Великолепная пятерка

Гайдуков Сергей

— Шампанское, — улыбнулась Морозова.

— Ага, — кивнул Тёма.

Морозова открыла дверь. Глаза ее встретились с глазами человека, стоявшего в коридоре.

— Это шампанское, — сказала она, стоя спиной к Тёме. Потом она повернулась, и это было той последней секундой, когда Тёма чувствовал себя в безопасности. И секунда эта истекла. Следующая секунда ввергла Тёму в состояние животного ужаса и невероятного изумления от происходящего. Падение с тридцатиметровой высоты в воду или ледяной душ посреди жаркого дня едва ли могут сравниться с пережитым Тёмой ощущением.

Близость

с Морозовой он получил, но это оказалась близость совсем иного рода. Этой близостью он был ошарашен, напуган и раздавлен. Раздавлен не только морально, но и физически. Как ни тесен был Морозовой злосчастный розовый костюмчик, она превозмогла стеснение и с разворота бешеной кометой влетела в Тёму, подминая его под себя коленями и заламывая тощие руки программиста. Верхом цинизма было бы заткнуть Тёме рот горячим поцелуем, но Морозова на такое зверство не пошла — просто прижала программиста лицом к полке, чтобы не мог шевельнуться. Удержание длилось секунд семь-восемь. Морозова услышала, как закрылась дверь купе и щелкнул замок. Это означало, что Кирсан внутри и что Кирсан действует. С едва слышным треском отделился кусок скотча, Морозова резко оторвала голову Тёмы от полки, и Кирсан наложил на онемевшие губы липкую печать. В результате последующих скорых и отработанных многоразовыми практиками действий Тёма оказался привязанным к столу так, что руки его оказались под столом, а подбородок лежал на столе, и Тёма даже мог слегка подвигать головой — но только слегка.

Между тем Кирсан создавал в купе рабочую обстановку — он опустил светонепроницаемую штору на окно, вытащил из тайника заблаговременно спрятанный там Монголом малокалиберный «ПСМ» и бросил его Морозовой, затем извлек Тёмин чемодан и вскрыл его, чтобы потом внимательно прощупать содержимое длинными чуткими пальцами. Сделав это, он посмотрел на Морозову и разочарованно поджал губы — кроме денег, в чемодане не было ничего ценного. Впрочем, деньги тоже для Морозовой и Кирсана не были ценностью. Их интересовало другое.

— Артемий Николаевич Ловачев, — сказала Морозова, навинчивая глушитель на ствол пистолета прямо перед носом Тёмы. — Шампанского не будет. Будет сугубо деловой разговор.

Глушитель встал на свое место. Тёма смотрел на него, как на змею, изготовившуюся к броску. Кирсан бессловесной тенью стоял у двери. Где-то снаружи курсировал Монгол. Еще в поезде был Дровосек. Все они слушали, что происходит в купе. Все они ждали.

— Мы знаем про тебя все, — сказала Морозова тоном, от которого Тёме совершенно расхотелось сомневаться в правдивости слов своей попутчицы. — Мы знаем, чем ты занимаешься. Мы знаем, где ты живешь в Питере. Мы знаем, что это за деньги. И самое главное, — Морозова осторожно коснулась глушителем кончика Тёминого носа. — Мы знаем, что ты хочешь жить. Но это будет не так просто сделать, потому что уже слишком много сделано, чтобы ты не жил.

Морозова дала Тёме несколько секунд на осознание этого факта. Пистолет с глушителем у носа играл роль решающего доказательства.

— Как ни крути, — продолжила Морозова, — а вариантов у нас всего два. Вариант первый — я пускаю тебе пулю в башку. Вариант второй — ты едешь дальше в Питер. Деньги остаются у тебя.

Она снова сделала паузу. Некоторые особи под дулом пистолета начинают соображать что твой Эйнштейн, но большинство катастрофически тупеет. Им приходится все объяснять медленно и доступно.

— Тебе интересно, в чем же фокус. В чем разница. Фокус в том, что второй вариант ты должен купить. Но не деньгами. Ты покупаешь второй вариант за разговор. Разговаривать будешь с ним, — Морозова кивнула в сторону Кирсана. — А темой разговора будет твоя последняя работа. Та самая, за которую тебе заплатили кучу бабок. Ты расскажешь все, что знаешь. Не соврешь ни словом. И когда разговор закончится, мы уйдем. И ты нас больше никогда не увидишь. И никто никогда не узнает, что такой разговор состоялся. Если, конечно, ты сам не захочешь кому-то разболтать. Но, мне кажется, ты не захочешь.

Левое Тёмино веко стало подергиваться.

— У тебя куча денег, — напомнила Морозова. — Они останутся у тебя. Мы их не тронем. Ты приедешь в Питер и будешь делать то, что захочешь. Будешь жить так, как захочешь. Если наш разговор состоится. Иначе в Питере будут встречать труп. Твоя мама очень огорчится. Все твои друзья очень огорчатся. Особенно огорчится Эдик Будинский, ведь вы с ним собирались делать совместную фирму, а раз не будет тебя и твоего взноса, то не будет и фирмы. Все пойдет прахом. Из-за твоей неразговорчивости.

Снова пауза.

— Хорошо подумай, — сказала Морозова. — Не торопись. Когда тебе снимут ленту со рта — не кричи. Не зови на помощь. Это бесполезно. Это будет означать, что ты выбрал первый вариант. Я выстрелю тебе в голову и уйду. Мне будет жаль тебя, но я это сделаю.

Пауза.

— Соберись с мыслями, Тёма. Когда тебе позволят говорить, будь добр, скажи что-нибудь умное.

Морозова взвела курок, а Кирсан присел рядом с Тёмой, взялся за край липкой ленты и неторопливо отодрал ее от кожи.

— Ну, — сказала Морозова. Кирсан слегка хлопнул Тёму между лопаток, будто это должно было помочь словам легче вылетать наружу.

— Они же меня убьют, — прошептал Тёма.

— Это умно, — согласилась Морозова.

— Они меня убьют, если узнают...

— Может быть, — сказала Морозова. — Тут много слов «может быть». Может быть, они узнают. Может быть, они решат тебя наказать. Может быть, они тебя найдут. Может быть, тебя убьют. А я убью тебя сейчас и совершенно точно. — Голос ее походил на звенящую сталь клинка, изготовленного к схватке с неминуемым кровавым исходом. — Без всяких «может быть».

Лицо Тёмы сморщилось, глаза закрылись, губы сжались в прямую линию, подбородок задрожал. Было странно наблюдать эти метаморфозы человеческой физиономии по соседству с неподвижным лицом Кирсана. Будто бы рядом сидели не два молодых человека примерно одного возраста, а два совершенно разных существа с разной температурой крови и с разной степенью подвижности лицевых мышц.

— Но вы же... — прошлепал непослушным языком Тёма. — Вы же можете меня и сейчас... Когда я все расскажу... Возьмете деньги...