Великое колесо
Шрифт:
Представитель «Колеса» промолчал, но весьма красноречиво посмотрел на профессора. «Идиот, неужели ты не понимаешь, какая удача тебе привалила? — вопрошал взгляд. И далее: — „Великое колесо“ принимает вас на службу. Ты станешь членом величайшего во всем цивилизованном мире братства!»
Скарн подхватил собранный заранее чемоданчик с самым необходимым и заявил:
— Я готов.
На улице их ждал автомобиль. Скарн примостился на заднем сиденье, зажатый с обеих сторон сопровождающими.
— Как мне вас называть? — расхрабрившись, поинтересовался Скарн.
Человек, похожий на клерка, указал сначала на громилу, а потом на себя:
— Кейман. Хервольд.
— Значит,
— Просто на Землю, — криво улыбнулся Хервольд. — Послушайте, мы лишь делаем свое дело, вот и все.
— Конечно. — Скарн уставился в окно, за которым быстро проносились здания.
Космический челнок устремился ввысь, и миниатюрный пейзаж Ио начал таять внизу. Точно металлические бакенбарды, топорщились небоскребы Мэйнтауна. Атмосферный завод на окраине города казался сверху стадионом, какие обычно строят на Земле. Из его труб круглые сутки текла сложная газовая смесь — аналог чистого земного воздуха.
Менее чем через минуту космический корабль преодолел атмосферу планеты и оказался во мраке безвоздушного пространства. Затем челнок передал пассажирский отсек огромному межпланетному лайнеру, неподвижно висевшему в пустоте. Слышалось позвякивание и натужное гудение сервомоторов, еще мгновение — заработали мягко и неслышно инерционные двигатели, и межпланетный лайнер взял курс к Земле.
Лайнер был заполнен примерно наполовину. Скарн и его попутчики разместились в большом комфортабельном салоне первого класса. Скарн напряг память: если он не ошибается, в это время года до Земли можно добраться примерно за час.
Он вынул из кармана запечатанную колоду карт:
— Сыграем?
— Нет, спасибо, — сдержанно поблагодарил Хервольд.
В салоне появился электронный стюард и зигзагами начал сновать между рядами кресел, предлагая напитки и сигареты. Хервольд поманил машину, и Скарн заметил болтавшуюся на его запястье драгоценную безделушку — крошечное колесико со спицами, сделанное из чистого золота.
— Готов поспорить, что это и есть ваш тайный масонский знак, — отважился на шутку профессор.
Хервольд бросил на него быстрый взгляд и вежливо осклабился:
— Точно.
Скарн внезапно ощутил, что затронул довольно щекотливую тему: люди «Колеса» весьма трепетно относились к эмблеме своей организации.
Второй попутчик глянул на Скарна и заметил:
— Я вижу, вы тоже путешествуете не один. Верите в Госпожу? Это любопытно.
Скарн сжал пальцами кулон, изображающий Госпожу — богиню удачи, который висел у него на шее:
— Дело вовсе не в религии. Не могу сказать, что я верю в Госпожу в традиционном смысле слова. Для меня она скорее обезличенная сила или принцип.
— Понимаю. Эдакий индивидуальный культ, — саркастически заметил Хервольд.
Повернувшись к электронному стюарду, он купил на всех троих по порции жамбока. Люди «Колеса» явно не горели желанием продолжать беседу, поэтому Скарн молча сидел, потягивая зеленоватый напиток, а потом погрузился в размышления.
В полудреме Скарну чудилось, будто перед ним вращается огромное колесо, излучая во все стороны вероятность. Колесо — древнейший из человеческих символов, знак удачи, образ вечности. В колоде карт Таро имелась даже отдельная карта — Колесо Удачи, которое называли также Колесом Жизни. Рандоматические уравнения тоже имели циклическую форму, как и уравнения, использовавшиеся в большей части ферматов.
Возможно, поначалу «Великое
Интересно, подумал профессор, неужели мир всегда был таким? Неужели всегда существовали энергичные мошенники и раздаточные роботы, наркотики индивидуального действия и мгновенного привыкания, изготовляемые в правительственных учреждениях, извечное противоборство между законом и риском? Неужели цивилизации всегда была присуща дихотомия, двойственность? И изначально ли суждено Легитимному правительству и «Великому колесу» держать друг друга за горло? Наверное, все-таки нет, решил Скарн. «Колесо» с презрением относилось к одолевавшей правительство мании тотального контроля, желанию уничтожить саму возможность непредсказуемости, риска, азарта. «Великое колесо» не ставило целью подменить собой правительство, но претендовало на удовлетворение человеческой страсти к азартным играм, той самой страсти, к которой правительство относилось с отвращением. Легитимное правительство мечтало раздавить ненавистную тайную организацию — слишком уж глубоко она запускала щупальца, — однако теперь оно уже не могло без нее обходиться. Плодившиеся, точно грибы после дождя, игорные дома, межзвездные числовые лотереи, рандоматические тотализаторы были лишь верхушкой айсберга, который представляла собой деятельность «Великого колеса»; к примеру, только «Колесо» обладало способностью поддерживать нормальное развитие вселенской экономики, с успехом используя на фондовых и сырьевых биржах те же принципы случайности, которые управляли работой машин-ферматов.
Вздрогнув, Скарн очнулся, сообразив, что успел задремать. Межпланетный лайнер лег на околоземную орбиту, и теперь пассажиры делились на две большие группы — одна продолжала путь к Земле, вторая собиралась высадиться на Луне. Вслед за Хервольдом и Кейманом профессор направился на борт земного челнока. Заняв свое место, он обратил внимание, что на челнок прибыли пассажиры и с другого межзвездного лайнера, в основном армейские офицеры — подобно Скарну, они выглядели недовольными и невыспавшимися.
Откинувшись на спинку сиденья, Скарн наблюдал, как салон заполняется людьми в форме. Сидевший рядом с ним Кейман нахмурился, застывшая у него на лице гримаса презрения становилась все более откровенной.
Наконец, впервые после отлета с Ио, Кейман заговорил:
— Вы только посмотрите на эту мразь! Видели когда-нибудь такую свору доходяг? — Вынув из нагрудного кармана сложенную в несколько раз газету, он протянул ее Скарну. — Вот полюбуйтесь. Правда, смотреть тошно?
Скарн развернул газету, которая оказалась отпечатанной на Ио, и стал просматривать заголовки. Большинство материалов подробно рассказывало о катастрофе на Хопуле, об отступлении сил Легитимного правительства на сотни световых лет, о людях, изгоняемых с территорий, которые они привыкли считать своими.