Великое плавание
Шрифт:
– Видишь, – сказал он, – я уже готовлю адмирала в путь. За последние дни произошли большие изменения, экипаж флотилии набран полностью. И, так как адмирал не хочет и слышать о тебе, я сам собрался возвращаться в Геную.
Я по порядку рассказал Орниччо все, что произошло со дня его отъезда в Нюрнберг. Я описал ему мое отчаяние, и он крепко сжал мою руку. Когда я дошел до встречи с мастером Тульпи, Орниччо вскочил с места и воскликнул:
– Либо я плохо знаю мессира Кристоваля Колона, либо он, узнав о твоих злоключениях, непременно возьмет тебя с собой. Выше всего он ставит в человеке упорство при достижении поставленной себе цели. Он сам
Орниччо тотчас же дал мне умыться и покормил меня, а затем мы отправились осматривать Палос, гавань и корабли.
– Я сейчас даже боюсь подходить к адмиралу, – сказал мой друг, – так как он не любит, чтобы ему мешали. Вечером же, раздевая его, я рассказываю ему различные истории – без этого он не может уснуть. Иногда ночью он меня будит, и я ему читаю стихи или пою песни. И вот сегодня перед сном я расскажу ему твои приключения, а затем мы оба упадем ему в ноги. И я уверен, что наше дело будет выиграно.
Мессиру Кристовалю Колону отвели лучшее помещение в Палосе, в самой богатой харчевне. Орниччо, как слуга и паж, помещался в маленькой прихожей, готовый прибежать по первому зову своего господина. Напротив, в трактире, помещался синьор Марио де Кампанилла, личный секретарь адмирала, а часть приезжих синьоров разместилась по домам богатых горожан. Остальные же – матросы, лоцманы и капитаны – были уроженцами Палоса, Уэльвы и Могеры и жили в собственных домах.
Флотилия адмирала состояла всего-навсего из трех грузовых судов: «Ниньи», «Пинты» и «Санта-Марии». На «Нинье» и «Пинте» навесы существовали только у кормы и у носа, где должны были помещаться военные команды и господа офицеры.
Флагманское судно «Мария-Галанте», [28] законтрактованное адмиралом у Хуана де ла Косы, было переименовано в «Санта-Марию». Это было большое палубное судно, более пригодное для дальнего плавания, чем «Нинья» и «Пинта». Имея шестьдесят три фута в длину, пятьдесят один фут вдоль киля, двадцать футов по бимсу и десять с половиной футов в глубину, оно могло принять большой груз и имело нужду в большей команде.
Вскоре по прибытии адмирала из Нюрнберга был при-слан в Палос королевский чиновник дон Хуан де Пеньялоса.
28
Или «Маргиланта».
К тому времени экипаж трех кораблей состоял всего из пятнадцати человек, и на обязанности чиновника лежало силой понудить палосцев отправиться в плавание.
Но, кроме отпущенных из тюрьмы арестантов, никто из коренных жителей Палоса, несмотря на уговоры и угрозы, не решался отправиться в такое опасное путешествие.
Орниччо показал мне молодого парня, который отхватил у себя на правой руке четыре пальца, для того чтобы его не взяли в море.
– Вот тогда именно я и написал тебе, зовя в Палос, – сказал Орниччо, – потому что в ту пору адмирал взял бы тебя без всякого сомнения. Потом обстоятельства изменились.
Горячность адмирала, как видно, привлекла к нему сердца таких почитаемых в Палосе моряков, как братья Ниньо и братья Пинсоны.
Они и сами, быть может, не раз задумывались над возможностью плавания на запад, но не знаю, одержали бы они верх над своими сомнениями, если бы не горячая настойчивость адмирала.
Он часами беседовал с ними, показывая все имевшиеся при нем карты, и пускал в ход все свое красноречие. У среднего из братьев, Висенте Яньеса Пинсона, была карта, вывезенная им из Рима, которая также подтверждала мнение адмирала о близости Индии.
И вот Пинсоны и все три брата Ниньо не только согласились принять участие в экспедиции, но даже вложили свои капиталы в это дело, а все они люди очень состоятельные.
Если бы не они, адмиралу мало чем помог бы королевский чиновник. Но, узнав, что столь уважаемые люди, как Пинсоны, принимают командование над кораблями, моряки Палоса, Уэльвы и Могеры побороли свое недоверие к предприятию и явились к адмиралу наниматься на корабли. Постепенно весть о таком необыкновенном плавании облетела все побережье.
К тому моменту, когда я прибыл в Палос, были сделаны уже последние приготовления к снаряжению экспедиции.
Девяносто человек команды, господа офицеры, нотариус, историк, переводчик, владеющий еврейским, греческим, латинским, коптским, армянским и арабским языками, знаток горного дела, секретарь экспедиции и врач – все эти люди составили экипаж в сто двадцать человек.
Начальствование и командование над «Санта-Марией» принял на себя господин наш – Кристоваль Колон. Судовым маэстре [29] он назначил бывшего ее владельца – Хуана де ла Косу, а пилотом [30] – Пералонсо Ниньо. Среднему из Пинсонов, Висенте Яньесу, было доверено управление «Ниньей», пилотом туда был назначен Санчо Руис Гама, а маэстре – Хуан Ниньо. Командование «Пинтой» принял Мартин Алонсо Пинсон, старший из братьев. Пилотом на своем корабле он поставил Гарсия Сармьенто, а маэстре – своего брата Мартина Пинсона.
29
Маэстре (исп.) – соответствует нынешнему званию «шкипер».
30
Пилот того времени выполнял обязанности штурмана нынешнего флота.
Слушая Орниччо, я поначалу вообразил, что с Кристовалем Колоном в плавание отправятся прославленные мореплаватели и картографы, но Орниччо пояснил мне, что Пинсоны и Ниньо действительно потомственные капитаны и мореплаватели, что же касается Санчо Руиса Гамы и Хуана де ла Косы, то они только однофамильцы известного Васко да Гамы и королевского космографа Хуана де ла Косы.
Я забыл упомянуть еще о личном секретаре адмирала, синьоре Марио де Кампанилле, но этот человек заслуживает, чтобы о нем было рассказано особо.
Орниччо водил меня по Палосу целый день, но я не чувствовал усталости – так занимало меня все в этом мавританско-испанском городе.
Домой мы вернулись в самом хорошем расположении духа.
Орниччо уложил меня на полу в прихожей, где всегда спал сам, и зажег свет, поджидая своего господина.
Утомленный дорогой и впечатлениями длинного дня, я немедленно уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то, распахнув дверь, больно ушиб мне бок.
Я тотчас же узнал голос адмирала и с бьющимся сердцем стал дожидаться, когда Орниччо заговорит обо мне.