Великий Посев (Часть 1)
Шрифт:
– Кузнец есть кузнец.
– Кузнец без кузни! – махнул камчой Ахметхан, снова пускаясь в путь.
– А надо – так отыщем его в два счета, – угодливо заметил кто-то. – Никуда он из оазиса не денется.
– Оазис так разросся, что его не обойдешь, – возразил старик и, кряхтя, поднял с земли охапку листьев.
Курбан и Атагельды жили, скитаясь среди зарослей оазиса, благо проблем с едой и питьем не было. Ночевали, где их застигала ночь, на скорую руку соорудив шалаш
Поначалу Курбан сгоряча решил было покинуть оазис и продолжить давным-давно прерванный путь. Однако вскоре понял, что предприятие это, без всякого снаряжения, обрекло бы их на верную гибель.
Горечь обиды на жителей кишлака со временем улетучилась.
– Может, они и правы? – сказал однажды Курбан, когда они сидели у крохотного костерка, готовя печеные плоды.
– Что ты такое, дед, говоришь? – возмутился Атагельды и, с хрустом переломив засохший стебель, подбросил его в огонь, вызвал целый сноп золотистых искр.
– А что? Мы для них чужаки, зачем мы нужны им? – грустно улыбнулся Курбан.
Мальчик палкой помешал плоды, доспевающие среди пышущих жаром угольев.
– Но ведь мы первые нашли оазис, еще когда он был крохотный, – нарушил он долгую паузу.
– И что?
– Значит, мы хозяева его!
– Хозяева, говоришь? – усмехнулся кузнец. – Запомни, дружок: кто сильнее – тот и хозяин. Так уж повелось на этом свете.
– Закон Зодиака?
– Не шути с этим, – посуровел Курбан.
Костер догорел и погас. Бархатное небо, казалось, опустилось еще ниже, почти задевая верхушки стеблей. Совсем рядом, протяни руку, висели таинственные звезды и созвездия, о которых рассказывал Курбан. Не они ли влияют на судьбы людей? И какая из них руководит его, Атагельды, действиями, предопределяет его судьбу?..
Старик ловко разгреб угли, подернутые пеплом, и выкатил пропеченные плоды на траву, густо пробивающуюся сквозь палые листья.
Пища получилась отменной. Они очищали кожуру и ели, обжигаясь, сочную мякоть. Курбан и Атагельды привыкли, что плоды каждый раз имели другой вкус, причем именно такой, какого тебе хотелось.
– Нас, наверно, скоро забудут в кишлаке, – негромко сказал Атагельды.
– Мы там не нужны, – откликнулся Курбан. – А дом наш и кузницу, неверно, конюшней сделают…
– Сколько же нам жить здесь, дед, скитаясь в зарослях? – задал Атагельды вопрос, давно мучивший его.
Старик пожал плечами:
– Откуда мне знать?
– Давай вернемся в кишлак, – предложил Атагельды, поднимаясь с земли. – Может, нас примут?
– Едва ли, – покачал головой кузнец. – Слишком по-плохому мы расстались.
Мальчик направился в заросли.
– Ты куда? – спросил дед.
– Жаль, даже баклажки у нас нет, – произнес Курбан и сжал бороду
– Хочешь пить? – обернулся и посмотрел на него Атагельды. При свете гаснущих углей лицо деда показалось ему необычно бледным.
– В горле пересохло, – сказал Курбан. – Пойдем поищем воду.
– Я пить не хочу, – ответил Атагельды. – Сходи сам. Колодец здесь недалеко. Вот за этой лужайкой возьмешь вправо…
Курбан продолжал сидеть, скрестив ноги, словно факир.
– Ты что, боишься?
– Боюсь, – признался кузнец и виновато улыбнулся. – Когда-то меня ударило…
– Да когда это было!
– А я до сих пор помню. Так хватило – еле жив остался. А в темноте немудрено задеть ствол.
– Эх, дед, – укорил Атагельды. – Знаешь звезды и знаки Зодиака, а сам темный, как эта ночь. Как люди кишлака.
– Темный, – покорно согласился старый кузнец. – Так проводишь меня?
– Пойдем, – согласился мальчик. Старик поднялся:
– Шагай, я за тобой.
Листья, воздетые, словно ладони, казались вырезанными на фоне неба. Стояло новолуние, и среди зарослей было темно. Мальчик шел безбоязненно, нарочно брался руками за стволы, чтобы показать деду, что опасаться нечего, хотя сердце его при этом и екало.
Колодец открылся перед ними неожиданно. Вода в нем тускло поблескивала, как всегда, на одном уровне. Поверхность жидкости казалась слегка выпуклой. В глубине ее отражалась одинокая звезда.
Курбан пил воду пригоршнями. Пил долго, отдыхал и припадал снова к живительной влаге. Поверхность колебалась, шла кругами, звезда исчезла.
Наконец кузнец поднялся с колен, вытер ладонью капли с бороды.
Внук спросил:
– Вода сладкая?
– Как всегда, – ответил Курбан и добавил: – Знаешь, Ата, каждый раз, как попью из колодца, чувствую себя получше.
Атагельды ограничился тем, что, зачерпнув воды, омыл лицо и руки.
Где бы по зарослям ни бродили кузнец и внук, они неизменно возвращались к самому старому стволу. Так уж получалосы, потому что обычно впереди шел Атагельды, выбирая путь, и к центральному стволу его каждый раз влекло смутное чувство, некий внутренний компас.
– Мы живем, как птицы, – сказал однажды Курбан. – Не сеем, не жнем, а сыты бываем.
С едой все было в порядке, а вот одежда поистрепалась, и они выглядели двумя оборванцами: хламиды их были сшиты из листьев – на эти одеяния постепенно перешли многие жители кишлака. Листья истерлись, взлохматились от постоянных блужданий по зарослям, а иголки с ниткой, чтобы сшить новую одежду, у Курбана не было.
День сменялся днем, время струилось, как песок из горсти.
Однажды вечер застал их на поляне, подарившей когда-то неожиданную находку – молоточек из металла, который не ржавеет.