Великолепная семёрка
Шрифт:
Впрочем, и уже сделанных запасов мне вполне хватало. Под неусыпным руководством Лили дикие кроманьонки исправно собирали желуди, таскали сено, собирали грибы и ягоды. Так что на зиму у нас всегда были полные погреба сушеных и соленых грибов (соли я успел натаскать почти три тонны, хватит надолго), рыбы, мяса в мороженом и живом виде. А так же овощи, мед, зерно — всего было в достатке.
С окончанием полевого сезона я устраивал для старших детишек «школу», в которой рассказывал как правильно применять трехпольную систему, как выращивать овощи, как ловить рыбу и ухаживать за животными и птицей. На уроках труда я лепил с детишками
Так прошло еще десять лет.
Глава 11
Поскольку трудился я буквально не покладая рук, племя мое потихоньку разрасталось. В нем было уже больше сотни человек, из которых больше трех десятков уже довольно успешно трудилось. Уже и несколько внуков моих народились. И я потихоньку стал отлынивать от работы, благо подросшие детишки сами уже вполне справлялись с текущими делами.
Лили и три подросших девочки-неандерталки, которых я без затей назвал Меме, Бебе и Нюню, поддерживали в племени приличную дисциплину и все были счастливы. Одно беспокоило Главную Укротительницу: наши постоянные попытки никак не приносили совместного потомства. И она время от времени отправлялась на поиски соплеменников, чтобы решить эту задачу. Но задача решаться не спешила — насколько я понял, Хомо в любом виде были пока довольно редкими животными на планете.
Однако кто ищет, тот всегда найдет: к исходу восемнадцатого года моего пребывания тут Лили привела к моей уже немаленькой деревеньке небольшое племя неандертальцев. Совсем небольшое, в нем было трое мужчин в возрасте от лет четырнадцати до двадцати-двадцати двух и одна женщина с ребенком лет трех. Они перезимовали в старой стойбище наманов, которое Лили сохраняла в рабочем состоянии все эти годы, но весной собрались уходить. Хозяйственная деятельность сильно сказалась на окружающей природе, и им это очень не понравилось.
Ушли с племенем и мои неандерталки. Впрочем, перед уходом насовсем все племя куда-то смоталось недели на три, и в качестве «выкупа» притащили мне еще одну кроманьонку.
От прежних она отличалась тем, что была светлокожей, русой, с серо-голубыми, как у наманов, глазами, умела разговаривать и много чего делать руками. Лили сказала, что это — редкий представитель вида Хомо, из тех, которые живут где-то севернее, и жила она с детства в другом племени неандертальцев, а потому не дикая, а вовсе даже домашняя. И зовут ее Эйва.
Эйва была девкой молодой, но заводной, так что диких я тут же исключил из перечня ежедневного применения. И оказалось, что этим я совершил большую ошибку.
Все остальные тут же сильно обиделись. Я попытался объяснить хотя бы старшим детишкам, что мне просто лучше с девицей, обладающей мозгом, чем с дикими самками. Но народные массы начали кричать что они не дикие, а давно уже укрощенные, а я же, гад, им назло продался мозгалям.
Образование, оказывается, это страшная вещь. Среди этих «укрощенных» родилась мысль, что я их мало уважаю, и поэтому должен за это немедленно поплатиться. Платиться я, по мысли народных масс, должен был где-то в начале января — они как раз к этому времени созрели. Хорошо что я не начал обучать детишек владению огнестрелом, так что мне удалось отстоять дом и отбиться, хотя пострелять пришлось не только из Парабеллума, но их MG-42. А на следующий день все укрощенные
Ушли они не просто так. Они забрали всех (уже кое-как приученных) лошадок, волов, коров, почти всех свиней и перепелов, вынесли подчистую все из амбаров и погребов — за исключением тех, что были в моем доме. Хорошо еще что трактора стояли в пристройке.
Я проследил следы саней до Днепра. Там они повернули куда-то вверх по реке и, километров через двадцать, следы скрылись под свежевыпавшим снегом. Ладно, ушли далеко, ну и ладно — надеюсь назад они не вернутся.
Они не вернулись.
Глава 12
Прошло еще тридцать лет. Лили со своей новой семьей все-таки вернулась через год, и с помощью неандертальцев мне довольно быстро удалось восстановить порушенное хозяйство. Вдобавок, как оказалось, Лили кочевала где-то уж очень далеко и оттуда принесла, помня мои рассказы о куриных яйцах, с дюжину кур в клетках. Куры были какие-то ярко-рыжие, но яйца они несли вполне правильные, да и петухи кукарекали как положено.
Да, в семьдесят лет видно — напрасно прожита жизнь или с пользой. Обходя свою деревушку, я мог констатировать, что уж свою-то жизнь я прожил не зря. Конечно, я не построил промышленных гигантов и не развил науки до невиданных высот. Запасы Петровича постепенно подходили к концу, и замены им не было. Хорошо еще что удалось остатки этих запасов перетащить на новое место.
Старое пришлось покинуть из-за моих расплодившихся потомков. Конечно я мог их просто перестрелять, но жалко было. Так что десять лет назад, построив несколько барж, я погрузил на них все свое хозяйство и перекочевал в более удобные места. Перекочевали со мной и десяток наиболее сообразительных из моих первых детишек, те, что вернулись с покаянием в течение пары лет после «исхода». Кочевали мы все лето, но нашли себе спокойное место, недалеко от впадения Нерли в Клязьму. Если бы не наманы с прирученными мамонтами, то фиг бы мы перетащили баржи из Дона в Волгу. Зато места вокруг — красотища!
Кроме разглядывания красот я занимаюсь и обучением детишек, на большее уже сил не хватает. Детишки, как всегда, непослушные, поэтому воспитывать их приходится довольно жестко. Они меня даже прозвали «дед Какдам»! Старшие, их по матерям тут кличут «чернецами», тоже детишек воспитывают, но по своему. Историю им рассказывают. Правда несколько своеобразно. Послушать их, так пришел я с неба, и потом с неба мне послали первую жену Лили. Лили была плохой, поэтому ее забрали и прислали новую, Эйву. И вот от меня и Эйвы и пошли все люди. А Лили иногда приходит и людей наказывает.
Лили со своим племенем осталась где-то у Волги, мамонтов там много, им это нравится. Иногда, раз в год-два, приезжает в гости. И мне есть что ей показать!
Два десятка добротных изб-пятистенок на высоком берегу Клязьмы, недалеко — на Нерли — все еще крутится турбина электрогенератора, в кузнице крепкие парни куют подковы, лемеха к плугам, косы и гвозди, в амбарах хранятся запасы зерна на три года. Над крайней — моей — избой вздымается шестигранная наблюдательная башня, украшенная крышей-луковкой, и на перекладине в ней висит колокол — чтобы предупредить всех, если на горизонте появятся враги. В избе моей горит «неугасимый свет» — лампочек осталось всего пара десятков, так что я их теперь не выключаю чтобы не перегорели. Вокруг села — частокол, более от зверей чем от людей. Мое село!