Великокняжеский вояж. Том IV
Шрифт:
– Я скоро уезжаю, – поворот в разговоре на сто восемьдесят градусов снова заставил ее несколько опешить.
– Как уезжаете? Надолго? – она слегка прикусила нижнюю губу, а я слегка улыбнулся. Ей это известие явно не понравилось.
– На заводы Демидовых, что на Урале. А надолго ли? Я рассчитываю на годовую поездку. Но, это дорога, поэтому могу и задержаться.
– Год? Тебя не будет целый год? – на бледных скулах Марии появился легкий румянец. – Но что я буду делать здесь без тебя целый год? – я молчал, а она подхватила юбки и побежала к выходу из зала. Вот и поговорили, твою мать.
***
– Данилов, слезай оттуда, – попытался еще раз докричаться до все еще сидевшего
– А это я голос месье Грибоваля слышал? – неожиданно ответил Данилов.
– И что это известие как-то тебе поможет спуститься?
– Вряд ли, просто я бы хотел ему сказать, – Данилов перешел на французский язык, которым, оказывается, владел вполне сносно, – что ему надо попробовать форму каморы на пушках изменить, тогда баллистика точно улучшится. Я ведь читал и труды Робинса, да и труды месье Грибоваля, знаю, о чем говорю.
– Что? Что говорит этот молодой человек? – на дороге у Грибоваля встал Гюнтер и принялся его теснить от несчастной березы.
– Ничего, он просто напуган и несет чушь. Вам послышалось, что Данилов сказал что-то действительно познавательное. Возвращайтесь в свои покои, месье Грибоваль, мы здесь и без вашей помощи сумеем управиться, – Гюнтер мягко, но настойчиво схватил посланника за локоть и поволок прочь. А Румянцев тем временем практически зарычал.
– Если ты, Данилов, еще раз пасть разинешь, чтобы что-то рассказать ему про пушки, то можешь лучше на этой березе сдохнуть. А теперь слезай немедля, пойдем в мою комнату и там ты очень подробно расскажешь о том, что пытался сейчас донести до французика. А если не слезешь, то я не сапогом тебя сброшу, а пулей! – И Петька очень демонстративно вытащил пистолет из-за пояса и направил его на Данилова.
Не став дожидаться, чем закончится снятие этого неудачника, который, похоже, когда что-то ляпнул про пушки очень интересное, раз это что-то заставило самых ближайших моих людей засуетиться, чтобы уволочь его из сада и не дать встретиться в Грибовалем.
– Я должен нормально поговорить с Марией. Мы должны объясниться, и решить, что же действительно с моей поездкой делать, – пробормотал я, оправдывая своим жалким бормотанием то, что собирался сейчас сделать.
А собирался я вот прямо сейчас пойти к ней в комнату. Вот и проверили предел моей выдержки, и ведь Елизавета меня предупреждала. Отмахнувшись от посторонних мыслей, я поплотнее запахнул халат и направился к невесте, напрочь игнорируя тот факт, что вообще-то ночь на дворе, она девица, и мы еще не женаты.
По дороге мне никто не встретился. Ах, да, все, кто не спал сейчас в саду пытаются выяснить, что же их разбудило. Даже гвардеец, который должен был охранять вход в крыло, отданное Машке, пытался у окна рассмотреть хоть что-нибудь, и не заметил, как я проскользнул в дверь, оставленного им поста.
Я не стал его тревожить, пускай еще посмотрит, но сделал себе зарубку в памяти, настучать на охранничка его непосредственному командиру, а то как-то нехорошо получается. Его поставили охранять фактически самое ценное, а он ворон считает.
Мария не спала. Она сидела возле зеркала и расчесывала белокурые волосы. длинная белая сорочка, весьма целомудренная в свете горящей свечи становилась полупрозрачной. Я навалился спиной на дверь и сглотнул. Отложив щетку, она смотрела на меня в зеркале, а по шальному взгляду и легкому румянцу, который заливал личико, было видно, что она знает, зачем я к ней пришел. Вот только парадокс заключался в том, что, она-то знает, а я, похоже, нет.
«Выгони меня, пожалуйста, – обратился я к ней мысленно. – Швырни в меня щеткой, залепи пощечину, сделай хоть что-то, мать твою! Потому что я был уже почти сорокалетним мужиком, настолько закоренелым холостяком, что даже не мог себе представить, что это значит постоянно засыпать с одной и той же женщиной. Просыпаться с ней, и знать, что и завтра это будет она же. И мне страшно. Гораздо страшнее, чем тебе. Мне страшно так, что я даже не понимаю, зачем сюда приперся».
Но она не услышала мой молчаливый призыв. Она просто продолжала смотреть на меня в зеркале и молчала. Когда наше молчание стало уже совершенно неприличным, я протянул руку к двери, чтобы открыть ее и уйти, но тут Мария встала и повернулась ко мне лицом.
– У меня никого никогда не было, – медленно проговорила она. – Я даже узнала, что такое поцелуй только тогда в ледяной крепости. Ты же меня научишь? – я кивнул, плохо понимая, о чем она вообще говорит. Чему я должен ее научить?
Сам не понял, как мы оказались в постели. Я постоянно пытался понять, чему я должен ее научить, но вскоре бросил эти попытки разобраться. Единственное, что меня беспокоило, я никак не мог определить, какого цвета у нее глаза. Каждый раз, когда я ловил их затуманенный взгляд, то видел в них только свое отражения, а вот цвет не мог разобрать. Лишь позже, уже лежа рядом с ней, подперев голову рукой и разглядывая юное тело, я с некоторой досадой понял, что первый раз у нее получился не так чтобы очень. Все произошло торопливо, хотя я должен был, помня, что Маша девственница, подготовить ее, шептать на ушко милые глупости, долго подводить к самому главному… Я же про все забыл, даже про то, какого цвета у нее глаза. Идиот.
– Я не сделал тебе больно? – спросил я это довольно равнодушно.
– Нет, то есть, немного, но потом все быстро прошло. А вообще, это было не так. Совсем не так, как я себе представляла, – она задумчиво разглядывала меня. – А что это такое взрывалось на улице?
– Надо же, а я-то уже подумал, что тебе не интересно, раз ты осталась в своей комнате, а не выскочила вслед за всеми в парк, – я улыбнулся, почувствовав, что страх, который почти парализовал меня в тот момент, когда я вошел в эту комнату, начал отступать. А еще я почувствовал, что вполне могу привыкнуть к тому, что всегда будет одна единственная женщина, вот эта, которая сейчас, лежа рядом совершенно обнаженная, спокойно говорит на обычные не постельные темы.
– Раз ко мне никто не ворвался, не схватил за руку и не потащил из дворца, значит, ничего страшного там не происходит, – она лукаво улыбнулась. – Но мне все равно интересно, что же на самом деле произошло.
– Петарда взорвалась, – просто ответил я, обхватил ее за талию и перевернулся так, что она оказалась на мне сверху.
– Что ты делаешь? – она смотрела немного удивленно, но протеста в глазах я не увидел, хотя опять не понял какого они цвета.
– Хочу показать, что то, чем мы занимались все-таки не «не так», но и местами даже довольно хорошо, к тому же… Ты сама просила меня всему научить, – повернув голову я задул наконец-то мешающую мне свечу, и только когда комната погрузилась в темноту втянул свою невесту в эту древнюю как мир игру, наконец-то поняв, чему она просила ее научить.
Глава 4
– Как ты смотришь на то, чтобы вместо обручения прошло полноценное венчание? – я поднял взгляд на Елизавету, которая вошла в кабинет, где я пытался упорядочить структуру будущего городка, опираясь на планы, переданные мне Ломоносовым, который, похоже, помогал Эйлеру их составлять. – Я подала очередное прошение в Синод, и они на этот раз ответили согласием.
– Правда? С чего такая милость? – положив перо на стол, я встал, потому что тетка, похоже, садиться не собиралась.