперименты находятся в области относительного будущего. Любому человеку приходится проходить через эти переживания независимо оттого, хочет он этого или нет. Но если все таки предположить, что «копирование» успешно осуществлено, а дальше мы все предоставим естественному ходу событий — ветхий человек умрет, как умирали люди, начиная от Адама и Евы, обновленный человек также должен будет умереть. Однако, что касается будущей смерти обновленного человека, то в его ситуации обнаружится одно чрезвычайно существенное психологическое преимущество. Обновленный человек будет всецело обладать душевным опытом ветхого человека, а значит, будет реально, а не умозрительно осознавать начальный эпизод своего первоначального пробуждения, — иначе говоря, второго рождения. Причем он будет помнить сам факт своего пробуждения. Главное, он будет помнить все то, что он ощущал накануне процедуры «копирования». Это будет не какой — то там отстраненный, абстрактный опыт — это будет собственная его жизнь. И великое значение этого простого факта заключается в том, что опять таки не умозрительное, не гипотетическое осознание, а самое что ни на есть реальное жизненное впечатление даст человеку новое ощущение его жизни, в финале которой его ждет не смерть, а продолжение жизни! Если продолжить эти рассуждения, то становится ясно, что после нескольких этапов копирований (т. е. поколений) воспоминание о смерти, которую некогда переживал ветхий человек, будет отчасти дезактуализировано, утратит остроту и драматизм. Конечно, и при таком замечательном нововведении люди будут наблюдать, как умирают их формальные предшественники, — да и самим им придется умереть, — но в том то и дело, что это будет лишь внешнее наблюдение, а личный опыт смерти будет оттеснен оптимистическим опытом возрождения. Что ж, всегда считалось, что родители находят свое продолжение в детях, а описываемая процедура весьма напоминает процесс естественной смены поколений. Можно предположить, что в конце концов смерть вообще утратит свое глобальное значение. Тем более, что процедуру копирования люди постараются осуществлять непосредственно перед физической смертью старой оболочки. И не исключено, что в конце концов, совершив копирование, люди все таки будут прекращать свою жизнь абсолютно добровольно и без душевных терзаний. Это станет общей практикой. А может быть, завершение процедуры копирования личности будут откладывать вплоть до момента клинической смерти «ветхого» человека, а уж затем осуществлять процедуру «пробуждения»… Словом, здесь возникает громадное разнообразие любопытных вопросов, на которые, впрочем, всегда отыскиваются самые оптимистические ответы.
Технически процесс копирования очень напоминает древнюю теорию реинкарнации. С той лишь разницей, что память о прошлых жизнях не будет утрачена. Последние исследования в области мозга показывают, что наша память способна вместить несравнимо больший объем информации, чем тот, который человек успевает
В комментариях дяди Володи я прочел о том, что с самого начала в «Великом Полудне» прослеживалось нечто, отчасти напоминавшее накапливание информации для последующего копирования личности, попытки завести в память компьютера личностные особенности участников игры. С этой точки зрения принцип абсолютной правды, исповедываемый детьми, имеет вполне практический, функциональный смысл. Помнится также, что об игре говорили, как об автономной системе программ, способных к саморазвитию. Конечно, это была не более чем игра, однако в бескрайней паутине глобальных компьютерных сетей, наверное, до сих пор удерживается немало сведений о наших детях, — в том числе об их несчастном предводителе.
Я много раз пытался вступить в диалог с игрой, но у меня так ничего и не вышло. Может быть, компьютерная сеть подверглась специальной, доскональной чистке, и все структуры «Великого Полудня» были уничтожены, как уничтожаются компьютерные вирусы?
Мне приходится довольствоваться архивом.
Сколько было придумано разнообразных теорий о смерти и бессмертии! К счастью, все они так и остались лишь теориями. Кто знает, не ад ли — это самое бессмертие? Зато, как десять тысяч лет тому назад, сияет перед нами таким же непознанным чудом — Жизнь, а смерть осталась тем, чем была всегда — неизбежностью, мукой, ожиданием, — то есть, по выражению Альги, чудом наоборот.
Поиски высшего знания — это, наконец, смешно. Ведь знание — сугубо внешняя вещь, оно всегда вне меня. А если оно вне меня — значит его все равно что нет. То, что внутри меня, это не знание, а чувство, непредсказуемая стихия страдания и радости. Можно знать все и чувствовать себя абсолютно бессильным. Знание не делает счастливым. Скорее уж, его отсутствие. Я был счастливым, когда не знал о смерти. Дети ничего не знают о смерти, даже если берутся рассуждать о ней, и лишь тем отличаются от взрослых.
Впрочем, человек, которому посчастливилось дожить до глубокой старости, до полного старческого маразма, человек, который, что называется, впал в детство, наверное, погружается именно в это счастливое состояние: он снова превращается в чистый лист. Это фактически форма бессмертия. Стало быть, природа тоже совсем неглупо устроила завершение жизненного цикла. Вот только теперь редко кто доживает до счастливого маразма, разве что наши правители… Поэтому каждому человеку, который стал задумываться о смерти, нелишне задуматься также и о том, как бы постараться заблаговременно впасть в спасительный маразм.
Я полюбил секретную комнату. Я понял ее смысл. Дядя Володя ошибался. Изобретатели, как это ни странно, часто ошибаются относительно сущности своих изобретений, а также их применения. Это, конечно, абсурд — пытаться повернуть человеческую природу вспять и снова превратить взрослого человека в ребенка. Тут никакая память тела не поможет. Человек способен развиваться лишь в одном направлении.
На днях мне пришла в голову любопытная мысль: вот оно — истинное назначение секретной комнаты! При помощи нее у нас, может быть, появилась надежда вернуться к чудесному незнанию, превратиться в чистый лист!
Мне нравится копаться в архиве, особенно, перед сном, лежа на огромной постели под уютным ночником рядом с крупной кнопкой выключателя, на которую так приятно нажать, когда глаза начинают слипаться. Иногда, прежде чем заснуть, я подсчитываю, сколько дней до выходных, и сладко потягиваюсь. Это значит, что я уже скучаю по жене.
Наташа живет в столице, и, кажется, даже работает в каком то подразделении Концерна. Она приезжает ко мне в субботу утром и остается на выходные. Всегда привозит что-нибудь вроде подарков или гостинцев. Такая покладистая, терпеливая. Разве что немного рассеянная. О бывшем официанте никогда не вспоминает, а я, конечно, не напоминаю. Не заговариваем мы также о многих других прошлых делах. Как то нет ни повода, ни смысла. Мне кажется, что она подавлена, может быть, ей нездоровится. Но она старается бодриться. Мне тяжело и непривычно смотреть на нее: она уже не мечтает о шубах и тому подобном, не сетует на то, что «мы не живем, как люди». Иногда по ночам мы говорим с ней об Александре. В тоске она считает дни, когда дети должны приехать, хотя никакого конкретного срока не существует. Чисто материнские фантазии — вот они вырастут, будучи вместе на чужбине еще крепче подружатся, полюбят друг друга, поженятся и так далее. Кумушкины бредни. По словам Наташи о чем то подобном проговаривается и Мама, которая не раз упоминала об особом отношении Папы к нашему Александру. Кто знает… Только в чем оно выражается — это его особое отношение? Мама утверждает, что Папа очень переменился. Якобы осознал, что теперь весь смысл его жизни состоит в заботе о будущем дочки. И вообще, наших детей.
Должно быть, в идеале эти женские мечты выглядят так: наши дети вернутся домой замечательной юной парой, женихом и невестой. Папа, конечно, постарается обеспечить преемственность власти, и в один прекрасный день молодожены торжественно въедут в Москву.