Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой
Шрифт:
— Неужели их можно разобрать, эти закорючки и фигурки? Отец, прочти хоть одну фразу!
— Не знаю, смогу ли. Ведь я давно, очень давно не занимался этой театрально-величественной и удивительно жалкой «наукой»… Ну вот, здесь начертана одна из изумрудных таблиц Гермеса Триждывеличайшего*. В ней изложен один из способов приготовления золота…
(Объяснения слов, отмеченных в тексте звездочкой, даны в конце книги, в «Примечаниях»)
Отец окинул страницу быстрым, но внимательным взглядом, и я почувствовал, что у него многое, очень многое связано с этой книгой, с каждым ее еловом, с каждым значком.
— Вот
— А рядом Луна!
— Знак Луны обозначает серебро.
— А это я знаю — это планета Марс. Кружок — щит бога войны, и стрелка — его копье.
— А так как и то и другое лучше всего делать из железа, то знак Марса в алхимической тайнописи и обозначает железо.
— Но как это читается?
Отец откинулся, отодвинул от себя книгу и с каким-то особенным чувством, в какой-то особенной манере — я не сразу понял, что именно поразило меня, — начал читать:
— «Это верно, без обмана, истинно и справедливо. Его отец Солнце, его мать Луна… Ветер носил его в своем чреве, Земля его кормилица. Отдели Землю от огня, тонкое от грубого, осторожно, с большим искусством, и ты получишь славу мира, и всякий мрак удалится от тебя…»
Незнакомые, необычные сочетания слов, непривычные интонации, и главное — отец читал книгу на память, его глаза были закрыты.
Я медленно перелистывал страницы.
— Ты помнишь всё на память? Всё-всё?
— Я и сам удивился, — ответил мне отец. — Ведь прошло много лет. Я вспоминаю свое детство, свою молодость… Да что говорить, мне и шести лет не было, когда отец стал приучать меня к Великому Деланию… Великое Делание! Какое горькое и смешное, бесполезное и чудесное заблуждение!.. Да, Меканикусы сотни лет искали способ искусственного приготовления золота, искали настойчиво. Мы были известны среди алхимиков. Некоторые опыты проводились из поколения в поколение — от деда к внуку, от отца к сыну… Понимаешь, Карл?
Один опыт, который длится сотню лет! Среди Меканикусов были аптекари, были купцы, но все свободное время твои предки проводили внизу, в подвале. Да, да, в том самом подвале, куда ты иногда ходишь мечтать и фантазировать. Но, знаешь, я не жалею ни о чем… Мое раннее, очень раннее знакомство со старинными алхимическими приемами оказалось пресерьезной школой современного химического эксперимента и анализа. Я удивлял своих учителей, образованных, настоящих химиков, не алхимиков. «Какие руки, Юстус Меканикус, говорили они мне, что за глаза!» Они не знали, что у меня руки наследника десятка алхимиков, что моя наблюдательность химика вырабатывалась в том возрасте, когда другие дети не могут самостоятельно зашнуровать свои башмаки и утереть собственный нос…
Я положил свою руку рядом с рукой отца, и мы переглянулись. У нас были одинаковые, очень схожие по своему складу руки. Они были не похожи на руки других людей. Очень ширококостые, но с длинными пальцами. Во Франции мне не раз говорили: «Ну и лапы! А ну, Карл, сожми кулак!» И правда, у меня, пятнадцатилетнего мальчишки, кулак был таким, какой не всегда встретишь у взрослого мужчины.
— Быть тебе химиком! — вдруг сказал мой отец. — Поверь, химия не такая уж неинтересная наука, если столько Меканикусов служили ей всей своей жизнью. Я не буду тебя неволить, но… — Отец
— Отец, — сказал я, — отец, эти значки я видел там, внизу, в нашем подвале…
— В этом нет ничего удивительного.
— Они написаны на стене. Прямо на кирпичах.
— Но подвал был оштукатурен перед войной!
— Там сошла штукатурка, откололась…
Отец взял фонарь, и мы спустились вниз. Я провел отца мимо бочек из-под вина и стеклянных бутылей, к полуразвалившейся печи с вмазанными в нее стеклянными трубками.
— Это атанор, — сказал отец, — печь старых алхимиков… Так где же ты видел надпись?
Я показал ему то место, где осыпалась штукатурка. Узкий луч света падал из окна, выходившего во двор. На кирпичах темнели значки и буквы. Лицо отца стало серьезным.
— Принеси-ка мне молоток, — попросил он.
Я вихрем вылетел из подвала, а когда вернулся, отец подобранным в мусоре ломом уже осторожно и неторопливо обивал штукатурку. Потом он тщательно зарисовал значки. Мы вернулись в кабинет.
— Действительно, здесь есть надпись, и она, по-видимому, имеет смысл. Так, буква "Z"… В сочетании с соседними она обозначает «замазывание». Но я не вижу знака Великого Делания. Неужели надпись не имеет отношения к алхимии?
Почти все мои соученики во время войны эвакуировались во Францию, Швецию или Англию. Они привезли оттуда с собой неизвестные нам раньше игры, чужеземные привычки. Я никому из них не рассказывал о том открытии, которое я сделал.
Мне было так приятно иметь свою собственную тайну.
Как-то вечером отец позвал меня.
— Карл, — сказал он, — а ведь я прочел надпись, что была на кирпичах. Она читается, как ребус, и буква "Z" действительно обозначает «замазывание»., Я все время искал указания на какой-нибудь химический процесс, поэтому никак не мог расшифровать. Вот что надпись означает…
Отец протянул мне испещренный значками листок бумаги; внизу стояли слова:
Меканикус Адепт.
— Адепт?
— Да, семейное предание говорит, что Меканикусы были адептами, то есть счастливыми обладателями философского камня*.
— А может быть, они действительно владели этим философским камнем?
— Нет, нет, философского камня у них, конечно, не было, но чем-то, что принесло им богатство, они владели. Я твердо знаю, что именно во времена гёзов* или немного раньше Меканикусы стали очень успешно торговать. Как из нищих алхимиков Меканикусы превратились в одну из солидных купеческих семей Намюра, мне неизвестно. Здесь был какой-то секрет.
— Гёзы?.. Это те, кто восстал против испанского ига? Они подняли народ Фландрии… Тиль Уленшпигель… Сколько же лет прошло?
— Почти четыреста лет этой надписи. Да, Карл, каменная кладка очень старая.
Завтра попробуем встать пораньше и займемся нашим тайником.
III
На следующий день я проснулся чуть свет. Моя комната была на втором этаже, как раз над кабинетом отца. Полуодетый, я скатился вниз. Франсуа широким, большим напильником оттачивал ржавую кирку, похожую на длинный и острый птичий клюв. Отец разматывал длинный шнур.