Великолепная Ориноко
Шрифт:
— Пожалуйста, дорогой мой Жан, позвольте мне все же не рисковать. По словам Гомо я хорошо представляю себе, где находится Санта-Хуана. Я составил подробный маршрут и надеюсь, если, конечно, мы не наткнемся на засаду, что торопиться нам не придется. А если, не дай Бог, все-таки придется, то мы будем рады, что сберегли для этого силы, и особенно ваши. Жаль только, что не удалось достать лошадь, это избавило бы вас от утомительной ходьбы.
— Спасибо, месье Эллок, спасибо, я просто не знаю, как мне благодарить вас за все, что вы для меня делаете!.. Я часто спрашиваю себя, как достигли бы своей цели сержант и его племянник, если бы Господь не позволил им встретить вас... Отправляясь в это путешествие, мы просто не могли себе представить, какие нас поджидают трудности! И все же... ведь вы же не собирались идти дальше Сан-Фернандо...
— Я должен был идти туда, куда шла мадемуазель де Кермор. Я знаю теперь, что отправился в путешествие по Ориноко именно потому, что мне было суждено повстречать вас. Так было угодно Провидению. И Провидению угодно было, чтобы я вел вас к миссии Санта-Хуана, а поэтому вы должны во всем полагаться на меня.
— На кого же еще я могу положиться, месье Эллок? У меня нет более надежного друга, — ответила девушка.
В полдень путешественники сделали привал на берегу Рио-Торрида. Хотя река была здесь не шире пятидесяти футов, ее бурные воды тотчас же поглотили бы смельчака, отважившегося переправиться вплавь на другой берег. Лишь утки и индейки скользили по ее поверхности. Гомо удалось убить из лука несколько птиц, но их оставили на ужин. Перекусили холодным мясом и сухарями из маниоки.
Отдохнув около часа, маленький отряд вновь отправился в путь. Спуски и подъемы становились все круче, а нескончаемый лес оставался таким же густым — те же деревья, те же заросли, тот же плотный колючий кустарник. Идя вдоль берега, путешественники встречали все же меньше препятствий, чем если бы они продирались напрямик через лес. Было совершенно ясно, что к вечеру, если ничто не помешает, они пройдут расстояние, запланированное Жаком Эллоком.
В лесу кипела жизнь. Тысяча птиц, звонко чирикая, порхали среди листвы. С ветки на ветку прыгали обезьяны, главным образом ревуны. Не слишком шумные днем, они устраивали оглушительные концерты утром и вечером. Среди пернатых Жермен Патерн с удовлетворением обнаружил огромное количество глухарей и черных лысух, появление которых свидетельствовало о близости восточного побережья. Обычно эти птицы покидают свои гнезда в расщелинах скал только ночью; теперь же, потревоженные в дневное время, они прятались от незваных гостей в листве матака, ягоды которых, обладающие таким же жаропонижающим действием, как и колорадито, служат им кормом.
Множество других птиц, кружась в изысканных пируэтах, перелетали с одного дерева на другое; самцы красовались перед самками. По мере продвижения на северо-восток водоплавающих птиц будет становиться все меньше. Жермен Патерн обнаружил также несколько гнезд, свисающих с ветвей деревьев на лианах и раскачивающихся словно качели. Из этих недоступных для пресмыкающихся гнезд раздавались звуки, не уступающие соловьиным трелям, и стайками вылетали трупиалы, не зря считающиеся лучшими певцами в поднебесье. Сержант Марсьяль и Жан вспомнили, что уже видели их однажды, прогуливаясь в окрестностях Кайкары.
Жермен Патерн не мог устоять перед соблазном сунуть руку в одно из гнезд. Но едва он протянул руку, как услышал крик Гомо:
— Осторожно! Осторожно!
Полдюжины трупиалов обрушились на отважного натуралиста, пытаясь выклевать ему глаза. Только с помощью Вальдеса и Гомо Жермену Патерну удалось отбиться от их яростных атак.
— Поосторожнее, дорогой, совершенно ни к чему возвращаться в Европу слепым или кривым, — сказал Жак Эллок другу, и был совершенно прав.
Жермен не стал спорить.
Из соображений безопасности следовало также держаться подальше от окаймлявших левый берег реки зарослей колючего кустарника: трава, без всякого преувеличения, кишела мириадами змей. А они не менее опасны, чем кайманы, живущие в водах Ориноко и на ее берегах. Но если кайманы в сухой сезон дремлют, зарывшись в тину, в ожидании дождей, то змеи бодрствуют и, притаившись в сухой листве, подстерегают добычу. Вальдес вовремя заметил двухметрового тригоноцефала и обратил его в бегство.
Что же касается тигров[130], медведей, оцелотов и других хищников, то с ними, к счастью, встретиться не пришлось, хотя очень может быть, что ночью лес огласится их ревом, и путешественникам придется выставить часовых вокруг лагеря. Пока же неприятности обходили путешественников стороной — они не встретили ни диких зверей, ни бандитов, что было бы гораздо опаснее. Однако Жак Эллок и Вальдес, ни слова не сказавшие своим спутникам о Хорресе и Альфанисе, ни на минуту не теряли бдительности. А потому шедший впереди Вальдес время от времени сворачивал влево, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь в чаще, и предупредить возможное нападение. Пройдя несколько сотен метров и не заметив ничего подозрительного, Вальдес возвращался и вновь шел рядом с Жаком Эллоком. Они без слов понимали друг друга.
Идя по узкой тропинке вдоль Рио-Торрида, путешественники по возможности старались держаться ближе друг к другу. Однако им не раз приходилось сворачивать в лес, чтобы обойти высокие утесы или глубокие рытвины. Река, вплотную подходя к подножию Серра-Паримы, неизменно текла на северо-восток. Гигантские пальмы вздымались на лесистых склонах противоположного берега. А за ними виднелась вершина горы, северный склон которой относился уже к системе Рораймы[131].
Жан и Гомо шли рядом по тропе, достаточно широкой для двоих путников. Они говорили о Санта-Хуане. Юный индеец подробно рассказывал о миссии, основанной отцом Эсперанте, и о самом миссионере, что, естественно, очень интересовало Жана.
— Ты его хорошо знаешь? — спросил он Гомо.
— Да, я его знаю, я его много раз видел... Мы с отцом целый год прожили в Санта-Хуане.
— Давно?
— Нет... в прошлом году, до начала сезона дождей. После того как кива разграбили деревню Сан-Сальвадор... Мы бежали туда вместе с другими индейцами.
— Вы нашли приют у отца Эсперанте?
— Да, он такой добрый! Он хотел, чтобы мы остались... некоторые и теперь живут там.
— А вы почему не остались?
— Так захотел мой отец. Мы ведь из племени банива, и он решил вернуться на свою землю. Он был перевозчиком на реке. У меня было маленькое весло, я уже в четыре года стал помогать ему грести.
Слова мальчика не удивили Жака Эллока и его спутников. Из рассказа французского путешественника они знали, что уже давно обращенные в католическую веру индейцы банива — лучшие моряки на Ориноко. Мать Гомо принадлежала к одному из восточных индейских племен, и поэтому отец его поселился в деревне Сан-Сальвадор, расположенной в стороне от истоков Ориноко. Покидая миссию Санта-Хуана, он подчинился инстинкту, манившему его на просторы льяносов между Сан-Фернандо и Кайкарой. Он поселился в этой убогой хижине в ожидании возможности наняться матросом на пирогу.
«И кто знает, какая участь постигла бы после смерти индейца его сына, если бы не вынужденная стоянка путешественников у пика Монуар?» — думала Жанна, слушая юного индейца.
Затем она снова заводила разговор о миссии Санта-Хуана и об отце Эсперанте. Мальчик подробно отвечал на все ее вопросы, описывал внешность испанского миссионера. «Он очень красивый... очень... — повторял Гомо. — У него седая борода и горящие огнем глаза». То же самое говорили об отце Эсперанте господин Мануэль Асомпсьон и негодяй Хоррес. И тогда в мечтах Жанна уже видела себя в Санта-Хуане... Отец Эсперанте радостно шел ей навстречу. Он рассказывал ей все, за чем она так долго шла к нему, — о том, что случилось с полковником де Кермором после его отъезда из Сан-Фернандо... И вот она уже знает, куда, покинув Санта-Хуану, направился он искать себе прибежище...