ВЕЛИКОДЕРЖАВНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАЦИИ
Шрифт:
Данные буржуазные революции показали, что протестантские общинные связи при появлении крупных буржуазно-капиталистических интересов неуклонно ослабевали, протестантские общины теряли контроль над крупной буржуазией, а желания крупной буржуазии вырваться из оков жёстких норм протестантской этики и морали, её стоицизма и воздержанности становились неудержимыми. Обе буржуазные революции начинались требованиями крупной протестантской буржуазией к феодальной государственной власти ограничить привилегии и произвол феодалов, поборы военщины, но затем те силы и слои средней и мелкой буржуазии, которые она использовала для своей поддержки, вырывались из её контроля и придавали революциям новое направление. Революции разрушали у горожан во втором-третьем поколении протестантское общинное мировосприятие. Ибо в ходе революций обнажались острые противоречия между разными уровнями социальных и имущественных интересов: интересами крупной буржуазии, с одной стороны, и интересами средней и мелкой буржуазии, нового дворянства, с другой стороны. Социальные и имущественные противоречия оказывались несравненно более важными и значительными, чем между общинами, то есть, они оказывались противоречиями политическими. Крупная буржуазия понимала протестантизм, как умеренное религиозное мировоззрение, готова была идти на компромиссы
Распад общинных связей под воздействием политических настроений слабо проявился в Нидерландской революции, ибо она сопровождалась и упрощалась освободительной войной против могущественной испанской монархии. Но во время Английской революции, начавшейся в 1640 году, он обнажился в полной мере. Как раз распад общинных связей привёл к тому, что основное влияние на ход начальных событий стал оказывать хищнический индивидуализм, который вызвал необходимость в поисках ответных идей и мер со стороны носителей производственных интересов. Поэтому английская буржуазная революция предстала в истории классической, показала её сущностные особенности и политическую борьбу за становление новых общественных и государственных отношений с такой полнотой противоречий и отражающих эти противоречия движений, с какой их не смогла показать революция в Нидерландах.
При непрерывном ослаблении власти английского короля, которое происходило с началом буржуазной революции в Англии, и разрушении феодальных государственных отношений протестантские общины не смогли противостоять росту индивидуализма и циничного стремления многих горожан и дворян к личному сиюминутному обогащению за счёт захватов и переделов бывшей государственной собственности или посредством коммерческой спекуляции, ростовщичества. В конечном итоге они не нашли способов помешать установлению диктатуры выразителей спекулятивно-посреднических коммерческих интересов. Бросить вызов такой диктатуре и свергнуть её оказались в состоянии только индепенденты: пуритане, которые преобразовали кальвинизм в религиозно-политическую идеологию мелкой и средней буржуазии, нового дворянства, то есть, по сути, в ещё не оторвавшуюся от народно-земледельческого христианского мировосприятия идеологию английского классового национализма, идеологию народно-национального среднего класса. Индепенденты попытались протестантские общинные отношения распространить на всю страну, преобразовать их в общественные отношения, жёстко защищающие интересы собственников производства внутри таких отношений. Войне всех против всех и гибельному для страны волчьему индивидуализму они противопоставили военно-политическую диктатуру, которая начала закладывать новые общественно-государственные отношения волчьего корпоративизма мелких и средних капиталистических собственников земли и средств производства в городе и на селе.
Англия того времени была страной с подавляющим большинством крестьянского населения, носителя пережитков средневековых феодально-земледельческих отношений и идеала народно-патриотического церковно-христианского общественного сознания, которое нуждалось в организующем его сословии церковных священников. В таких условиях индепенденты не смогли найти путь отхода от авторитарной военно-политической диктатуры к восстановлению буржуазно-представительной власти ради расширения политических и экономических свобод, необходимых раскрепощению капиталистического предпринимательства и рыночного товарно-денежного обмена. Когда живущий за границей наследник королевского престола признал право обуржуазившейся аристократии и крупной буржуазии на конституционные ограничения его привилегий и на долю государственной власти, их предали и свергли временные политические союзники, как представители крупной производственной буржуазии, так и выразители интересов крупной земельной собственности. Во времена Реставрации монархии и главенствующего положения королевской англиканской церкви индепенденты и другие пуритане подверглись чисткам и преследованиям, вынуждены были бежать в Нидерланды, а затем в американские колонии. Именно в североамериканских штатах их потомки совершили то, что им самим не удалось сделать в Англии. Сначала победили в войне за независимость от монархической Великобритании и создали конституционную республику, а в середине восемнадцатого столетия объединились в националистическую республиканскую партию янки и вследствие победы в Гражданской войне с Конфедерацией южных штатов повернули огромную страну к выстраиванию национальных государственных и общественных отношений с политическим господством национального среднего класса.
Национальные государственные и общественные отношения «волчьей стаи» всегда и везде складывались из-за противодействия разрушительному для капиталистического производства индивидуализму, как вынужденный ответ на гибельные последствия индивидуализма, которые наглядно проявлялись в обстоятельствах буржуазной революции. Но они ограничивали индивидуализм лишь в том объёме, который был необходимым для налаживания прибыльного на данный момент производства. Ибо в основе национальных отношений лежало представление кальвинизма о том, что преуспевание в делах за счёт личных свойств, предопределённого мирского призвания является признаком предызбранности к спасению, – то есть главным для человека является личный материальный успех, а это при рационализации капиталистического общественного сознания вело к преобразованию положений кальвинизма в философский прагматизм. С одной стороны, представления кальвинизма о предопределении судьбы каждого, о мирском призвании и мирском аскетизме, как изначальном условии для преуспевания в созидательных делах, отражали конкретные этнические традиции родоплеменных отношений, которые выстраивались на основаниях природной предрасположенности каждого биологически здорового члена родоплеменного сообщества к выполнению вполне определённых обязанностей ради общего выживания. То есть они позволяли возникать, зарождаться национальному обществу только в виде предрасположенного к развитию производственных отношений этнократического общества. С другой стороны, они поощряли и оправдывали личную предприимчивость, которая от поколения к поколению вырывала личность из традиций семейно-родовых и этнических связей, способствуя неуклонному укоренению и углублению рационального прагматического индивидуализма, разрывающего зависимость материального успеха от созидательной производственной деятельности. Ограничение же индивидуализма в национальном обществе, в отличие от народного общества, утверждалось единственно выраженным в Конституции Общественным договором, который имел текущее ситуационное значение, мог подвергаться изменениям при изменении обстоятельств, в том числе делать законодательные уступки индивидуализму, если сторонников индивидуализма оказывалось большинство в избираемых собраниях представительной власти.
Первоначальный Общественный договор каждой пережившей буржуазную революцию страны появлялся в чрезвычайных обстоятельствах ожесточённой и гибельной борьбы за существование, которая непрерывно нарастала при раскрепощении интересов частной собственности. Он призван был ограничить интересы частной собственности, подчинить их задаче создания наилучших условий для быстрого развития социальных производственных связей, гарантом чего выступал чудовищный «Левиафан», несущее на себе «печать проклятия» государство. А поскольку национальные социальные производственные связи являлись следствием предельного напряжения действий государственной власти, вынужденной ограничивать личные свободы «волков». Постольку традиции социальных отношений закладывались в каждой нации поневоле и лишь на том уровне, какой был необходимым налаживанию прибыльного городского производства в исторической действительности, в какой происходила Национальная Реформация в конкретном государстве. Такое положение вещей способствовало постепенному наступлению индивидуализма на социальные отношения, поощряло стремления личности вырваться из социальных производственных отношений, если у неё были иные возможности добиться личного успеха. Оно предопределило наступление спекулятивно-посреднических коммерческих интересов внутри национальных общественных и государственных отношений, а тем самым предопределило генезис данных отношений: вслед за их становлением во время Национальной Реформации – расцвет, а затем и упадок.
К примеру, в Нидерландах и в Англии с началом развития в условиях конституционных монархий народно-национальных общественных и государственных отношений сельское хозяйство оставалось важнейшей частью экономического капиталистического хозяйствования. А прибыльность сельского хозяйства, рост в нём производительности труда достигались через разрушение общинных социальных связей крестьян и становление семейных и личных фермерских хозяйств, семейного и личного арендаторства, непосредственно выходящего на посредников товарно-денежного обмена, на рынок. Таким образом, капиталистическое сельское хозяйство способствовало развитию индивидуализма в общественных производственных отношениях. В то же время в городе самым прибыльным оказывалось капиталистическое мануфактурное производство, которое постепенно вытесняло ремесленное цеховое производство. А для развития мануфактурного производства нужно было углубление социального взаимодействия его участников. Оно достигалось посредством упорядочения конституционно-монархической государственной властью рынка труда и особого образа жизни капиталистического города. Такое упорядочение было ограничено слабой заинтересованностью данной власти в развитии промышленного капитализма, ибо аристократия вместе с иерархами англиканской церкви не занимались промышленным производством, они либо сдавали свои земельные владения в аренду, либо получали доходы от соучастия в олигархических торговых и банковско-ростовщических сделках, от акций в крупных банках и торговых компаниях. К тому же нидерландской и английской мануфактурной товарной продукции долгое время не было конкурентов ни на внутреннем рынке, ни на внешних мировых рынках. Поэтому социальное взаимодействие участников городского производства в этих странах развивалось медленно, через становление профессиональных союзов наёмных работников на предприятиях и в отраслях, и испытывало значительное влияние индивидуализма и меркантильного мировосприятия. Этого социального взаимодействия оказывалось достаточно для Промышленной революции и начала индустриализации, но, как показала история девятнадцатого и двадцатого столетий, не для того, чтобы соревноваться в индустриальном развитии с молодыми национальными капиталистическими государствами или усовершенствованными контрреволюциями феодально-бюрократическими державами.
Великая французская буржуазно-демократическая революция совершалась в иных обстоятельствах, в начале эпохи индустриализации. Чтобы создавать собственное капиталистическое промышленное производство, способное конкурировать с английскими индустриальными товарами, французские социальные отношения должны были превзойти английские. Именно на решение этой задачи и был направлен Кодекс Наполеона, Общественный договор французского национального общества. Однако сам генерал Бонапарт успел только создать государственную власть, призванную воплощать данный Общественный договор, и ему пришлось бороться за спасение французского промышленного капитализма не на поле рыночных свобод, а непрерывными войнами с Англией, вытесняя её более конкурентоспособную продукцию с Европейского континента континентальной блокадой. После гибели его империи гегемония английских капиталистических производителей в Европе была восстановлена, и буржуазной Франции потребовалось полвека для создания таких национальных социально-общественных отношений, которые позволили французскому промышленному производству успешно развиваться и наступать на соперников в условиях открытой рыночной конкуренции.
Каждая держава, которая следующей после Франции проходила через буржуазно-демократическую революцию, в общих чертах повторяла путь, каким шло развитие французских национальных социально-общественных отношений. С той разницей, что традиции социально-производственных отношений в них должны были становиться более глубокими, более сложными, чем соответствующие традиции у всех капиталистических держав, уже завоевавших право на свою долю мирового рынка сбыта промышленных товаров. Иначе говоря, у новой капиталистической державы государственное управление становлением национальных общественных отношений, управление Национальной Реформацией, призванной осуществить Общественный договор, должно было стать ещё совершеннее, чем у всех сложившихся национальных держав, ещё более целеустремлённо воздействовать на становление национальных общественных отношений во время своей Национальной Реформации.
Всякое новое национальное государство вынуждалось обстоятельствами ускорять процесс появления своей капиталистической нации. Для этого оно должно было налаживать самое совершенное государственное насилие, чтобы с наименьшими издержками и потерями времени внедрять в мировосприятие государствообразующего этноса двойную этику, мораль, культуру, социальную психологию самого высокоорганизованного «общества волков», способного конкурировать в капиталистической экономике с любым из уже существующих подобных обществ. Появление же национального государства происходило в Национальной революции, в которой закладывались договорные отношения "волков", после чего это государство и начинало осуществлять фактическую Национальную Реформацию, целенаправленно воспитывать "волков" из молодёжи государствообразующего этноса и одновременно подавлять отрицательное влияние на неё старших поколений, носителей народно-патриотического сознания средневекового монотеистического общества «пастырей и овец».