Великокняжеский вояж
Шрифт:
— Да, иначе зачем я вас вообще куда-то разрешал вам ехать? — я посмотрел на сидящих напротив механиков: один уже в возрасте, второй как бы не мой ровесник. Бахарев смотрел твердо и спокойно, а вот Ползунов весь искрутился. Видно было, что парень хочет что-то сказать или спросить, но по какой-то причине не может этого сделать. То ли боится получить категорический отказ, то ли опасается, что его высмеют, и, сдается мне, что все-таки дело во втором. Я снова перевел взгляд на Бахареве. — Я подумаю, на каком именно заводе вы начнете проводить работы и эксперименты.
— Благодарю, ваше высочество, — Бахарев совершенно успокоился и поклонился степенно, с чувством собственного достоинства. — Я буду с нетерпением ждать вашего решения, и надеюсь, что оно последует раньше, чем мы доберемся до конечной точки нашего путешествия.
— Я постараюсь, чтобы так оно и произошло, — кивнув Бахареву, я повернулся к Ползунову. — Ну что ты вертишься? Говори уже, что тебя до такой степени тревожит. — Ванька вздрогнул, вжал голову в плечи, посмотрел немного испуганно. Но вскоре пересилил неуверенность и боязнь и медленно произнес.
— Мы, когда ту паровую машину чинили... Я уверен, что можно поставить цилиндры таким образом, чтобы работа механизма не зависела от подачи воды, — выпалив это, он густо покраснел.
— Вот как, — я задумчиво посмотрел на него. — И как же она без пара будет работать эта твоя машина?
— Почему без пара? С паром, — Ползунов покраснел еще больше. — Только воду не надо подавать постоянно. И водяное колесо не нужно будет для нее. Это даже скорее огненная машина получится. И работать она сможет там, где нет возможности воду постоянно получать.
— Глупости не говори, — перебил ученика Бахарев. — Как ты вообще сможешь поршень подниматься без воды?
— Я уже делал, — Ванька насупился. — И у меня получилось.
— И почему же я не видел, что там у тебя получилось? — сварливо спросил Бахарев, нахмурившись и скрестив руки на груди. — Ты только говорил, что такое возможно, но даже чертежей не показал.
— Я хотел сначала все проверить, — Ползунов опустил глаза и говорил, разглядывая пол кареты. — И чертеж начисто нарисовал, и модельку собрал. И она работала! — он вскинул голову. — А потом мы убегать начали, и я сжег и чертеж и модель. То есть сначала разломал, а потом сжег.
— Так, стоп, — я остановил словесный поток, готовый вырваться изо рта Бахарева, поднял руку, словно бы блокировав любые его намерения дальше говорить и очень серьезно спросил Ползунова. — А воссоздать сможешь? И чертеж, и саму машину?
— Наверное, — ответил он, неуверенно пожав плечами. — Да нет, смогу, точно смогу.
— И, если получишь опять действующий образец, сумеешь проследить, чтобы настоящую машину сделали по твоим чертежам? — я прищурился. А Ванька снова пожал плечами и кивнул еще более неуверенно.
— Очень хорошо. Значит, поедешь на завод, который я выберу
Ко мне тут же подскочил Федотов.
— Коня, — коротко приказал я, а когда ко мне подвели моего коня, который не был еще расседлан, я вскочил на него и, повертевшись в седле, нашел взглядом Строганова и Воронцова, которые в это время продолжали спорить. За их спором с постными рожами наблюдали Петька, Турок и Олсуфьев.
— Ваше высочество, — дверь кареты открылась и оттуда высунулся Бахарев. — Мы не знаем, где наши лошади и...
— Да езжайте в карете, — я махнул рукой. — Кстати, а почему Ханстман не запатентовал свое изобретение? И почему он так странно пытался сохранить тайну? Ведь на мануфактуре все работы велись по ночам?
— Да, по ночам, — кивнул Бахарев. — А вот насчет всего остального... он квакер, — наконец, ответил Бахарев. — Я точно не понял, что они проповедуют, но там много запретов: нельзя портреты рисовать, нельзя клятвы давать, креститься. Я вот думаю, что патент — это что-то вроде обязательства или клятвы, а их квакерам никак нельзя.
— Угу, — я ненадолго задумался, затем тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. — Садитесь в карету. Вам никто не скажет спасибо, если вы задержите поезд, и мы будем вынуждены ночевать в чистом поле.
Развернув коня, я направил его прямиком к Румянцеву. Когда я подъехал, спорщики не обратили на меня внимания, увлеченно продолжая что-то выяснять между собою.
— И что же, они еще не подрались? — тихо спросил я у Петьки, который в этот момент покосился на меня.
— Не-а, — Румянцев покачал головой. — Какие-то они нерешительные. Я лично давно бы не выдержал и на дуэль вызвал бы.
— Кого? — я хмыкнул.
— Да кого угодно, — махнул рукой Румянцев. — Они оба мне уже надоели, хуже горькой редьки.
— А что все-таки не поделили? — я бросил взгляд на спорщиков: у Строганова лицо пошло красными пятнами, а Воронцов был просто красным, а ноздри у его довольно внушительного носа раздувались, как у быка, доведенного до крайней степени бешенства.
— Да я так и не понял. То ли завод этот трижды проклятый, то ли месторождение соли новое, которое Строгановы опять нашли. Хотя, все-таки завод. Роман Илларионович шибко недоволен, что Строгановы все месторождения соли умудрились забрать себе, так еще и завод медноплавильный поставили, хотя сами, вот тут я с Воронцовым полностью согласен, ничего не понимают в металлургии.